Первый блицкриг. Август 1914 - [172]

Галлиени немедленно после получения устного согласия Жоффра дать ему 6-ю армию выехал на север, чтобы познакомиться с приданными ему войсками. Слишком поздно, думал он, глядя на запрудивших дороги беженцев, направлявшихся и Париж. На их лицах он читал «ужас и отчаяние». На северо-востоке, в Понтуазе, неподалеку от Парижа, куда подходили 31-я и 62-я дивизии, царили неразбериха и паника. Солдаты, которым пришлось при отступлении участвовать в ожесточенных боях, шли усталые, многие из них были в крови и бинтах. Посовещавшись с генералом Эбенером, Галлиени отправился в Крей на Уазе, в пятидесяти километрах севернее Парижа, где встретился с Монури. Он приказал ему взорвать мосты через Уазу при отходе к Парижу, сдерживать, насколько возможно, натиск противника и ни в коем случае не допустить, чтобы враг оказался между его войсками и столицей.

В столице, куда он поспешил вернуться, Галлиени ждало более радостное зрелище, чем беженцы, — великолепные зуавы 45-й дивизии маршировали вдоль бульваров, направляясь на отведенные им места на позициях. Своими яркими куртками и шароварами, трепетавшими на ветру, они произвели сенсацию и немного повеселили и подбодрили парижан.

Однако в министерствах ощущалась гнетущая атмосфера. Мильеран сообщил президенту о «безрадостных» фактах: «Нашим надеждам не суждено сбыться… Мы отступаем по всему фронту: армия Монури отходит к Парижу…» Как военный министр Мильеран отказался взять на себя ответственность за безопасность правительства, если оно не покинет завтра, к вечеру второго сентября, Париж. Пуанкаре переживал «самый печальный момент» в своей жизни. Было решено переехать в Бордо всем без исключения, чтобы общественность не делала выпадов в отношении личных качеств тех или других министров.

Галлиени, возвратившийся в Париж в тот же вечер, узнал от Мильерана, что вся военная и гражданская власть в жемчужине европейских городов, подвергшегося угрозе осады, переходит в его руки. «Я останусь один, если не считать префекта Сены и префекта полиции», который, как выяснил Галлиени, приступил к исполнению своих обязанностей не более часа тому назад. Прежний префект, Эннион, узнав об отъезде правительства, наотрез отказался оставаться в городе. Получив официальное распоряжение, что префекту надлежит быть в городе во время осады, он подал в отставку «по причине плохого здоровья». Галлиени отъезд правительства давал по меньшей мере одно преимущество — прекратили свою болтовню проповедники идеи открытого города: они лишились юридической зацепки, и военный губернатор теперь мог беспрепятственно заниматься вопросами обороны столицы. Он предпочел бы обойтись без министров, однако «одному или двоим из них следовало бы остаться в столице для приличия». Это было несправедливостью по отношению к тем, кто не хотел покидать осажденный город, но Галлиени испытывал к политическим деятелям безграничное презрение.

Полагая, что немцы подойдут к воротам города через два дня, Галлиени и его штаб всю ночь не спали, разрабатывая диспозиции для боев севернее города, между Понтуазом и рекой Урк, то есть на фронте протяженностью в шестьдесят километров. Урк — небольшой приток Марны, впадающий в нее восточнее Парижа.

В тот же вечер в главный штаб поступила информация, которая могла бы избавить правительство от необходимости бежать из столицы. Днем капитану Фагальду, офицеру разведки 5-й армии, принесли портфель. Он принадлежал германскому кавалерийскому офицеру армии Клюка. Автомобиль, в котором ехал этот офицер, обстрелял французский патруль. В портфеле убитого немца были различные документы, в том числе карта с пятнами крови, показывающая ход наступления каждого корпуса Клюка и пункты, которые должны быть достигнуты в конце каждого дневного перехода. Армия, как следовало из карты, двигалась в юго-восточном направлении от Уазы к Урку.

Главный штаб правильно истолковал смысл находки капитана Фагальда. Клюк намеревался проскользнуть между 5-й и 6-й армиями, пройдя неподалеку от Парижа с тем, чтобы обойти и смять левый фланг основных французских сил. Офицеры главного штаба пришли к заключению, что Клюк временно отказался от штурма Парижа, однако никто из них не шевельнул пальцем, чтобы изложить эти выводы правительству. На следующее утро полковник Пенелон, офицер главного штаба по связи с президентом, сообщил Пуанкаре новость об изменении движения армии Клюка. Но никаких предложений Жоффра о том, что правительству не следует покидать город, он не привез. Напротив, главнокомандующий просил обратить внимание правительства на необходимость отъезда, поскольку намерения Клюка неясны, а его части уже вышли к Санлису и Шантийи, в тридцати километрах от столицы. Очень скоро Париж окажется под прицелом германских орудий. Трудно сказать, какое значение придали Пуанкаре и Мильеран этому маневру Клюка, но во время войн и кризисных ситуации обстановка не кажется такой определенной и ясной, как многие годы спустя. Паническая спешка охватила всех. Пройдя сквозь агонию принятия решения, правительство не находило сил, чтобы изменить его. Мильеран, во всяком случае, твердо стоял за отъезд.