Первый чекист - [15]
Всеобщая забастовка в Домбровском бассейне по традиции начиналась всегда с сирены самого крупного здесь завода «Гуты Банковой», находящегося в Сосновицах. Но «Гута» молчала.
В тот же день Дзержинский выехал в Сосновицы.
Не знал он, что в Сосновицы раньше него прибыл Лощинский.
Не рассчитывая на свой авторитет, Лощинский первым делом связался с управляющим завода, предупредил о возможных беспорядках и довольно откровенно намекнул, что неплохо было бы привлечь воинские части. Управляющему не надо было объяснять, он сразу все понял. На завод был вызван и спрятан, чтоб не привлекать внимания рабочих, отряд солдат. Ни Дзержинский, ни встретившие его в Сосновицах товарищи не знали об этом. Они подошли к заводу, когда ворота уже закрывались после обеденного перерыва. Еще секунда, и тяжелые створки ворот сомкнутся. Тогда во двор завода не попасть. Раздумывать было некогда — подавшись вперед, Дзержинский вставил ногу в узкую щель между створками. Сразу все тело пронзила острая боль, но Дзержинский не отдернул ногу. «Только бы попасть во двор, — думал он, — только бы встретиться с рабочими!» Сторожа били по ноге, несколько человек навалились на створку, прижимая ногу и надеясь, что боль заставит Дзержинского убрать ее. Но он терпел. А товарищи нажимали на ворота с другой стороны. Еще немного, еще одно усилие! Ворота начали поддаваться. И вот уже Дзержинский во дворе. Он сразу оценил обстановку, увидев тысячную толпу рабочих и возвышающуюся над ними фигуру Лощинского: управляющий заводом разрешил рабочим собраться на митинг, чтоб послушать националистов. Это надо использовать. Дзержинский молниеносно очутился рядом с Лощинским.
— Мы не можем победить в одиночку, без русского пролетариата, — заговорил Дзержинский. — Задача наших врагов — расколоть нас, наша задача — объединиться. Только тогда мы будем сильны, будем непобедимы. Если мы позволим войскам уйти в Москву — они задушат там русских рабочих и вернутся сюда, чтобы расправиться с нами. Вот почему я призываю вас объявить забастовку — всеобщая забастовка уже назрела. Очередь лишь за вами.
Лес рук поднялся над заводским двором — «Гута Банкова» голосовала за забастовку. Сейчас рабочие «Гуты» должны прекратить работу и сиреной сообщить об этом другим заводам.
Но в эту минуту со стороны доменного цеха показались солдаты. Рабочие начали медленно отступать. И вдруг мощная сирена — сигнал к забастовке — прорезала тишину. Воспользовавшись суматохой во дворе, Дзержинский и его товарищи узнали, где находится сирена, и, пока солдаты очищали двор, пробрались к ней. В тот же миг все остальные звуки потонули в мощном голосе сирены.
Не сразу опомнились солдаты, а когда они добрались, наконец, до сирены и выключили ее — уже ревели десятки сирен на других заводах и фабриках, сообщая о начале всеобщей забастовки.
Через несколько минут улицы Сосновиц заполнили казаки с пиками наперевес и солдаты с примкнутыми к винтовкам штыками. Все было приведено в боевую готовность. Одновременно был оцеплен вокзал, окружены заводы, установлены посты на дорогах. Всюду шныряли переодетые полицейские, сыщики, шпики. Они искали Дзержинского.
А Дзержинский в это время был уже далеко — рабочие вывели его из города только им одним известным путем. И едва он успел добраться до Варшавы — началась забастовка на железной дороге. Польские железнодорожники остановили эшелоны, шедшие на подавление восстания в Москве.
ЮЗЕФ ОТЛИЧАЛСЯ НЕОБЫЧНОЙ НАХОДЧИВОСТЬЮ И ХЛАДНОКРОВИЕМ В МИНУТЫ ОПАСНОСТИ, БЫСТРОТОЙ СООБРАЖЕНИЯ И РЕШИТЕЛЬНОСТЬЮ. ЭТО НЕ РАЗ СПАСАЛО ЕГО И ЕГО ТОВАРИЩЕЙ ОТ АРЕСТА.
С. С. Дзержинская
КЛЮЧ И ЧЕМОДАН
До отхода поезда было еще достаточно времени, но Дзержинский заметил, что его спутник Ян Ганецкий то и дело нервно поглядывает на часы.
— Спокойно, Ян, — тихо сказал Дзержинский, и Ганецкий понял, что и Юзеф обратил внимание на стоявшего в стороне полицейского: что-то уж очень внимательно поглядывал полицейский в их сторону.
В ожидании поезда на Лодзь Дзержинский и Ганецкий сидели в буфете на вокзале. Прекрасно одетые, они были похожи на богатых дельцов или коммерсантов, и вряд ли им стоило бояться полиции, тем более что у обоих имелись надежные паспорта. Но это путешествие, как и этот маскарад, были затеяны ради большого чемодана, стоящего рядом со столиком. Конечно, сам по себе чемодан не мог вызвать подозрения — у богатых путешественников, вполне естественно, мог быть такой чемодан. И тем не менее полицейский то и дело косился на этот чемодан. Проверка документов, проверка вещей, даже обыски без всяких оснований были в то время явлением совсем не редким. Ну, а что, если полицейские вздумают поинтересоваться содержимым чемодана?! Хотя бы так просто, на всякий случай? А чемодан ведь был до отказа набит нелегальной литературой, которую ждали в Лодзи.
Делая вид, что изучает меню, Дзержинский внимательно наблюдал за полицейским. Вот он подошел к другому, что-то сказал ему, слегка кивнув в их сторону. Другой полицейский скользнул глазами по фигурам сидящих за столиком, внимательно посмотрел на чемодан и пожал плечами.
— Ясно, — негромко сказал Дзержинский, не отрываясь от меню, — их смущает чемодан, но толком они еще ничего не знают.
