Первый человек - [73]

(Тогда великая безымянность станет плодотворной, она примет и меня — и я вернусь в эту страну.)

*

Восстание. Ср. «Будущее Алжира», стр. 48, Сервье.

Молодые политические комиссары из ФНО называли себя Тарзанами.

Да, я командую, убиваю, живу в горах, под дождем и солнцем. Что ты можешь мне предложить лучше: чернорабочий в Бетюне?

Мать Саддока, ср. стр. 115.

*

Перед лицом… на самой древней земле мира мы — первые люди — не люди упадка, как кричат в [] газетах, а люди робкой и новой зари.

*

Мы дети без Бога и без отца, и наставники, которых нам предлагали, были нам противны. Мы жили без высшего закона. — Гордость.

*

Так называемый скептицизм новых поколений — ложь.

С каких пор честный человек, отказывающийся верить лжецу, называется скептиком?

*

Высота писательского ремесла в сопротивлении гнету, и следовательно, в согласии на одиночество.

*

То, что помогло мне выдержать превратности судьбы, поможет мне, наверно, принять и ее чрезмерную милость. А поддерживало меня главным образом высокое, очень высокое представление об искусстве.

Не потому, что искусство для меня превыше всего, а потому, что оно ни от кого не отгораживается.

*

Исключение составляет [античность].

Писатели начали с рабства.

Они завоевали себе свободу — речь не идет о []

*

К.Х.: Все, что раздуто, ничтожно. Но мсье К.Х. был ничтожным и прежде. Ему захотелось присовокупить одно к другому.

ДВА ПИСЬМА

19 ноября 1957

Дорогой мсье Жермен,

я дал немного улечься шуму, который окружал меня в последние дни, чтобы поговорить с Вами от души. Мне оказали слишком высокую честь, которой я не добивался и не искал. Но когда я узнал об этом, то первая моя мысль, после матери, была о Вас. Без Вас, без Вашей доброй руки, которую вы протянули когда-то нищему мальчишке, без Ваших уроков и Вашего примера, ничего бы этого не произошло. Я не преувеличиваю значение успехов такого рода. Я просто пользуюсь случаем сказать Вам, чем Вы были и что Вы есть для меня, и еще раз напомнить, что Ваши усилия, Ваша работа и Ваша душевная щедрость по-прежнему живы для одного из маленьких школьников, который, несмотря на свой теперешний возраст, остается Вашим благодарным учеником. Крепко обнимаю Вас.

Альбер Камю.

Алжир, 30 апреля 1959

Дорогой мальчик,

я получил посланную тобой книгу «Камю», которую ее автор, мсье Ж.-Кл. Брисвиль, имел любезность мне надписать.

Я не знаю, как выразить радость, которую ты мне доставил своим трогательным вниманием, и какими словами тебя благодарить. Если бы я мог, я бы крепко обнял этого мальчика, который давно вырос, но всегда останется для меня «моим маленьким Камю».

Книгу я еще не прочел, только заглянул в первые страницы. Кто такой Камю? По-моему, тем, кто пытается разгадать твою личность, это не вполне удается. В тебе всегда была инстинктивная сдержанность, не позволявшая полностью раскрыть себя, свои чувства. При этом ты человек простой и прямой. И к тому же добрый! Я заметил это еще в школе. Педагог, который хочет делать свое дело добросовестно, не упускает случая узнать получше своих учеников, а эти случаи представляются каждую минуту. Ответ, поза, жест бывают чрезвычайно красноречивы. Поэтому я считаю, что хорошо знал симпатичного маленького человечка, каким ты когда-то был, а ведь в ребенке уже угадывается характер взрослого. Тебе нравилось в школе, и это проявлялось во всем. Твое лицо всегда выражало жизнерадостность. Присматриваясь к тебе, я никогда не подозревал о подлинном положении твоей семьи. Я лишь мельком обратил на это внимание, когда твоя мама пришла ко мне по поводу зачисления тебя в список кандидатов на стипендию. Но тогда мы уже должны были вскоре расстаться. А до той поры мне казалось, что ты находишься в равном положении со своими товарищами. У тебя всегда было все, что нужно. И ты, и твой брат были хорошо одеты. Думаю, это самая высокая похвала твоей матери.

Но вернемся к книге мсье Брисвиля. В ней много иллюстраций, и я с большим волнением увидел фотографию твоего покойного отца, которого всегда считал «своим товарищем». Мсье Брисвиль упоминает и обо мне — хочу его за это поблагодарить.

Я видел список — который становится все длиннее — посвященных тебе работ. И мне очень радостно, что слава (это чистая правда) не вскружила тебе голову. Ты остался Камю: браво!

Я с интересом следил за всеми сложными перипетиями пьесы, которую ты инсценировал и поставил: «Бесы». Я слишком люблю тебя, чтобы не желать тебе самого большого успеха — такого, какого ты заслуживаешь. Мальро хочет дать тебе театр. Я знаю, это твоя страсть. Но… сможешь литы успешно совмещать столько разных дел? Я боюсь, что ты не щадишь своего здоровья. Позволь мне как старому другу напомнить тебе, что у тебя чудесная жена и двое детей, которым нужен муж и папа. Знаешь, что говорил нам директор нашей Нормальной школы? Он был очень, очень строг к нам, и это мешало нам понять, почувствовать, что он по — настоящему любил нас. «У природы есть большая книга, — говорил он, — куда она тщательно заносит все ваши излишества». Признаюсь, это мудрое предупреждение не раз удерживало меня, когда я уже готов был об этом забыть. Так что смотри, постарайся сохранить чистой страницу, отведенную тебе в Великой Книге природы.