Первый арест. Возвращение в Бухарест - [141]
Под конец беседы, когда мы спросили напрямик, намерена ли царанистская партия заявить протест против незаконных арестов студентов, крестьянские деятели переглянулись, почесали головы и внезапно вспомнили, что они отбывают на днях в Эфорию[83], так что времени для протеста не будет. Они едут в Эфорию работать. Господин Вайда давно там работает — с самого начала купального сезона. Теперь туда едут работать господин Маниу, господин Попович и все остальные видные деятели партии. В Эфории идет работа над проектом новой программы царанистов — надо уточнить теоретические проблемы Крестьянского Государства, и это займет, очевидно, весь пляжный сезон. К осени, когда они вернутся в Бухарест, мы можем снова увидеться. К тому времени Новая Программа партии будет совершенно готова. К тому времени, возможно, изменится политическая конъюнктура. К тому времени… Мало ли что может случиться к тому времени?
«Сукин сын этот экономист, — сказал Дим, когда мы снова вышли на улицу. — Я, кажется, видел его фамилию в фашистской газете «Буна вестире» в списке предателей. Они намекают на то, что его следует кокнуть, а он кудахчет, что фашистской опасности нет. Честное слово, я совсем не пожалею, если они его пристукнули. Вы согласны?» — «Ни в коем случае, — сказал Неллу. — Это означало бы, что мы желаем успеха Железной гвардии». — «А какая между ними разница? — спросил Виктор. — Разве не царанисты расстреливали железнодорожников в прошлом году в Гривице? Кстати, вот эта самая обезьяна, которая была министром, танцевала в ту ночь румбу на балу. Все это одна система!» — «Нет, ты не прав, — горячился Неллу. — Одно дело — царанистские вожди, другое — массы. Вы не понимаете тактики Народного фронта». — «Я отлично понимаю тактику, — сказал Дим, — но если легионеры отрежут ему уши, я ни капельки не пожалею».
Над городом сгущались сумерки. Мы долго бродили по бульварам, где пахло прелыми листьями каштанов и жареными мититей, и без конца говорили о том, что все буржуазные деятели одним миром мазаны, все они толстопузые и лживые воротилы, интересующиеся только дивидендами, подрядами, министерскими портфелями и улыбками рыжей потаскухи мадам Лупеску — любовницы короля. Вот эта обезьяна с бриллиантовой булавкой уверяет, что завидует нам, а сам он, между прочим, едет на море загорать и глотать устрицы, запивая их шампанским, в то время как мы будем топать по раскаленному асфальту, есть фасоль с сосисками у Хердана[84] по семь лей порция и проверять на каждом перекрестке, нет ли за нами хвоста.
Пока мы ходили по редакциям, спорили с царанистскими деятелями и придумывали новые формы мобилизации общественного мнения, в Бухарест приехал отец Пауля и в два счета освободил сына из тюрьмы. Мы ничего об этом не знали, пока не увидели самого Пауля, бледного, осунувшегося и страшно сконфуженного, — его привел с собой Виктор на нашу очередную встречу в маленьком сквере на площади Икоаней. При виде Пауля мы все, конечно, разинули рты. У Неллу немедленно вспотели очки.
— Ты откуда свалился, Пауль?
Он покраснел и начал лепетать что-то невразумительное:
— Я не виноват… Честное слово, ребята, я тут ни при чем… Меня вчера освободили, но я не виноват… Это все отец…
— Как так отец?
— Очень просто — дал, наверное, взятку. Я ничего не знал. Вчера, как только принесли баланду, которую они там называют супом, меня вызвали в канцелярию с вещами…
Пауль говорил о своем освобождении из тюрьмы таким тоном, словно случилось несчастье. Вся эта история действительно выглядела чертовски неприятно — остальные продолжают сидеть, а за него папаша дал взятку, и вот тебе, пожалуйста, он свободен. Слушая его рассказ, мы тоже чувствовали себя прескверно. Столько недель мы бились, составляли письма протеста, выпустили две листовки, ходили по редакциям впустую. А тут явился богатый папенька и устроил все в два счета.
— Революционер не оставляет товарищей в беде, — мрачно сказал Неллу.
— Революционер не станет торчать в тюрьме, если есть возможность из нее выйти, — сказал Дим.
Мнения разделились. Неллу продолжал утверждать, что Пауль должен был ждать, пока его освободит солидарность рабочих масс. «Вот как! — сказал Дим. — Чтобы вытащить ребят из тюрьмы, мы бегали высунув язык по городу, собирали подписи, посещали разных проституток на улице Сэриндар — так это или не так? А теперь, когда один из наших товарищей свободен, мы делаем вид, что случилась беда. Он же ничего плохого не сделал. Разве он давал им какие-нибудь обещания? Правда, остальные все еще сидят, но я вас спрашиваю, товарищи, неужели им станет легче оттого, что Пауль снова вернется в кутузку?» — «Да что там говорить, — сказал Виктор, — мы обязаны использовать загнивание буржуазной системы. В общем, я за свободу и по случаю освобождения Пауля предлагаю выпить по маленькой, конечно за его счет». Пауль оживился и забормотал: «Честное слово, до чего же мне приятно снова быть с вами, ребята». Но тут неожиданно взорвался Дим и сказал, что никакой выпивки не будет, Пауль не должен думать, что если он его не осуждает, то это значит, что он согласится воспользоваться треклятыми деньгами папаши-капиталиста. Если у Пауля есть лишние деньги, пусть сразу отдает их в МОПР, и конец делу…
Илья Давыдович Константиновский (рум. Ilia Constantinovschi, 21 мая 1913, Вилков Измаильского уезда Бессарабской губернии – 1995, Москва) – русский писатель, драматург и переводчик. Илья Константиновский родился в рыбачьем посаде Вилков Измаильского уезда Бессарабской губернии (ныне – Килийский район Одесской области Украины) в 1913 году. В 1936 году окончил юридический факультет Бухарестского университета. Принимал участие в подпольном коммунистическом движении в Румынии. Печататься начал в 1930 году на румынском языке, в 1940 году перешёл на русский язык.
Виднейший представитель критического реализма в румынской литературе, Й.Л.Караджале был трезвым и зорким наблюдателем современного ему общества, тонким аналитиком человеческой души. Создатель целой галереи запоминающихся типов, чрезвычайно требовательный к себе художник, он является непревзойденным в румынской литературе мастером комизма характеров, положений и лексики, а также устного стиля. Диалог его персонажей всегда отличается безупречной правдивостью, достоверностью.Творчество Караджале, полное блеска и свежести, доказало, на протяжении десятилетий, свою жизненность, подтвержденную бесчисленными изданиями его сочинений, их переводом на многие языки и постановкой его пьес за рубежом.Подобно тому, как Эминеску обобщил опыт своих предшественников, подняв румынскую поэзию до вершин бессмертного искусства, Караджале был продолжателем румынских традиций сатирической комедии, подарив ей свои несравненные шедевры.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
Герои новой повести «Зеленый остров» калужского прозаика Вячеслава Бучарского — молодые рабочие, инженеры, студенты. Автор хорошо знает жизнь современного завода, быт рабочих и служащих, и, наверное, потому ему удается, ничего не упрощая и не сглаживая, рассказать, как в реальных противоречиях складываются и крепнут характеры его героев. Героиня повести Зоя Дягилева, не желая поступаться высокими идеалами, идет на трудный, но безупречный в нравственном отношении выбор пути к счастью.
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».