Первые славянские монархии на северо-западе Европы [заметки]

Шрифт

Интервал

Если не считать державу Само VII века, определить границы которой нет возможности.

Ближайшие и более полные сведения об этих народах будут изложены по мере того, как они входят в рассказ.

Stein am Anger в Угрии.

Либурния – часть Истрии; Либурния, или Тибурния, – главный город в Норике – в Дравской долине. См. у Pritz – III.

О римских дорогах – Pritz в указанном сочинении, s. 64–68; Büdinger, s. 18–20; Dudik – Mährens allgemeine Geschihte I, s. 70–784. Brünn, 1860.

С Галлии, например, при подчинении ее взято было приблизительно 2 860 000 талеров, при Константине 120 млн талеров, при Юлиане 33,5 млн.

Предмет, которого мы коснулись, прекрасно разработан у Притца, с § 9 до 26.

Procopius. De bello Gothico II, 15. III. 40. sq. Muratori Script, rer. Italie. Герулы занимали в это время Паннонию.

Византийск. изв. у Serimer, Memoriae Populorum. Пособия; Шафарик, т. II, кн. 1, 91 и сл. Zeuss, s. 727–743. Büdinger, 1. S. 61–78; Pritz, I. § 26.

У Прокопия De Bello Gothico III. 38, 40 и De Bello Persico II. 4 называются они гуннами; он говорит о движении их на Дунай к Фессалонике. См. Тафеля, p. LVI, примеч. 34.

Свидетельства византийцев о нападении славян и аваров на имперские области собраны в Stritteri Memoriar Populor. Pars 1. Slavicorum. Весьма важное значение имеет житие Димитрия Солунского в Acta SS. за октябрь, под 26-м числом. Им пользуется и дает хороший отзыв Тафель в описании славянских войн с солунянами, s. LV–XCVI.

Romanos Abari, non illi quidem manifeste, sed interius quodammodo ac dolosius aboriuntur. Sclavini ab ipsis submissi… Romanae telluris partem latissimam occupant.

Следуем выводам Тафеля, s. LV–XCVI.

См. «Историю государства Российского» Карамзина, т. I. С. 25–27.

Шафарик, т. II, гл. 11, § 28.2. Zeuss. S. 526–530.

Главным и единственным источником по истории южных и юго-западных славян VII века есть Фредегар.

Византийцы говорят, что все славяне отказались служить в войске кагана. Но вероятнее, что к этому времени начались волнения между славянами на всем протяжении аварской области и что эти волнения заставили кагана лично отправиться со всем войском к непокорным подданным.

Хронологическим указаниям Фредегара не следует безусловно доверять. Писал он свою хронику, по крайней мере о Само, в последней четверти VII века и не был очевидцем событий 623–632 гг. Его достоверность тем более сомнительна, что он имел недостатки большей части средневековых писателей: незнание, вымысел, односторонность и пристрастие.

Славянское происхождение Само доказывается его отношением к франкам, в котором нет ни малейшего намека на происхождение его или подданство франкское; при постоянной вражде между франками и славянами невероятно предположение, чтобы одни из них явились на помощь другим и чтобы чужеземцу добровольно предложено было царское достоинство; при дворе Само господствовали славянские обычаи, так что посол Дагобертов должен был одеться в славянскую одежду, чтобы быть впущенным к Само; имя Само славянское, нельзя не признать в нем краткую форму от Самослав – Шафарика т. II, кн. 11, § 39.2. Франкское происхождение Само доказывает Бюдингер Oesterreich. Gesch., s. 76 на основании слов Фредегара, с. 48: «Homo quidam nomine Samo, natione Frankus, pep ago Sennonago…» Наши отечественные источники показывают, что так называемые гости, т. е. большие купцы, приходившие из чужих сторон, были вместе с тем и воинами и нередко в военное время предводили целым войском. Нельзя не обратить внимание при этом на догадку Палацкого, принятую и Шафариком, что Само происходил из края славян-велетов, долгое время теснимых и наконец в 622 г. подчиненных франками. Если Само, избегая владычества франков, переселился к своим братьям, в таком случае не был бы удивителен выбор его в вожди, а потом и в короли.

Fredegar, с. 48: «Vinidi cernentea utilitatem Samonis eum super so elegant regem ubi 35 annos regnavit feliciter… suo consilio et utilitate Vinidi simper superarunt». Летописец не указывает года, когда славяне одержали победу над аварами и выбрали Само в короли, вероятно, не ранее 626 или 627 г.

Представляется вероятным, что Само оставлял неприкосновенным внутреннее управление подчинявшихся ему славян, например дерван (древан) в полабской Сербии и валюх в крае вендском.

Fredegar, с. 58; Jirecek, Oesterreichische Gesch. für d. Volk, s. 86. Wien, 1865. Довольно замечательное место у Фредегара с точки зрения международных отношений в такую отдаленную пору. Палацкий в цитированной уже статье о Фредегаре замечает по поводу этого места: два государства не трактуют о нарушении между ними права, если их отношения не установлены были прежде. Дагоберт первый проложил путь к переговорам, «so muss er such zweckerechtigkeitspflege von seite Samos gewärtig gewesen seyn».

Положение его точно не определено, – Palacky, Dějiny str. 99, примеч. 27; но нужно думать, что это было в Чехии: Togastisburg, Togast, ныне Домажлицы, – Шафар. § 39, примеч. 27.

Главное поле деятельности Само нужно искать в Чехии, а не в Хорутании. Об этом свидетельствует, во-первых, то, что Само всегда является с войском в пределах Тюрингии, близ владений мишенских и лужицких сербов; таковы его походы 630, 631, 632 и 633 гг.; во-вторых, Дагоберт дважды направляется против Само из Меца через Майнц и Тюрингию – этот путь ведет в Чехию; в-третьих, о Само в Хорватии и Хорутании история не сохранила никаких воспоминаний. Что касается похода лангобардов и алеманн, то он предпринят был против союзников Само на Дунае с целью удержать их от соединения с главным войском Само, которое было стянуто к Вогастисбургу.

Обстоятельнейшее определение границ державы Само решительно невозможно за недостатком известий. См. Шафарик, § 39. 2. С. 229.

Об отношениях аваров к славянам мы имеем два свидетельства: Фредегара и Нестора. Фредегар в своей хронике говорит: «…с давних времен венды были употребляемы гуннами (авары) в качестве подпорок, так что, когда гунны вели против кого-нибудь войну, сами они стояли перед лагерем, а венды должны были сражаться. Если они побеждали, гунны шли вперед собирать добычу; если венды ослабевали, их подкрепляли гунны. Потому названы были венды именем befulei [подпорок. – Ред.], что всегда ходили в сражение впереди и в сшибках выдерживали натиск спереди (от врагов) и сзади (от аваров). Каждый год приходили гунны зимовать к вендам, отнимали у них жен и дочерей и жили с ними. При этих притеснениях венды должны были еще платить гуннам дань. Но дети гуннов, прижитые ими с вендскими женщинами, не вынесли такого гнета, отказали гуннам в повиновении и начали возмущение». Нестор так говорит об аварах, называя их обрами: «В си же времяна быша и Обре, иже воеваша на цезаря Ираклия, и мало его не яша. Си же Обре воеваху на Словены и примучиша Дулебы и насилие творяху женам дулебским. Аще поехати будяше Обрину, не дадяше въпрячи ни коня, ни вола, но веляше въпрячи три ли, четыре ли, пять ли жен в телегу и повезти Обрина; тако мучаху Дулебы. Быша бо Обре телом велици и умом горди, и Бог потреби я, помроша все, и не остася ни един Обърин; есть притъча в Руси и до сего дне; погибоша аки Обре, их же несть племени, ни наследка» (Полное собрание русских летописей, т. I, с. 5).

Giesebrecht, Geschichte der Deutchen Kaiserzeit I, s. 92.

Источники: Monumenta Germaniae Pertz, Scr. T. I, преимущественно Einhardi Annales, его же Vita Caroli Magni. Erben. Regesta Bohemiae et Moraviae. Prague, 1855.

Пособия. Dümmler. Ueber die Südostlich. Marken, его же Piligrim v. Passau. Waitz, Verfass. Gerschihte, III и IV, Kiel, 1861. Giesebrecht, Gesch. Deutchen Kaiserz. I. Braunsw. 1863. Büdinger, Oeserreich Gesch. Leipzig. 1858. Dudik Mährens allgemeine Geschihte I. Brünn, 1860 и др.

Неудовольствия при переговорах могли возникнуть по вопросу о славянах хорутанских, бывших в зависимости от баварцев.

Летописец замечает, что обратный путь часть войска держала через Чехию. Можно думать, что чехи участвовали в этой войне как союзники Карла, иначе как объяснить такой переход неприятельского войска через Чехию: «…expeditio sine omni rerum incommodo»?

Летописцы особенно отмечают богатую добычу, захваченную франками: Ann. Lauriss, s. 795. Einh. Annal, s. 796.

Vita S. Clementis, edit. Miklos. Это же житие в «Кирилле и Мефодии» Бильбасова, часть II. СПб., 1871. С. 217. Слова Баварского землеписца – «Ket Populus, quem vocant Merebanos, ipsi habent civitates XXX» («народ этот был под властью болгар») – предполагают еще Моравию, кроме указанных Lelevel в «Gèographie du moyen Age», т. III, p. 29, приводя эти слова Баварского географа, говорит, что здесь разумеется малая Моравия («la petite Moravie inférieure bonigaro-serbe»), расположенная по Мораве, с юга впадающей в Дунай. Она имела своего епископа на соборе 879 г., упоминается у Константина Порфирородного без эпитета малая: «De ceremoniis anlac» 11, 48. См. Шафарик, § 42.1.

Так, после сильных погромов над аварами встречается у них еще название собственных владетелей: Einh. a. 795: unus ex primoribus Hunorum обещается принять христианство; a. 803. Zodan princeps Pannoniae; a. 805. Capcanus princeps Hunorum, в христианстве Феодор… Caganus misit unum de optimatibus suis, petens sibi honorem antiquum, quem Caganus apud Hunos habrtr solebat. a. 811. Canizavei princeps Avarum et Tudun et alii primores ac duces Sclavorum, circa Danubium habilitantium. В «Convers. Anonymi Salisburg» упоминаются князья со славянскими именами в Паннонии и Хорутании под франкским господством: Privvizlauga, Cemicas, Ztoimar et Etgar (первый и третий). «Arn, ordinans presbyteros et mittens in Sclavaniam, in partes vedelistet Quarantanas atque inferioris Pannoniae illis ducibus at que comitibus» и в других местах. Кроме указанных имен имеем еще Ратимира, Прибину и Коцела, управлявших своими княжествами в зависимости от маркграфов. Много примеров подобного же рода можно указать из отношений к полабским славянам.

Вытеснение славянских имен немецкими мы видим в «Conversio». Вслед за славянскими князьями упоминаются Helmvinua, Albharius et Pabo. Таков, впрочем, обыкновенный способ втягивания слабейших народов. См. Büdinger, Oestereich Gesch, s. 160.

Дарственные грамоты у Эрбена – Regesta Bohemiae et Moraviae. Waitz. G. III и IV t. Kiel, 1860. III t. s. 156–158, IV s. 115–116 и в разных местах этих томов рассматриваются учреждения Каролингов.

Более всего встречается дарственных записей на монастыри: Erben, Regesta № 22, 26, 27. Частным лицам давались земли с обязательством военной службы: таковы дарственные грамоты графам и маркграфам и уступка земель около Балатонского озера Прибине. Мелкие собственники-колонисты получали небольшие участки большей частью близ марки и обязывались защищать ее (vassi dominici). Büdinger, Oestereich Gesch, s. 160–161.

Между современными дарственными грамотами в большом количестве встречаются грамоты в пользу монастырей и духовенства. Колонизация страны посредством перевода жителей на монастырские земли, безусловная отдача земель монастырям предполагают в слабой сравнительно степени раздачу земель служилым людям, а это последнее говорит не в пользу прочного устройства Восточной, или Паннонской, марки. В Х веке в северных марках, напротив, земли отдавались большей частью графам, так что маркграф, защищая свою страну от врагов, вместе с тем оберегал и лично ему принадлежащие земли. Здесь же, в Паннонии, не только королевские земли, но и частная собственность обращается в церковную. Прочное устройство немецкие марки приобрели только в Х веке, с разделением марок на бургварды, округа, подчиненные графам, кастелянам, с тяжелой податью, наложенной на все произведения хозяйства, – чего в IX веке не могло быть, на том простом основании, что маркграфы юго-восточных марок не были свободны в своих действиях, не имели поддержки от королей и часто заискивали у князей паннонских и моравских. Да и вообще устройство марок, как мы находим это учреждение в Х веке – не собственно немецкое, а заимствованное.

Как было уже сказано, после победы Карла над аварами в 791 г. часть войска его возвращается через Чехию, не имея возможности миновать Моравии. В Моравии было предание о князе Самославе, побежденном Карлом и принявшем крещение в 791 г. Что чехи были в 792 г. в хороших отношениях с Карлом, видно из того, что саксы ищут союза не у них, но у отдаленных от них аваров. Во время войны Карла с чехами – 805 и 806 гг. – мораване, может быть, были на его стороне, во всяком случае, должны были принять участие в этой войне, веденной с довольно сильным неприятелем.

При Само чехи и мораване составляли одно государство.

Вот что мы находим у Палацкого: «По направлению к ю.-в. от Чехии Granzwall, при всей высоте, которая сделала его водоразделом Центральной Европы, так понижается, что его можно почти без труда перейти. И здесь начинается другая земля, Моравия, наполовину почти меньшая Чехии, с особенною системой гор и рек, однако слабее ее изолированная. По физическому строю она походит на Чехию… поэтому-то на связь Чехии и Моравии в продолжение 1000 лет нельзя смотреть как на случайность. Обе земли с глубокой древности населены одним и тем же народом и находились, за редкими и короткими исключениями, под одной верховной властью, оба народа – в национальном отношении – один народ, в государственном смысле – одно общество».

Палацкий и Шафарик отрицают податное состояние Чехии и Моравии в это время. В словах Козьмы Пражского есть одна несообразность – приписывание Пипину дела с чехами, – дающая основание поставить под сомнение все известие. Впрочем, доказательства за и против податности равно полновесны. Но из сравнения их нельзя не видеть, что на стороне Палацкого и Шафарика больше недомолвок, натяжек и предположений. Если и не ежегодно, все-таки чехи и мораване платили дань Карлу и его преемникам; известно, что Карл не останавливался перед неудачами – вспомним, например, войну его с саксами, – а между тем источники не говорят о походах его на Чехию в последние годы его жизни. Весьма вероятно, что дело между славянами и франками уладилось тогда мирным путем: Неклан, тогдашний князь чешский, выставляется человеком спокойным, миролюбивым. При благоприятствующих обстоятельствах славяне чешские и моравские отказывались от дани на довольно продолжительное время.

Было несколько Моравий, называвшихся так от реки Моравы. Малая Моравия, расположенная по Мораве, впадающей в Дунай с юга, состоящей из двух соименных рек, болгарской и сербской Моравы. Область эта, по достоверным историческим свидетельствам, в IX – Х веках принадлежала болгарам. Она имела своего епископа на соборе 879 г., упоминается у Константина Порфирородного без эпитета малая, Поморавье, как называет ее в 1208 г. св. Сава в житии своего отца. По распространении болгарского царства к самой Драве всю эту страну стали называть Нижней Моравией, для отличия от Верхней, в которой повелевали славянские князья – Моймир, Ростислав, Святополк. Баварский землеписец представляет эту Моравию в связи с болгарами и отличает ее от Моравии с 11 городами. Итак, от Моравии, расположенной по Мораве, с юга впадающей в Дунай, должно отличать Моравию по Мораве, с севера впадающей в Дунай. Об этой последней, собственно, должен идти рассказ наш. В древних источниках несколько раз встречается название Вышней, или Верхней, Моравы и разделение ее на две, преддунайскую и паннонскую. Имя этой Моравии особенно распространилось со времени могущества Святополка к югу от Карпат, где была епископия и княжество Нитранское, и на всю Паннонию, так что стало две Верхние Моравии. Из них одна была Моравия преддунайская, а другая – Моравия паннонская.

Либушин суд. Изд. Шафарика и Палацкого в Die ältesten Denkm. Der Böhmischen Sprache. Prag., 1840.

У нынешних сербов Восточной церкви, на юг от Дуная, где всего более сохранился обычай выбирать старейшин и поручать им заведование семейными и домашними делами, называется он старейшиной, владыкой называют там епископа. Интересно известие, сообщаемое Вуком Стеф. Караджичем в его «Сербском словаре», Вена, 1818, с. 792: старейшина господствует и управляет всем имуществом, назначает мужчинам и мальчикам работу, продает и покупает, с согласия семьи, заведует домашней казной и выплачивает общественные повинности, начинает и оканчивает домашнюю молитву. Он не всегда старший по летам в роде; если начальник рода дряхл, то передает власть старейшины лучшему из своих сыновей, или братьев, или племянников, хотя бы они были и весьма молоды. Число этих некрупных собственников с течением времени сокращалось; из них развилось, с одной стороны (в Чехии), низшее дворянство, с другой – так называемые нынешние однодворцы. Кстати заметим, что и в новейшее время у некоторых родов в Чехии владетели майората называются владыками.

Без сомнения, здесь разумеется собственность благоприобретенная, имущество личное, а не родовое.

Хотя существует и другое производство от Geschlecht. Что уже и в доисторическое время были такие роды, которые обладали большой поземельной собственностью и влиянием и образовали посредствующий член между князьями и народом, в этом нельзя сомневаться при ясных положительных свидетельствах. Козьма Пражский Lib. I. 4. Упоминает между современниками Либуши «dues cives opibus et genere eminentiores, qui videbandur populi exarctores». Современный иностранец называл этих лучших мужей то reguli, то duces, primores, optimates; в позднейших документах (XIV в.) «шляхтич» объясняется через magnifice nobilis, владыка – через minus nobilis – Die ältesten Denkm. в объяснениях под словом «лех»; Dêjiny I. 198–199, Jrecek, Slovanské Pràvo § 15 Zrizeni rodûv.

С этих пор вообще восточные маркграфы начинают иметь важное значение в истории моравских славян, то, например, в настоящем случае, раздувая раздоры и усобицы в княжеском роде, то вступая с ними в союз против немецких королей. В 825 г. из юго-восточных марок образовалось королевство Баварское, которое Людовик передал своему третьему сыну, от Ирмингарды, Людовику. Область этого королевства должна была заключать в себе большую часть Восточной марки, Паннонию и Каринтию, представительное сословие которых стало теперь называться баварскими графами. Три года спустя после воцарения Людовика Немецкого случилось, что маркграф Фриульский Бальдерих был лишен своей должности за нерадение. Марка, им управляемая, была разделена между четырьмя графами. Между тем как южная часть украины была таким образом разделена на несколько графств, в северной был маркграфом Ратбод. Из одного документа, относящегося ко времени Людовика Немецкого, 869 г., мы знаем, что маркграф Ратбод был обвинен в вероломстве и измене и отставлен от должности; пока для нас тут важно то, что идет два ряда маркграфов – северные и южные, в обозначении областей которых много грешат источники.

Последовательность событий определить довольно трудно; безымянный Зальцбуржец годов не указывает, что, вероятно, ввело в ошибку Бюдингера, который, говоря о христианстве в Моравии, выражает такую мысль, будто Прибина принял христианство, когда еще не подвергался преследованиям Моймира, что тогда же освящена церковь в Нитре Адальрамом… Точно так же у Иречека перемешаны лица: «Князем Нитранска был, во времена Моймира, князь Прибина, еще язычник, окрещенный арх. зальцбургск. Адальвином» (!); но это был преемник Лиупрама, упоминаемый под 850–865 гг., и крестить Прибину не мог! «Прибина поставил в честь Эмерама в Нитре церковь, которую святил Адальвин» (!) (читай Адальрам). Мы следуем хронилогии, указанной Шафариком при описании этих событий. Около 830 г. Прибина, уже христианин, оставил княжество и убежал сначала к болгарам, потом к хорватам, после сговорился с франками и получил в лен край у озера Плеса. По его уходе Нитранское княжество сделалось частью Моравского, которую моравские князья давали в удел младшим членам княжеского рода. Безосновательно и беспричинно предположение уступки Моймиром блатенскому князю Нитранского княжества в 836 г. на единственном основании, что безымянный Зальцбуржец говорит об освящении архиепископом Адальрамом храма в столице Прибины – Нитре. Дело могло произойти просто: Моймир силой завладел Нитрой и считал это княжество своим, немцы могли с неудовольствием смотреть на это и продолжали называть Нитру княжеством Прибины. Иначе зачем они дарят ему обширную область и лен, на которой сосредоточивалась вся деятельность Прибины и его сына, – устройство церквей, городов? Предположив примирение Моймира с Прибиной в 836 г., мы должны прийти к другому предположению, ни на чем не основанному, – именно, что Нитра отнята была у Коцела Ростиславом, на что не имеется известий.

Так заставляют думать названия местностей, упоминаемых в дарственных грамотах блатенских князей, – Pettovium, Quinque Basilicas и т. п.

Положение государства франков по смерти Карла Великого было так ненадежно, что преемникам Карла приходилось довольствоваться против славян оборонительными мерами, каково образование Блатенского княжества. Император Людовик, еще имевший не более 40 лет, разделил Франкскую империю между своими детьми (817 г.). Новый брак его с дочерью графа Гвельфа Юдифью заставил императора изменить прежний акт престолонаследия и выделить рожденному от этого брака сыну Карлу значительный удел. Старшие сыновья Лотарь, Пипин, Людовик и с ними высшее духовенство вооружились против распоряжения императора Людовика. В 833 г. он оставлен был своим дворянством и войском без всякой защиты и сослан в заточение. По смерти его в 840 г. дети его стали враждовать между собой за упразднившийся престол. По верденскому договору за Лотарем остался императорский титул, Австразия, Фрисланд, большая часть Бургундии, алеманнские области на левом берегу Рейна, Прованс и Италия; Людовику достались все земли на правом берегу Рейна и округа майнцский, вормский и шпейерский на левом; Карл получил Нейстрию с Фландрией и Бретанью, северо-западную часть Бургундии и Аквитанию, Септиманию и Испанскую марку; Пипин умер еще в 838 г. Хотя части империи оставались еще в известной связи, но с разделением империи пала идея императорского могущества. Людовик, получивший области по правой стороне Рейна, стал непосредственным соседом славян моравских и чешских. С этого времени в судьбах славянского мира играет роль именно эта ветвь преемников Карла – немецкие короли. Временем раздоров в императорском доме пользуются болгары, в 825 г. они требуют размежевания границ и расширения своей власти до Дуная; болгарская флотилия направляется по Драве в Паннонию, опустошает здесь франкские владения, изгоняет славянских князей, преданных франкам, и ставит своих правителей. Графы и префекты Паннонской марки Бальдерик и Герольд оставляют в это время свой пост и являются ко двору, в Майнц. Около 831 г. упоминается о походе маркграфа Ратбода на Ратимира. Нужно иметь в виду эти обстоятельства, чтобы понять усиление Моравии в первой половине IX века.

Разумеем четырехлетнюю войну чехов с немцами 846–849 гг., в которой чехи имели перевес. Ann. Fuld. a. 846; annal Xantenses codem anno; Prudentii Trecensis annals – в 1 т. у Pertz’а.

Весьма затруднительно определить положение городов, выстроенных Ростиславом, особенно то, где искать Девин и Велеград. Нельзя удовлетвориться объяснениями Шафарика. В своих «Славянских древностях» он говорит, что в 864 г. Растиц был осажден в городе Девине, близ нынешнего Градиштя; далее, что в 869 г. два войска вторглись в Моравию и прошли страной, не находя сопротивления. Карл приблизился к Велеграду… а Карломан, пустившись с юга, соединился с братом где-то на восток от нынешнего градиштского края; здесь же, в примеч. 37, приводит такие доказательства, которые, указывая Велеград на Мораве, вместе с тем ставят его на месте нынешнего Градиштя… Но и Девин тоже близ нынешнего Градиштя. Палацкий на с. 142, говоря о событиях 864 г., высказывает мнение, что Ростислав был осажден в Девине, при впадении Моравы в Дунай; в 869 г. войска далеко идут в глубь Моравии и доходят до Велеграда, столицы Ростиславовой; приводя далее слова фульдского летописца под соответствующим годом, продолжает: «…что здесь разумеется старый Велеград, нынешнее Градиште, это для нас несомненно; свидетельствует об этом положение его на острове реки Моравы, самое имя (Велеград, magna munitio, Hradiste – munitus locus) и старое сказание о древней славе Велеграда, о Мефодиевой здесь кафедре, наконец, слова грамоты Оттокара I (27 ноября 1228 г.): «Velegrad civitas prima, modo burgus» etc. Старый Велеград погиб во время нашествия чехов и на развалинах его в 1258 г. построено нынешнее Градиште. Иречек в «Slovanské pravo» объединяет все сказания летописца фульдского под 855, 864, 869, 871 гг., относя их к одному Девину. Выходит, по Шафарику, что Девин и Велеград были около одного места: один – близ нынешнего Градиштя, другой – на самом месте этого Градиштя; Палацкий полагает Девин около нынешнего Пресбурга, с чем не согласился и Шафарик, совершенно согласный с ним в определении положения Велеграда. Кажется, что Девин и Велеград не могли быть близ одного и того же места; Девин надо искать не на Мораве, при впадении ее в Дунай, а в другом месте; тем более Девин и Велеград не один и тот же город (по Иречеку); Девин есть пограничная от Баварии и Ракус моравская крепость, Велеград – столица князей моравских, следовательно, должен находиться в центре страны. Посмотрим на известия.

О походе 855 г. так говорится у фульдского летописца: «Король Хлудовик повёл своё войско в земли моравских славян против их взбунтовавшегося герцога Растица, однако успеха он не добился и, не одержав победы, вернулся обратно, поскольку его противник, как рассказывали, некоторое время находился под защитой очень прочных укреплений, отчего войско короля в результате тяжёлой битвы могло понести серьёзные потери. Однако значительную часть земли герцога войско предало огню и грабежам и полностью уничтожило большое число врагов, которые хотели ворваться в королевский лагерь. Это не осталось безнаказанным, так как после возвращения короля Растиц со своими людьми последовал за ним и на другой стороне Данувия (Дунай) разорил очень много пограничных деревень» [перевод А. Кулакова]. О походе 864 г.: «Hludovicus rex, mense Augusto, ultra Danubium cum mann valida profectus, Rastizen in quadam civitate, quae lingus gentis illius Dovina, id est puella, dicitur, obsedit. At ille cum regis copiis congredi non auderet atque loca sibi effugiendi denegata cerneret, obsides… dedit…» О походе 869 г.: Карломан с баварцами посылается на Святополка, племянника Растица, Карл, вероятно, на самого Ростислава… «Qui dum cum exercitu sibi commisso in illam ineffabilem Rastizi munitionem et omnibus antiquissimus dissimilem venissent», сожгли стены, разграбили имущество, скрытое в лесах и закопанное в полях. И Карломан опустошил царство Святополка огнем и мечом… Под 871 г. «Zuentibald, ceteris castrametantibus, urbem antiwuam Rastizi ingressus est, statimque Sclavico more, fidem mentitus et juramenti sui oblitus…» Под 870 г. Карломан врывается в Моравию, берет все civitates et castella.

Заметим, что Козьма Пражский под 1074 г. дает известие, что на границах Моравии с Ракусами нет ни леса, ни гор, ни других естественных преград, за исключением реки Дыи. Два раз у него же упоминается город Podivin на Свратке (ныне Шварцава) castrum, situm in media aqua Svratka, из чего следует заключить, что нынешнее название Дыи по всему течению ее, до впадения в Мораву, появилось в пору позднейшую (Časop. Česk. Mus., статья Иречка «O starych cestah z Cech a z Moravy do zemi sousednich». Очевидно, Ростислав, имея в виду продолжительную войну с немцами, должен был защитить границы моравские по преимуществу с этой сторорны. А как Дыя была пограничной рекой, должно искать на ней или около нее. Грамота князя Брячислава едва ли может приводиться в доказательство места, занимаемого Девином и Велеградом. Угорский погром, опустошительные набеги угров, их господство в Моравии и переворот в населении Моравии, случившийся в начале X века, уничтожили, конечно, Ростиславовы сооружения и изгладили в XI веке память о местности их. Грамота Брячислава соединяет Велеград и Девин в одно как будто понятие, по крайней мере сближает их: Брячислав «…tradidit universam dotem… juxta Vueligrad, ubi coepit christianitas, in loco quondam civitatis Devin cernitur extitisse…»

Известен способ укрепления славянских городов; еще более характерен стиль исполнения [в] Чехии и Моравии; обилие леса кругом земли делало Чехию почти неприступною. Городьба, засеки в местах лесистых окопы и валы в местах открытых были достаточными средствами защиты. Принимая это во внимание, события 869 г. нельзя относить к пограничным местностям; ineffabilis Rastizi munitio, упоминаемая здесь, окружена стенами, которые враги жгут, потом опустошают окрестную страну – дело идет здесь о Велеграде на Мораве; но события 855 и 864 гг., где укрепление упоминается – firmissimum vallum (855) и где Ростислав не считает себя хорошо защищенным, предпочитая худой мир случайностям войны (864), происходит близ границ моравских, в крепости неизвестного имени и в Девине, на реке Дые, на острове (in media aqua fl. Zvratka). Вообще заметно, что Ростислав серьезно взялся за дело борьбы с немцами, недаром употребивши первые десять лет княжения.

Это догадка, которую, впрочем, трудно оспаривать. Одновременные волнения у славян на весьма широких пространствах имеют между собою часто связь. Факты следующие: фульдский летописец под 856 г. сообщает, не объясняя причин: «В месяце августе король Хлудовик, собрав военный отряд, отправился через землю сорбов, герцоги которой присоединились к нему, на далматов и в битве победил их. Он принял от них заложников и обложил этот народ данью. Оттуда он прошёл через землю богемцев и подчинил некоторые герцога» [перевод А. Кулакова].

Около 856 г. маркграф Ратбод, обвиненный в вероломстве и измене, отставлен от занимаемых им должностей. Мы приведем здесь слова Дюмилера из его südostl. Marken, s. 34: «Если мы сообразим, что в этом (разумеет 855 и 856 гг.) или в следующем году у Ратбода отнято было марграфство, то с этим весьма совпадает позднейшее, тем не менее достоверное известие, что в 856 г. управление Остмарком было передано Карломану, старшему сыну Людовика от Геммы. Это было первым шагом ко введению новой системы управления в украине. Разделения на северную и южную половины не видно более, и власть, делившаяся между Герольдом и Эрихом и преемниками их, сосредоточилась теперь в руках королевского принца.

На могущее быть столкновение между Ростиславом и Карломаном указывает фульдский летописец под 858 г. К этому времени нужно отнести и конец деятельности Прибины. Убит ли он в войне с Ростиславом (Шафарик, т. II, кн. II, с. 293), или Карломан лишил его княжеского достоинства и вместе с сыном прогнал из Паннонии, неизвестно. Важно для нас то, что блатенские и моравские князья еще в 861 г. были враждебных между собою направлений: князь моравский стремится к национальной независимости, блатенский – дружит с немцами. Коцел, сын Прибины, утвержден был в правах блатенского князя не ранее 863 г., когда Карломан принужден был оставить управление Восточной маркой.

Гундакер получил маркграфство Каринтия, Коцель – Блатно.

Вероятно, совещания о походе против Моравии были нередки: не иначе можно объяснить предположения о походах, не приводимые в исполнение, – под 856 и 863 гг. у фульдского летописца.

Annal. Fuld. a. 864. Словам летописца едва ли следует давать много веры.

Летописи Мар. Скота, гильдесгеймская, гельверденская, ашафенбургская уже с 856 г. называют Ростислава королем моравским.

Annal. Fuld. a. 869. «В войне немцев со славянами убит был Гундакер, перешедший на сторону Ростислава… more Catilino dimicare volens».

Источники для церковной истории Моравии. Главным образом они сосредоточиваются около разнообразной и богатой последствиями деятельности Кирилла и Мефодия. Первое место между ними занимают официальные источники: письма, грамоты, инструкции, договоры и т. п., таких документов насчитывается до 27. Второе место занимают сказания о жизни Кирилла и Мефодия, разделяющиеся на два разряда: сказания латинские и сказания славянские.

Литературные труды по обработке источников и по историческому изложению жизни и деятельности Кирилла и Мефодия, равно как и по вопросу о церкви, богослужении в Моравии, многочисленны.

В Солуни не только в цветущее время империи разрабатывались науки и искусства, но занятия ими продолжались и в последующее время; Иоанн Камениата, уроженец солунский, свидетельствует, что в его время в Солуни преподавались красноречие, музыка, право и другие изящные науки и что город был наполнен студентами. В ряду ученых своего времени уроженцы солунские занимают самое видное место; во главе их стоит Евстафий, архиепископ Солунский, известный комментарием к Гомеру, живший во второй половине XII века; Феодор Газский, знаток греческого и латинского языка, переведший на латинский Аристотелеву историю животных; Симеон, архиепископ Солунский, Константин Гарменопул, Камениата, Константин и Мефодий и др.

Главный источник – паннонские жития: 1) Житие Константина философа, нареченного Кирилла, изданное Бодянским по многим спискам в Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских, 1863 г., II кн. и 1864 г., II кн.; 2) Житие блаженного отца нашего и учителя Мефодия, архиепископа Моравьска в Чтениях за 1865 г. I кн. Об отце их и занимаемой им должности так говорится в житии Кирилла: «В селунъстем же гради бе муж некыи, добророден и богат, именем Лев, предръжа сан другареск под стратигом». Мы по преимуществу следуем паннонским житиям, и вот на каких основаниях. Сказания о жизни Кирилла и Мефодия составляют второй разряд источников для истории их. Сначала между сказаниями первое место занимала так называемая итальянская легенда, изданная в 1668 г. Геншепом; ею и поверялись другие сказания; затем, после Добронского, в число первостепенных источников для жизни святых братьев принято было греческое житие Климента, епископа Величского. Оно писано было учеником Климента, как доказал Миклошич, издавший его в 1847 г.

Говоря о сказаниях, имеющих предметом своим жизнь братьев Кирилла и Мефодия, Гинцель так высказывается о задаче историка при обращении с ними: «В отношении легенд о Кирилле и Мефодии задача критики определена весьма ясно – это отделить в них историческую истину от баснословия. Так как важнейшие моменты жизни святых апостолов ясно указаны свидетельствами точных и достоверных источников (официальных в противоположность сказаниям, источникам неофициальным), то для моравской, чешской, болгарской, паннонской и всякой другой легенды является следующий закон: все вообще и все порознь, что в этих легендах противоречит данным тех достоверных документов, нужно обойти как ложь и неправду…» Абсолютно лучше этого закона ничего нельзя желать; но если эти официальные источники ясно выдают себя странной непоследовательностью, противоречиями, сбивающими с толку и строгих исследователей; если до невозможности трудно привести их в согласие между собой без привнесения посредствующих обстоятельств, без обращения внимания на ход тогдашних политических отношений; если, одним словом, эти официальные документы, для толкования и понимания их, требуют еще от исследователя догадок и соображений, чтения подлинного смысла их между строками; то, очевидно, должны при этом получить неофициальные источники не то значение, какое дает им Гинцель, – в данном случае несоответствие сказания с официальным документом требует от историка внимательной снисходительности к нему, проверки и критической работы над ним, а совсем не заподозрения его во лжи и неправде.

При таком взгляде на дело, когда значение сказаний поднялось в истории деятельности Кирилла и Мефодия, появились критические работы над ними. Пользуясь этими трудами, мы скажем несколько слов о значении так называемых паннонских житий для истории Кирилла и Мефодия.

Во-первых, отнесенная Гинцелем к официальным документам итальянская легенда не есть самостоятельное повествование о жизни Кирилла и Мефодия: о святых братьях говорится здесь только по поводу обретения мощей Климента; отвлеченность изложения показывает, что автор ее пользовался какими-то рукописными материалами и совращал их; с одной стороны, по своей неполноте, как передающая события из жизни одного Кирилла, с другой – по неизвестности происхождения сообщаемых ею данных итальянская легенда далеко не может удовлетворить исследователя. Таким же характером отличается и жизнь Климента.

Во-вторых, паннонское житие Мефодия написано вскоре по смерти Мефодия, во второй половине IX века, написано кем-либо из учеников Мефодия, на самом месте деятельности учителя, в Паннонии. Хотя житие Константина по воззрениям и изложению имеет внутреннее сродство с житием Мефодия и некоторым образом дополняет его, тем не менее оно не может быть приписано одному и тому же автору с житием Мефодия, и достоверность одного жития должна быть доказываема независимо от другого. Полную достоверность и важность для истории Дюммлер признает собственно за житием Мефодия. Что до жития Кириллова, характеристика жития Мефодия, сделанная им, может быть приложена и к этому житию: «Вообще наше житие, если смотреть на него беспристрастным взглядом, производит впечатление простого и безыскусственного рассказа. Многие из фактов, сообщаемых им, легко привести в связь с тем, что мы доселе знали об этом предмете; относительно других фактов мы не имеем источников, которые бы отрицали или подтверждали подлинность их. Нет тут чудесных и невозможных вещей, могущих возбудить сомнение в достоверности источника; житие не имеет свойств предания, разукрашенного и искаженного в устах народа». Кроме простоты и безыскусственности рассказа житие Кириллово не может не обратить на себя внимание необыкновенной подробностью в повествовании, которая служит лучшим ручательством истинности повествуемого и современности повествователя.

О сравнительном достоинстве итальянской легенды и паннонских житий положительно высказался у нас первым Бодянский. Вчитываясь в житие Кирилла, говорит он, я убедился, что и так называемая Добровским итальянская легенда есть не что иное, как сокращение этого жития. Может быть, Гаудерик воспользовался житием Кирилла, составленным Климентом; или же Гаудерик пользовался одним и тем же источником, что и Климент, т. е. сочинением Кирилла «Прение магометаны и жиды в Казарех». Существенных прибавлений со стороны сократителя немного, лишнее относится только к событиям западным, следовательно, привнесено как дополнение местного жителя. В таком случае все западные источники, за исключением только папских булл, стали бы в разряд источников второстепенных. Еще положительнее высказался в этом направлении Викторов. Сличая известия итальянской легенды и жития, он убедительно доказал, как составитель легенды сокращал и перефразировал полные и подробные данные жития, и поставил вопрос об источном положении жития к легенде, кажется, вне сомнения. Излишне было бы поэтому говорить, что там, где мы не имеем официальных свидетельств о жизни Кирилла и Мефодия, первый голос должны оставлять за паннонскими житиями, так как между неофициальными источниками они самые древние и достоверные.

Константин лишился отца, когда ему было около 14 лет, вызван в Царьград с восшествием на престол трехлетнего Михаила (842), год рождения его – 827-й. Империей тогда управляла Феодора с двумя опекунами: Мануилом – magister et scholarum domesticus – и Феоктистом – patricus dromique logopheta. Вероятно, последний был покровителем Константина; как сказано в житии Кирилла: «Царев строитель… Логофет… посла по него, да ся бы с царем учил».

Житие Кирилла подробно описывает это время жизни Кирилла; его покровитель Логофет предлагает ему сан стратига, Константин скрывается в монастырь; через 6 месяцев нашли его и возвратили в Царьград.

Что это за «царство амавриино» жития Кириллова и где оно находилось? Дюммлер полагает, что здесь говорится об Абассиде Мутаваккиле, Рачкий – что здесь разумеется Омар или Амерман Милетский, бывший во вражде с Византией.

Об употреблении письменных знаков до кириллицы говорит черноризец Храбр: «Славяне… чрътами и резями чтеху и гатааху, погани суще»; на существование таких знаков указывает глаголица. На изображениях, изваяниях идолов языческой славянской поры были высечены буквенные знаки, в «Суде Либуши» упоминаются праводатные доски. Уставное письмо славянское, если сравнить его с греческим, подобным же, письмом, указывает на происхождение его по времени ранее второй половины IX века, потому что тогда уже греки писали полууставом.

Только в одной чешской легенде указывается религиозная цель путешествия, в болгарской – желание братьев получить разрешение папы на перевод Священного Писания. У Гинцеля поводом к путешествию в Рим выставляется недовольство Ростислава, что Кирилл и Мефодий должны действовать в зависимости от пасовского епископа; что по этому поводу Ростислав входил в письменные сношения с папой. А вот мнение Ваттенбаха: «Вероятнее, что они приглашены были папою Николаем, так ревностно охранявшим епархиальные права своей церкви; но также и другие обстоятельства (разумея неудовольствия между патриархом Фотием и папой) побуждали св. братьев к путешествию в Рим». Но гораздо вероятнее, что вмешательство папы в судьбы Моравии вызвано было самим пасовским духовенством.

Моравская легенда; сюда же относится освящение церкви в Оломоуце, освящение церкви Св. Климента в Лютомышле.

Для первоначальной истории болгар главный источник византийцы.

Об обращении болгар к христианству говорят византийцы; у византийцев обращение Богориса объясняется упадком его духа и энергии во время народных бедствий, расстроенных воображением его картиной Страшного суда, например, у продолжателя Константинова.

В мае 864 г. папа Николай I пишет к епископу Констанцскому Соломону: «…quia vero dicus, quod rex speret, quod ipse rex Vulgatotum ad fidem velit converti, et iam multi ex ipsis christiani fscti suint, gratia agimus Deo – Jaffé», Regesta Pontificum Romanorum, № 2084, p. 245. Патриарх Фотий в окружном послании 869 г. говорит: «Еще не прошло и двух лет после того, как народ болгарский обратился к истинной вере Христовой, и вот явились нечестивцы и отверженные, сыны тьмы, которые набросились на виноград Христов», – разумеет наплыв в Болгарию латинского духовенства в 867 г.

Не следует забывать, что духовенство и тогда уже было образованнейшим сословием, пользовалось большим влиянием, участвовало в управлении, употреблялось по поручениям в международных переговорах; желание иметь духовных лиц из отдаленнейших стран свидетельствует о политическом такте Ростислава и Михаила.

Марин был отправлен легатом в Царьград в июне или июле 869 г.

О посвящении Мефодия не говорят источники, но, как увидим, он должен был получить священнический сан именно в это время. Житие Мефодия, говоря о посвящении учеников его, говорит вместе с тем о посвящении его в сан епископа; но это неправда.

Прием в Риме описан в житии Кирилла. Упоминание о епископах Формозе, Гаудерике и Арсении и библиотекаре Анастасии, во-первых, говорит за то, что жизнь Кирилла составлена современником описываемых событий, во-вторых, за то, что святые братья прибыли в Рим в 868 г.: ни прежде, ни после упомянутые лица, употреблявшиеся по дипломатическим поручениям, не были в Риме в одно и то же время.

О проповедях, говоренных Константином в римских храмах, свидетельствует Анастасий; приведены слова его у Гинцеля в кодексе и у Dümmler в Geschichte.

Письма папы Адриана не сохранилось; содержание же его записано, в форме подлинного письма, в житии Мефодия. Нужно заметить, что как это, так и некоторые другие обстоятельства жизни Мефодия, основанные на известии только его жизнеописателя, католическими писателями совершенно выкинуты из его биографии. По смерти Кирилла у Гинцеля, например, рассказывается об архиепископии Моравской, об архиепископской деятельности Мефодия; в связи с этим посвящение в епископы относится ко времени пребывания его в Риме; в возведении Мефодия в архиепископы видит он цель папы, согласную и со стремлениями Ростислава – образовать из Моравии церковную провинцию, независимую от греков. Но нескоро папа посвятил Мефодия в епископы, еще более медлил он устройством Моравской архиепископии.

Начиная с Ваттенбаха, Belträge zur Geschichte der Chricti. Kirche, ученые полагали, что эта записка предназначалась для короля Людовика, чтобы вызвать его на борьбу с папой; но вероятнее, что она составлена была для папы.

Продолжительная и тяжелая война отвлекала все внимание моравских князей; этим должно объяснять безучастие их к судьбе Мефодия.

Эта война представляет один из замечательных примеров единодушного и, может быть, по одному плану задуманного движения. Трудно удержаться в подобных случаях от предположения близкой связи в тогдашнее время между всеми славянами, жившими по восточной пограничной линии немецкого государства. В IX веке полабские славяне переходят Лабу, занимают здесь земли и устойчиво располагаются на них. Несомненно, что без могущественной поддержки в моравских государях они не могли бы успешно противостоять сильнейшему их врагу. Если же полабские славяне в конце IX века одерживают очевидный перевес над немцами и распространяют по Лабе свои селения, то и Моравия в это время достигла политической самостоятельности и далеко раздвинула свои пределы.

Одним отрядом мораван предводительствовал Гундакер, неверный вассал Карломана. В первом же сражении он был убит. Это доставило королю столько удовольствия, что он приказал звонить в колокола во всех регенсбургских церквях.

Подробное изложение этой войны имеется у фульдского летописца и Гинкмара. Последний по своему образованию, положению и знанию настоящего хода дел заслуживает большего вероятия.

Укрепления состояли по преимуществу из насыпей, окопов, засек; за этими укреплениями скрывалось войско, следило за врагом и делало на него неожиданные нападения: annal Fuld. s. 849, s. 871; припомним, что в 855 г. немецкое войско нашло Ростислава «под защитой очень прочных укреплений, отчего войско короля в результате тяжёлой битвы могло понести серьёзные потери», что потом Ростислав «со своими людьми последовал за ним и на другой стороне Данувия (Дунай) разорил очень много пограничных деревень» [пер. А. Кулакова]; в письме баварского духовенства, где много напоминает события 70-х гг. IX века, между постыдными качествами славян указывается и то, что они прячутся за стенами в своих селениях, когда франки весь мир наполнили славой.

Что перевес был действительно на стороне мораван, доказывается, кроме того, следующими соображениями: Ростиславова крепость упоминается опять под 871 г., при ней баварцы потерпели жестокое поражение; заговор против Ростислава и его низложение в 870 г. были бы излишни, если бы он проиграл в войне 868–869 гг.

По догадке Пертца это были сыновья того Вильгельма, графа Остмарка, который упоминается между 820–853 гг.

Послание баварских епископов к папе Иоанну IX в 900 г.

Нелегко понять перемену в отношениях, если принимать дело так, как оно рассказывается в фульдских летописях 870–871 гг. Хотелось ли Карломану расположить к себе Святополка и вознаградить за ложное подозрение, или, как часто делали немцы, выпустил он одного претендента против другого, чтобы ослабить их и истощить народ в междоусобной войне?

Annal Fuld. a. 871. Беспристрастный Гинкмар под этим же годом пишет: «…maximum damnum a nepote Resticii, qui principatum Vinidorum post eum susce perat, habuit () in tantum, ut markiones cum plurima turba suorum perdiderit et terram, quam in praeteritis annis obtinuerat perniciose amiserit»; Палацкий, говоря об этом событии, замечает: «Сравнивают эту битву с битвой Вара в лесах тевтобургских и Святополка – с Арминием; и действительно, много разительного сходства как в средствах и сопровождающих обстоятельствах, так в значении и результатах обоих этих событий. Но Арминий нашел описателя своего подвига в Таците, Святополка в фульдском монахе – и вышло различие резкое!»

С брачным поездом, направлявшимся из Чехии в Моравию, случилось одно происшествие, из которого можно заключить, что Чешская марка в 871 г. находилась на военном положении. Арно, епископ Вюрцбургский, и граф Руодольт, завидев пышный поезд, погнались за ним и захватили 640 лошадей. Место весьма важное по описанию способа укреплений, обычного у славян. Слова летописца «Sclavi Marahenses nuptias faciunt, ducentes cujusdam ducis filiam de Behemis» не указывают ни на Борживоя, ни на Святополка; но пышность поезда, постоянный союз и дружество с этих пор между чехами и мораванами заставляют думать, что здесь говорится о княжеской свадьбе.

Имена лехов: Святослав, Витислав, Гериман, Спитимир, Моислав и Горивой (Борживой). Это были старшины или жупаны, стоявшие в зависимости от земского князя. Фульдские летописи говорят о пяти лехах, а между тем насчитывают их шесть. Палацкий это противоречие объясняет предположением, что писатель первой руки отметил на поле имя земского князя, а переписчик внес и это имя в текст…

Что договор не мог быть заключен на таких условиях, какие указывает фульдский летописец, это уже можно видеть из хода войны, весьма несчастливой для немцев; это же подтверждается и последующими, особливо церковными отношениями Моравии. Дюммлер находит возможным примирить два противоречивых известия – фульдского летописца и Гинкмара. Но взгляд Дюммлера на форхгеймский договор отступает от взгляда славянских ученых; по его словам, уже и то было значительным унижением для немцев, если они Святополка признали князем Моравии, которая после низвержения Ростислава управлялась маркграфом; выигрыш Святополка все-таки был велик, если он и обязался платить дань немецкому королю.

Конец 3-й главы этой книги; заточение Мефодия продолжалось от весны 872 до осени 874 г.

По церковному западноевропейскому преданию, один из 70 учеников Иисуса Христа, апостол Андроник, был сеятелем христианства в западно-дунайских странах и первым епископом Сремско-паннонским; в IV веке сремский епископ распространил свою власть на всю Иллирию. С наплывом гуннов и аваров и самая епископия, и христианство были уничтожены в этих странах. Тем не менее Иоанн VIII схватился за епископию Андроника как за достаточный повод к подтверждению своих притязаний. Замечательно, что даже в письме Коцела к папе есть ссылка на старый епископский престол св. Андроника.

В 874 г. было личное свидание короля с папой, причем намерения папы могли быть подробнее развиты. Не нужно забывать, что в руках римского первосвященника была императорская корона, которой он располагал по своим соображениям.

Жития Мефодия, гл. 10. В округе зальцбургского архиепископа в IX веке были: резненский, фризинский, пасовский и бриксенский, или себенский, епископы. Зальцбургский архиепископ Адальвин умер 14 мая 873 г., следующий за ним Адальберт – 6 апреля 874 г; епископы: фризинский Анно 9 октября 845 г., пасовский Германарих 2 января 874 г., себенский Лантфрид в 875 г. Из подписавших жалобу на Мефодия остался в живых только епископ Резненский Эммерих.

Что руководило Иоанном VIII, когда он задумывал устроить самостоятельную паннонскую архиепископию? Известно, что Болгария была потеряна для Рима именно потому, что долго не соглашались папы дать ей церковное устройство по желанию Богориса. Усиления Зальцбургской епархии обширной провинцией противоречило политическим соображениям папы, склонявшимся более к западной части франкской монархии.

Известно, по крайней мере, что перед началом переговоров в Фрохгейме Людовик имел свидание с папой – Annal. Fuldens. a. 874.

Папа хотел, чтобы церковная юрисдикция Мефодия простиралась как можно дальше. Он убеждал сербского князя Мутимира подчиниться паннонскому архиепископу по примеру предков; герцога Карломана извещает о том, что Мефодий имеет церковные права и над Паннонией. С другой стороны, нельзя не видеть, что в то же самое время зальцбургский архиепископ продолжает считать Нижнюю Паннонию подлежащей его ведомству. Так, Титмар в 874 г. святил церковь в Птуе; там, по смерти Коцела, часть Паннонии образовала отдельное княжество (Dudleipa), управляемое немецким графом.

100

Биограф св. Мефодия ставит в близкую связь расширение политических границ Моравии с распространением христанской веры.

101

Источники мало касаются этих отношений; о славянском источнике христианства в Чехии говорят: а) славянское письмо и славянская литургия; b) посвящение древнейших храмов имени св. Климента, освящение Мефодием храма в Лютомышле; c) общее народное предание.

102

Житие Мефодия: «Погпньскъ князь сильнъ вельме, сѣдя въ вислѣ, – ругашеся хрѣстянином и пакости дѣяше…» О вислах читаем в календаре XV века. Географ Баварский называет народ Vuislane; в столице вислян, на Ниде, царствовал Vitislav или Vichevit. Упоминаемый здесь князь, может быть, есть тот самый, о котором говорит Константин Порфирородный, что [он] из Вислы переселился в Захлумье.

103

Житие Мефодия: «…инъгда же паку святоплъку воюющу на поганыя, ничьгоже не успеющу, нь мудящу…»

104

Чехия по церковным делам должна была войти в состав Резненской епископии.

105

Этого письма не сохранилось; довольно неточно определено и время, когда состоялось решение о запрещении славянского богослужения; о самом запрещении мы знаем из письма Иоанна VIII к Мефодию в 879 г.: «Нашим письмом, отправленным к тебе с епископом Анконским, Павлом, мы запрещали совершать божественные службы на славянском языке, но дозволили или на латинском, или греческом». Относится ли это запрещение к 878 г., когда Павел был послан в Константинополь, решить трудно; известно только, что это распоряжение не было исполнено Мефодием.

106

Оба письма писаны были в один и тот же день, в июне 879 г.

107

Нам кажется, что, не обратив внимания на политику Иоанна VIII вообще, нельзя понять его распоряжений по отношению к славянскому богослужению и мораво-паннонскому архиепископу. Иоанн был избран в папы 14 декабря 872 г. Одним из первых важных дел его было коронование императорской короной Карла Лысого – 17 декабря 875 г., – за огромные подарки, как говорят современники, приобретшего этот титул. По смерти императора Людовика II (12 августа 876 г.) в Риме составились две партии, из которых одна тянула к восточной ветви Каролингов (немецкие короли), другая – к западной (франкские короли). Представителем восточной ветви франков был Людовик Немецкий, западной – Карл Лысый. И папа Адриан, и Иоанн были на стороне западной ветви как более сильной и обещавшей больше поддержки против итальянских вассалов и сарацин, тревоживших Рим. Но Карл Лысый не оправдал ожиданий папы; внутренняя борьба партий, внешние враги требовали издержек на наем войска. В 877 г. последовало жестокое нападение сарацин. Частью из страха перед врагами, частью в надежде на торговые выгоды Салерно, Амальфи, Гаэта, Неаполь пристали к ним. Вся страна до Рима была открыта опустошительным набегам. В то же время герцог Ламберт Сполетский и Гвидо, граф Камерино, напали на папские владения и отрезали от Рима подвоз съестных припасов; за воротами Рима было все так опустошено, что нельзя было найти и следа сельской жизни. Все воззвания папы к Карлу Лысому и к французскому духовенству оставались тщетны. Сам папа снарядил флот, командовал им и нанес неприятелю жестокое поражение; затем отправился навстречу Карлу, который ехал тогда в Италию. Смерть Карла Лысого (6 октября 877 г.) должна была дать перевес в Риме восточнофранкской партии, сам папа как будто склонялся перейти на сторону этой партии, входил в переписку с Карломаном, условливался о месте переговоров с ним, но болезнь Карломана помешала этим переговорам. Припомним, что к 878 г. относится и запрещение славянского языка в богослужении, бывшее следствием усиления восточнофранкской партии. После неудачных переговоров с Карломаном еще более усилилась опасность для папы. Весной 878 г. герцог Ламберт Сполетский с маркграфом Тусчианским Адальбертом и многочисленными приверженцами восточной партии явились под стенами Рима, заперли папу в церкви Св. Петра и, прикрываясь именем Карломана, требовали у папы признания его защитником церкви. 30 дней продолжалась осада, папа оставался непреклонным, произнес отлучение на Ламберта и сполетан. Оставив Рим, он отправился во Францию, короновал в короли Людовика Косноязычного 7 сентября 878 г. и, не находя поддержки в западных Каролингах, хотел было отнять императорское достоинство у дома Каролингов, сделав корону императорскую своим личным правом; с 879 г. замечается решительный поворот в пользу восточнофранкской ветви, папа примыкает к этой парии и становится во главе ее; как известно, швабский король Карл Толстый, младший сын Людовика Немецкого, в феврале 881 г. был коронован императорской короной. Следовательно, прибытие в Рим Мефодия совпадает со временем усиления немецкой партии в Риме, а равно и со временем переговоров Иоанна VIII с представителями ее – сыновьями Людовика Немецкого. Но тщетны были надежды папы и на эту ветвь Каролингов. Один Карломан мог действительно при своей энергии и даровитости войти в виды папы и оказать ему решительную помощь, но за болезнью он отказался от императорской короны. Отдаленный Восток казался Иоанну VIII лучшим пособником в его затруднительном положении. Примирившись с восточной ветвью Каролингов, он начал сноситься с византийским императором, сделал ему уступки по делу патриарха Фотия, не терял видов на Болгарию, не желал вооружить против себя и моравского князя крутыми мерами.

108

Житие Мефодия: «Старый враг… въздвиже стеры нань… иже болять иопаторьскою ересью». Здесь разумеется догмат о происхождении Св. Духа и от Сына, введенный римской церковью. Первый опыт этого учения явился в Испании в 589 г. и высказан на Толедском соборе. Западная церковь только к началу IX века через Галлию познакомилась с новым догматом; он стал распространяться с тех пор, особенно когда на Ахенском соборе в 809 г. Карл Великий принял его под свое покровительство. Из предшественников Иоанна VIII Адриан I и Лев III признавали уже происхождение Св. Духа и от Сына, но Лев III не одобрял вставку filioque в никейский символ. Не имея возможности воспрепятствовать принятию этой вставки франкскими церквями, он приказал для сохранения точных выражений символа вырезать его на двух серебряных досках – без вставки filioque. Послы папы Николая I в Болгарии проповедовали Символ веры с прибавкой. Церковная практика IX века разрешила вопрос о filioque таким образом, что и баварские епископы, обвиняя Мефодия за выпущение вставки, были правы и Мефодий, не принимая ее и утверждая, что согласуется с римской церковью, оставался правым. С одной стороны, в IX веке собственно римская церковь еще не внесла в никео-царьградский текст символа прибавку filioque и вообще на литургии не пела еще Credo, с другой стороны, немецкая церковь, следуя постановлению Толедского собора и других двух соборов конца VIII века, внесла уже эту прибавку и читала: a Patre Filioque procedens. Папа воспользовался таким положением вопроса и оправдал Мефодия.

109

Хотя мы и не имеем документа, где бы высказывались секретные поручения Викингу, но многие обстоятельства заставляют думать, что Викинг сделан был епископом намеренно, в противовес Мефодию и что он надеялся на сильную поддержку. Во-первых, когда св. Мефодий был в Риме в 879–880 гг., там же мы встречаем зальцбургского архиепископа Титмара; во-вторых, поведение Викинга и невнимание папы к жалобам Мефодия, стоящее прямо вразрез с письмом к Святополку 880 г., которым Викинг был подчинен Мефодию; в-третьих, письмо к Мефодию 881 г., которым ему рекомендуется не предаваться слишком скорби за все искушения, а лучше радоваться за них, по примеру апостола; в-четвертых, житие Мефодия указывает на особое поручение папы Викингу: «…нам есть папежь власть дал, а сего велит вон изгнати и учение его». С 886 г. он один заправлял духовными делами во всей архиепископии Мефодия.

110

Едва ли основательно объяснять все перекрещивающиеся интриги единственно действием немецкой партии, устраняя вовсе сознательно участи папы Иоанна VIII, как это делается в некоторых исследованиях.

111

Здесь разумеется союз с Чехией, имевший следствием христианское просвещение ее и отношения Святополка к «князю на вислех», по Мефодиеву житию.

112

Арнульф был прижит от Лиутсвинды. По смерти Людовика Немецкого, если не ранее даже, получил Арнульф в управление Каринтию и Паннонию – без Восточной марки, как показывают события 884 г. в фульдских летописях.

113

Дюммлер говорит, что Людовик сделал это по смыслу договора о разделении империи в 817 г., по которому незаконные дети исключались из исследования.

114

«Этот Карл… имел мало мужества, еще менее рассудка. Он увеличил бедствия государства вместо того, чтобы удалить их. В то время, как в течение нескольких лет за огромные суммы покупал он у норманнов мир, который они хранили недолго, когда анархия в государстве развивалась более и более, власть выпала сама собою из его бессильных рук». Giesebrtecht, Geschichte der Deutchen Keiserzeit, s. 160.

115

Незадолго перед тем Святополк воспринимал у Арнульфа сына, названного по имени воспринимавшего Святополком. С 883 г. заметно расположение императора к Святополку. Причина его заключается в честолюбивых замыслах Арнульфа и в преимуществах личных качеств его, которым отдали честь современники. Так, император непосредственно влиял на мирные переговоры и кенигштеттинский договор.

116

Уже было говорено, что летописцы неохотно передают о политическом выигрыше славян; напротив, искажают истину или стараются по возможности скрыть ее. Таковы, к примеру, известия фульдского летописца. Впрочем, даже они, против воли, выдают правду: под 892 г. есть известие, что, когда снова возникла война между Арнульфом и Святополком, послы Арнульфа к болгарам не могли идти сухим путем, через Паннонию; под 901 г. Хорутания названа южной частью Моравии и т. п.

117

Вероятно, такое отношение Арнульфа к Карлу Толстому и было причиной его мира в 835 г. со Святополком; в свою очередь, мир с ним, может быть, обусловливал помощь, которую оказал потом Святополк Арнульфу в 887 г.; скоро за тем личные интересы их пошли в противоположные стороны, и они опять становятся ожесточенными врагами.

118

Вообще, к этому времени заметна величайшая холодность к Карлу; приближенные его идут к Арнульфу, призывают его согнать с престола больного и неспособного к делам управления императора; Карл поневоле упрашивает Арнульфа дать ему хоть небольшое местечко в Аламаннии для прокормления.

119

Переговоры в Омутенсберге вызваны были следующими обстоятельствами: во-первых, папа просил Святополка победить Арнульфа к походу в Италию; во-вторых, частые нападения норманнов заставляли Арнульфа искать союзников для войны с ними; в-третьих, в то время распространился слух о движении угров к Дунаю и нужно было позаботиться Святополку и Арнульфу о защите своих земель; в-четвертых, Регино свидетельствует, что тогда уступлена была моравскому князю Чехия. Неправдоподобие последнего известия бросается в глаза при рассмотрении событий 891 и 892 гг., когда Арнульф употреблял все усилия, чтобы примириться со Святополком, недовольным им. Об уступке Арнульфом Чехии в 890 г. может говорить только человек мало знакомый с тогдашними делами, каков и был Регино, подводивший факты под годы без всякой критики.

120

Житие Мефодия: «Абие же шедшу ему тамо, прият его царь с великою честью и радостью, и учение его похвали, удръжа от ученик его поча и диакона с книгами. Всю же волю его створи, елико хоте, и не ослушав ни при чесом же; облюбль и, одарив вельми, проводи его паки славно до своего стола, тако же и патриарх».

121

Отношения двора византийского к папе тогда опять начали колебаться; неудавшаяся попытка возвратить Болгарию повела римских пап к угрозам греческому патриарху, а потом к отлучению его. Вообще же путешествие Мефодия в Константинополь оспаривается западными учеными.

122

Намеки на подкуп римских пап в деле о славянской церкви появляются в событиях 900 г. довольно определенные, см. в следующей главе по поводе письма баварского духовенства к папе.

123

По тону письма папы Стефана видно, что он еще не знал о смерти Мефодия.

124

Описывая ожесточенную вражду религиозных партий и преследование учеников Мефодия, жизнеописатель Климента говорит (гл. 13): «А князь ничего этого не знал… он был в отлучке; если бы он был дома, то не поступили бы так с исповедниками истины: ибо хотя он и часто покровительствовал франкам и был нрава полудикого, но уважал и заслуги святых мужей»; гл. 9 – после речи о Св. Троице: «Князь едва ли понял что из сказанного, на понимание вещей божественных он был весьма туг, с одной стороны, потому, что воспитан был по-варварски, или, короче сказать, без всякого толку, с другой – потому, что ум его расслабел от грязных удовольствий, как было сказано»; самому Святополку влагаются слова: «Я сознаюсь в своем крайнем неведении, я не далек в предметах догматических».

125

Ann. Fuld. a. 899. Что положение Моравии тогда было совсем еще не отчаянное, видно как из обстоятельств с Исанрихом, так и из дальнейших попыток Моймира к церковному устройству Моравии. Не отпадение Чехии, не потеря Паннонии, не усобицы в княжеском доме погубили Моравию, а интриги немцев и угры. Дидк весьма много значения придает первым обстоятельствам. Моравия, по его словам, пала бы сама собою, и без угров, см. Mähtens allgemeine Geschichte I, 320–325; 345. Моймир II не терялся в затруднительных обстоятельствах, сознательно ослаблял немецкую партию в Моравии и, как только нашел время, восстановил церковное управление; в пользу Моймира отзывается Палацкий.

126

Так как послание это написано слишком в партиозном духе и представляет идеалы противоположной партии, то небезопасно пользоваться его данными для истории Моравии. Оно и должно рассматриваться как источник для истории Моравии только с весьма большим ограничением; проверкой его должны служить сухие заметки летописца.

127

Очевидно, все это чистая ложь: только в 870 и 871 гг. могли пасовские епископы иметь претензию на управление в Моравии; в последующее же время, когда Моравия добыла себе политическую и церковную независимость, этого не могло быть. Отцы совершенно опустили из виду договоры 874 и 884 гг., бесславные для немцев; о правах маркграфов в Моравии – тоже чистая выдумка; мы видели, что даже при Моймире II граф Восточной марки Исанрих держит себя довольно независимо от Арнульфа, заключает союз и ищет поддержки в Моравии, да и ранее графы Восточной марки чаще заключают союзы с Моравией, что остаются верными немецкому королю. Впрочем, мораване, живущие на границах немецких марок, судились во все время судом маркграфским, как показывает грамота Арнульфа от 898 г. на право суда над мораванами в жупе Крушвицы.

128

Сопоставьте следующие известия, чтобы определить, насколько есть тут правды: Ann. S. Gallens. Major et Annal. Almanici a. 899: Agareni Italiam intraverunt; поход угров в Италию был весной 899 г. и продолжался до 900 г.; около этого же времени предпринимали баварцы два похода на Моравию: один 898 г., другой, продолжавшийся три недели, 899 г.; в 900 г. угры вторгаются уже в Паннонию и немцам нечего было заботиться об Италии.

129

Между тем известно, что именно в Нитре, кафедральном городе Викинга, зальцбургский архиепископ Адальрам святил церковь (около 836 г.).

130

Подробное описание этой битвы у Азентина сомнительно по отношению к тем источникам, на основании которых оно составлено.

131

Источники. Cosmas, Chronica Boemorum, ap. Pertz, SS. IX. Зеленогорская рукопись, изд. Шафарика и Палацкого в Die ältesten Denkm. D. Böhmish. Sprache. Краледворская рукопись, изд. Некрасова. СПб., 1872.

132

Принято поселение славян в Чехии относить ко времени после 451 г. по Р. Х., когда маркоманы и их соседи – квады примкнули к огромному войску Аттилы, направлявшемуся в Галлию, и когда в Чехии осталось только небольшое число их, легко подчиненное новыми поселенцами. В 494 г. часть герулов, вследствие понесенного ею поражения от лангобардов, искала новых мест поселения на севере, при этом она проходила через земли, заселенные славянами, получив от них свободный пропуск. Но невероятно, чтобы все колена, образовавшие чешский народ, поселились в одно и то же время. У Козьмы Пражского, древнейшего свидетеля о жизни чехов, сохранились предания, касающиеся только колена, поселившегося близ Праги и называемого чехами; другие колена и другие местности входят в историю постепенно, теряя свою особость и втягиваясь мало-помалу в область князей пражских. До тех пор, нужно полагать, каждое колено жило отдельной жизнью, на отдельной территории, не стоя в связи с коленом чехов пражских. Можно представить положительные доказательства в пользу того, что было несколько осадков поселений в Чехии. С появлением аваров начинаются враждебные столкновения их со славянами. Дулебы испытали всю тяжесть аварского ига; но дулебы соседили с бужанами и занимали земли по реке Стыру. Скоро они совсем исчезают из указанного места, где вместо них появляются волыняне и хорваты. Потом мы встречаем дулебов в Чехии, уже занятой другими коленами, они поселились в южных ее частях и выстроили города на восток от Влтавы. «Сказанное о поселении Дулебов, – говорит Лелевель, – покажется гипотезой для тех, которые возводят население Чехии ко временам более отдаленным; но и их мнение не менее предположительно, если они хотят очень рано запереть вход в Богемию для других племен; колонизация совершается последовательно…» Можно допустить, что и другие колена, избегая чужеземного господства, расселялись в разные стороны. Что движение славян совершалось в продолжительный период, важное свидетельство на это имеется у Константина Порфирородного в рассказе его о переселении сербов и хорватов на юг из Белосербии и Белохорватии, т. е. из стран за Карпатами.

133

Вероятно, это лес, называемый у Титмара (VI, 8) Miriquidui, нынешние Рудные горы; предание об одном замке, Lemus, могло бы указывать на положение колена близ Lovositz. Lelevel, Géographie du moyen äge, T. III, p. 27. Колена, населявшие Чехию, записаны у географа Баварского, у Козьмы под 1086 г. и в первых главах первой книги его хроники.

134

Перечисление их, вместо нормального порядка от запада к востоку, идет обратно: восточные дечане упомянуты ранее, западные лемучи позднее, совершенно без нужды упомянуты лютомеричи, жившие не на границах: «Termini antem eius occidentalem versus hii sunt… daciane, lutomerici, lemuzi usque ad mediam silvam qua Bohemia limitatur».

135

«Crovati et altera Chrovati» – в учредительной грамоте Пражской епископии. Они, вероятно, носили и другое имя, потому что папская грамота монастырю Св. Георгия упоминает вместо них «Moscropsi et alia Mocropsi…».

136

Границы владений Славника см. у Козьмы, 1. 27. Всего труднее в этом описании княжества Славника определить, конечно, западные границы. «Не будем далеки от правды, если примем, – говорит проф. Томек, – что жупа Камыцкая простиралась с давних пор от Влтавы до гор Брды. Эти горы отделяли, без сомнения, жупу Камыцкую на западе от Тетина, а река Мжа от жупы Пражской. Жупным городом в Камыцкой жупе во времена Славника был город на реке Осеке; речку Журину как западную границу владений можно искать между Камыцком и Тетином».

137

Жупаны колен, соседивших с немцами, дружат с королем немецким, как это видно из крещения 14 жупанов чешских в Регенсбурге. Может быть, они хотели этим выиграть себе больше свободы, чем какой пользовались в зависимости от князя чешского; на то же соображение наводит и случай, рассказанный под 857 г.

138

У Козьмы в таком порядке представляется ряд князей чешских: Пржемысл, Незамысл, Мнат, Воен, Унеслав, Кржесомысл, Неклан, Гостивит; «Гостивит был отцом Борживоя, а тот – первым князем, который был крещен»; далее следует ряд исторических князей (Cosmae, 1. 9 и 10); правление Неклана можно относить ко времени перед 843 г. Вероятнее, что до этого года случилось подчинение лучан, чем после.

139

По Козьме, у этого учителя, «родом серба, именем Дуринга, мужа самого гнусного, который был злее зверя лютого, воспитывался сам Неклан».

140

Смотри о жестоком обращении Болеслава и его причудливых капризах у Козьмы 1. 19 под 939 г.

141

Походы угров повторялись почти ежегодно.

142

Разумеем предание о том, что при Святополке чешские князья были лишены верховных прав. На Чехию не наложило никакого тяжелого отпечатка угорское соседство; если некоторые походы угры и должны были делать через Чехию, то дело происходило каким-то мирным путем, может быть, по взаимному соглашению. Вообще, хотя и нет положительных данных для суждения о том, как относились угры к чехам, но уже один взгляд на внутренние отношения Чехии начала Х века должен убедить нас, что угры не обнаружили здесь ничем своего губительного влияния; здесь вступает в свои права старая княжеская фамилия, был тут князь Вратислав, «великий славой» – по житию Вячеслава; во время женской опеки над малолетними детьми Вратислава выходят наружу известные уже нам партии с теми же претензиями, против которых боролись предшествующие князья… но нет ни одного намека на вторжение угров!

143

Что Козьма мог передать действительно совершившийся факт, об этом подробно говорит Томек в Apologie.

144

Cosmae, a. 1032. Пустынник Прокопий… основал славянский монастырь.

145

Ann. Salisb., a. 922. Arnoldus dux Bavariae in Boemiam cum exercitu vadit; Палацкий говорит об этом походе, ничем не мотивируя его; Томек придает походу именно эту цель – восстановление прав регенбургского епископа.

146

Легенд о св. Вячеславе насчитывается весьма немало. Добровский в 1819 г., взяв тогда известные, насчитал их не менее 14 начиная от X века легенд, современных Оттону II, до Карла IV, бывшего тоже биографом Вячеслава. Мне удалось воспользоваться русской легендой и Гумпольдовой, также житием.

147

Русское житие Вячеслава: «Разгорделись чешские мужи и начали ссориться меж собою: молод был князь их. Но когда он вырос… вошел дьявол в сердца злых советников его, они наговаривали Вячеславу: хочет тебя убить Болеслав, с ним заодно и мать, и воины его… злые псы, посоветовавшие Вячеславу выгнать мать свою без вины…»

148

Чешские паны распустили слух, что Людмила, из личной ненависти, была умерщвлена Драгомирой. Между тем в народном предании в продолжение столетий Драгомира, как богоугодная супруга Вратиславова, пользовалась добрым воспоминанием.

149

А когда он начал править, трудно сказать; если в 18 лет он еще не мог, за малолетством, сделаться самостоятельным правителем, то мог им сделаться в 20, в самом крайнем случае в 24; при первом предположении он бы княжил с 923 г., при втором с 927 г.

150

Указания на языческие обряды есть и в Гумбольдтовой легенде.

151

Milzane, civitates XXX, по словам Баварского географа; главный город их Будишин, несколько раз упоминаемый у Титмара.

152

Упоминание о многих из колен полабских славян есть у Баварского географа и в грамотах XI и XII вв.

153

Год покорения ратарей, лютичей и бодричей точно неизвестен.

154

Это случилось в 939–940 гг.

155

Геро сделался маркграфом после Зигфрида.

156

Что Чехия была немецким леном, основания на это берут из тех летописных свидетельств, где князья чешские клянутся в верности королям при подобном же обряде, что и вассалы, получавшие лен. Но все эти основания – особенные случаи, из которых никак нельзя выводить правила для каждого чешского князя, который нормально, по преемству, занимал чешский престол. Брячислав I говорит Генриху III, что он ничем не обязан перед немцами, кроме того, что установлено по договору с сыном Карла Великого; тот же Брячислав вводит закон о престолонаследии совершенно независимо от немцев.

157

Мечислав появляется в первый раз в борьбе с саксонским графом Вихманом в 963 г.; свидетельства об этом – у Видукинда, Lib. III. Геро, уже известный враг славян, первый наложил руку и на Мечислава Польского.

158

2 или 3 февраля 968 г. умер Бернгард, 3 марта – Вильгельм.

159

Об устройстве Магдебургской архиепископии см. у Гизебрехта.

160

Обстоятельство, последовавшее вскоре по вступлении на княжеский престол Болеслава II: от 971 г. мы имеем к нему письмо папы, которым папа изъявляет свое согласие на просьбу Болеслава. Письмо помещено у Эрбена в «Регестах», под № 67.

161

Св. Вольфганг сделался регенсбургским епископом с 972 г. Об его участии в учреждении Пражской епископии говорит его жизнеописатель.

162

По основательной догадке Палацкого.

163

Козьма говорит, что Титмар умер скоро после посвящения, относимого им к 967 г.; Хронология Козьмы тут ошибочна; что не в 967 г. было посвящение Титмара, за это говорят лица, принимавшие участие в посвящении и назначении его епископом. Во второй книге своей хроники Козьма приводит учредительную грамоту Пражской епископии, «qui ab initio per totum Bpemiae ac Moraviae ducatum unus et integer costitutus… a papa Benedicto». Папа же Бенедикт занимал папский престол с 19 января 972 по июль 974 г. Св. Вольфанг сделался регенбургским епископом тоже только в 972 г.; что епископ Титмар умер в 982 г., об этом говорит жизнеописатель св. Войтеха.

164

Подлинную записку Вольфганга представил он или нет? Палацкий и Шафарик принимают эту грамоту за подлинный исторический документ; Иречек говорит о ней с сомнением. Отрицают ее достоверность Дюммлер, Бюдингер. Подделка документов в XI и X веках была весьма обыкновенна; лучшим представителем этого мастерства служит Пилигрим Пасовский.

165

Для объяснения приязни, существовавшей между баварским и чешским домом, Добнер, а за ним и Палацкий приняли догадку, что супруга Болеславова Эмма была дочерью бургундского короля Конрада, другая дочь которого, Гизела, была за Генрихом Баварским; Гизебрехт и Бюдингер называют эту догадку безосновательный.

166

Тут известия летописные перепутаны; трудно решить, подготовили ли этот мир невыгодные обстоятельства Оттона или Болеслава, впрочем, последнее довольно невероятно. Annal. Altahenses говорят о приниженном положении Болеслава, но сношения и переговоры с Оттоном должны были происходить до личного между ними свидания. Весьма близкие и приязненные отношения завязываются с тех пор у императора с чешским князем.

167

Наказание ссылкой заключалось в том, что обвиненный поручался надзору какого-либо человека в другой провинции.

168

Маркграф Геро, раненный в битве с лужичанами в 963 г., потерял тут сына своего Сигфрида. Это так огорчило старика, что он скоро оставил свой пост, пошел в Рим на богомолье и на возвратном пути умер 20 мая 965 г. Марка Геро была разделена между многими графами, которые под его еще начальством управляли отдельными частями ее. Дитрих стал графом Нордмарка, называвшегося впоследствии Altmark; ему подчинены были лютичи и гаволяне, народы по Гаволе до Нижней Одры. Саксовецкая марка, на Нижней Сале и Мульде до Лабы, к которой причислялись также Нижние Лужицы и Польша до Варты, – впоследствии марка Лужицы и Восточная – была разделена между двумя графами Титмаром и Годо, последний начальствовал над восточными областями, более беспокойными. Тюрингская марка, от верховьев Салы до Лабы, из которой впоследствии образовалась марка мишенская и от которой в зависимости были Верхние Лужицы, разделена была между тремя графами: Гунтером, Вигбертом и Виггером. Каждый из этих шести графов получил права, принадлежавшие прежде Геро, и владел леном в своем округе. На случай восстания они должны были собираться под знаменем Титмара, которому поручен был верховный надзор за всеми марками с титулом маркгерцога.

169

Трудно утверждать, чтобы единственная цель нападения была похищение девушки, да и время выбрано весьма тяжелое для Германии, когда император был за границей ее (в Италии); здесь характер отношений славянских князей к немцам начинает, кажется, вырисовываться яснее: не могли же они не пользоваться невзгодами Германии; у Титмара описывается это как неприятельское нападение.

170

Жупа Слубская подчинена Геро в 963 г.; позже здесь занял Мишну и окрестные жупы Болеслав Чешский (985 г.), военные действия 990 г. сосредоточиваются в жупе Слубской; все ведет к догадке, что оба князя претендовали на эту землю – один как на подарок от немцев, другой как на военную добычу.

171

«Бородатый греческий апостол, не руководимый политическими целями, не угрожал самостоятельности стран новокрещенных; принадлежа к патриарху Константинопольскому, не старался уверить их, что они должны подчиниться императорству; новообращенные видели себя членами великой Христовой церкви, а не подданными немецкого императора», – говорит Лелевель.

172

Действительно, Чехия X века была слаба в христианстве; объяснять этого нельзя тем, чем бы это легко было объяснить относительно, например, бодричей: тут сверху донизу, во всем населении, ненависть к притеснителям, желание, выждавши благоприятный случай, выместить злобу на церкви и епископе; в Чехии же нужно предположить другие причины холодности и неверия, и к этим причинам можно отнести разрыв сношений с Востоком, откуда народ привык иметь проповедников, и ослабление проповеднической деятельности в чешском народе; замечательно, что Войтеха сочли за нужное отправить для образования в Магдебург, т. е. за границу. Похвала Козьмы Вячеславу и Болеславу не противоречит этому: первый был мученик, второй основал Пражскую епископию. Козьма хвалит их за это, как Нестор хвалит Владимира за принятие христианства, хотя нельзя сказать, чтобы действительно в России так успешно распространилось и повсеместно утвердилось христианство, как об этом говорит Нестор.

173

Уже не редкость в ту эпоху, что дети коронованных особ и члены богатых семейств вступают в духовное звание; многие члены императорского саксонского дома (архиепископ Кельнский Вильгельм, Адельгейда и Матильда – аббатисы) посвящали себя монашеской жизни; то же самое видим и в чешском княжеском доме (Страхквас, Млада); знатные люди подражали в этом случае обычаям князей; высшие церковные должности мало-помалу переходят к знатным родам – явление, характеризующее средневековую церковь.

174

Избранный князем и народом епископ должен был получить утверждение в своем звании от императора (инвеститура).

175

Посвящение пражского епископа обыкновенно совершал майнцкий архиепископ. Так, см. о посвящении Титмара Cosmae 1, 23, о посвящении Войтех 1, 26; жизнь Войтеха, по Канапарию, гл. 8; ср. у того же Козьмы о посвящении Тигдана под 997 г., Иззо под 1023 г., Севера под 1030 г., Яромира под 1068 г.

176

Вспомним, что, завладев Мишной, он гонит оттуда епископа Фолькольда; когда открылась война с немцами, союзничает с языческими лютичами.

177

Это свидетельство, имеющееся только у Козьмы, важно потому, что говорит о дурных отношениях Войцеха и князя. Чтобы понять, чего хотел Войтех и с чем встречал он затруднения, нужно сопоставить последующий характер его деятельности, когда дано было князем торжественное обещание не ставить ему преград.

178

К концу X века монашество во Франции и Италии реформируется в своих основаниях. Во Франции эту реформу произвели аббаты монастыря Клюни, основанного в 910 г., Берно, Одо и Майол – воззванием к жизни монастырских правил св. Бенедикта. В Италии церковная и монашеская жизнь тоже к этому времени получила новый и высший вид. Только высшее удовлетворение она находила не во внешних формах и учреждениях, но в мистицизме, и основание ей положили отдельные личности. Первым лицом такого рода и был св. Нил; по духу и убеждениям похож на него Ромуальд, наполнявший тогда славой Северную Италию. Он происходил из богатого семейства и долго вел роскошную и порочную жизнь. Тяжкое преступление, совершенное отцом его, пробудило его от прежней жизни и привело в монастырь. В суровых лишениях провел он многие годы в Венеции вместе с другим пустынником, Марино; потом возвратился в Италию и пытался здесь провести совершенное изменение в монастырском уставе. Оттон III поручил ему монастырь Классе в Равенне, но требования Ромуальда были так тяжки, что братия никак не могла выполнить их, и он должен был отказаться от управления монастырем. Все это были личности сильные, широко распространившие свое влияние. Реформа коснулась и монастырей римских: монастырь Бонифация и Алексия стоял в близких отношениях с монастырем Св. Нила. Наш епископ Войтех относится к этому же разряду ревностных реформаторов церкви и глубоких мистиков и аскетов, желавших разом и без уступки проводить в жизнь свои отшельнические теории.

179

Козьма под 1039 г. Здесь встречаются в первый раз указания на разделение Чехии по архидиаконатам, которое основывалось на старом делении по жупам. Томек в своей статье «O starem rozdéleni Čech ns żupy» говорит: «Не будет смелым соображение, что разделение земли на архидиаконства происходит от первого времени Пражской епископии, по крайней мере от св. Войтеха, установителя церковного устройства в Чехии».

180

Сделавшись земским князем, он выдал дочь свою за одного из Вершовцев. О слабости княжеской власти за это время свидетельствует Козьма, 1. 29.

181

По догадке Добнера и за ним Палацкого, это была жена одного из Вершовцев.

182

Весьма любопытна в этом отношении переписка Оттона III с Гербертом, реймсским архиепископом.

183

Как увидим, отношения между чехами и поляками были в это время довольно натянутыми.

184

Впрочем, Козьма сохранил только тот факт, что была приязнь между Войтехом и императором: хронологические данные и обстоятельства, в которых выразилась эта приязнь, у него спутаны.

185

Св. Войтех со своими спутниками ошибкой попал на священное поле Ромово; жрец капища считал это оскорблением святыни; а может быть, и то правда, что брат жреца был убит в войне с поляками и он мстил Войтеху за смерть своего брата.

186

Нелишне заметить, что и в войне 997 г., веденной Оттоном против лютичей, не упоминается об участии чехов: может быть, тогда уже имели начало те факты, с которыми мы встречаемся в 999 г., т. е. совершенный разрыв отношений между чехами и поляками.

187

Год его смерти у Козьмы ошибочно обозначен 996-й.

188

Здесь мы не входим в подробное изложение польских событий, что будет предложено в другом месте, а имеем только указать на них для пояснения причин политического упадка Чехии.

189

Проповедническую деятельность в Угрии продолжал Астрик, впоследствии архиепископ Угорский.

190

В угорских житиях св. Стефана он представлен под именем Asericus.

191

Таковы его известия об амазонках.

192

Географ Баварский называет имя Vuislane, сделав перечисление народов iuxta positos, т. е. южных; наряду с вислянами (после них) упоминаются sleenzant, lunsizi, т. е. силезцы и лужичане; очевидно, он помещает их именно на севере; упоминаемый в житии Мефодиевом «князь силен вельми, в вислех седяй», изгнанный Святополком Моравским из своего княжества, есть, может быть, тот, переселившийся в Захлумье, князь, о котором говорит Константин Порфирородный.

193

Последняя упоминается только в учредительной грамоте Пражской епископии, затем не встречается никакого следа требовлян в этом месте. Бобране жили по реке Бобру; имя народа упоминается только в грамоте императора Генриха.

194

Лаба принимает с левой стороны: Салу с Эльстрой, Плису и Орлу, Мульду с Каменицей и Яну; с правой: Белую и Черную Эльстру, Спреву в соединении с Гаволой. Одра принимает Нис и Бобер с Квисой.

195

Баварский географ у лужичан и мильчан насчитывает по 30 городов.

196

Любопытно оправдание политики Мечислава относительно славян полабских у Карла Шайнохи, хотя и весьма сомнительна его основательность. Правда, что введение в Польше государственного порядка, известных обязательств и повинностей, христианства и т. д. не могло обойтись без борьбы, брожения, неудовольствий; весьма вероятно, что многие сожалели об утрате старых патриархальных порядков и, не понимая потребностей времени, смотрели на Пястовичей как на тиранов и не раз поднимали против них бунт; но на чем же основаны дальнейшие соображения? «Наиболее негодовали на Пястовичей те западные славяне, которые, никак не примиряясь с мыслью о новой общественной организации, решившись лучше погибнуть, чем принять чужую веру, смотрели на них как на изменников. Отсюда выходили, с одной стороны, сочувствие и соглашение между этими западными славянами и противной Пястам партией в Польше, с другой – меры, принимаемые Пястами против западных славян, поддерживавших беспорядки в новохристианизированной Польше. Поэтому, когда римские императоры, в видах распространения своего господства, предпринимали войны против западных славян, тогдашний интерес Польши, т. е. Пястов, заставлял их помогать императору против родственных народов». Но чем будут объяснены задирчивые притязания Мечислава относительно чехов?

197

Можно бы привести и еще довольно убедительные доказательства разъединенности славян за это время: замечательно, что ранее, в первой половине X, тем более в IX веке, мы видим дружные восстания славян, твердо и положительно преследующих взятую цель; в IX веке дела чехов и славян полабских, по крайней мере чехов и сербов, стояли в соответствии с положением к немцам моравских государей; в половине Х века с деятельностью и характером чешских государей.

198

После похода, когда Мстивой стал требовать у графа Бернгарда руки его племянницы, ему сделан был оскорбительный отказ: может быть, предварительным согласием на брак хотели от него получить только более существенную помощь на войну против сарацин.

199

Кажется, об аналогичном с этим обстоятельстве упоминает Титмар, IV. 15: «Fuit in nostra vicinitate quidam miles inclitus, Risa nomine»; с ним дурно обращался маркграф Тидрих, и он перешел к славянам; эти вверили ему защиту Бранибора, но он изменил им и передал город королю. Annal. Hildesheimenses, a. 991 называют этого Кизу саксом; но, зная тогдашние обстоятельства в славянском мире – ожесточенную, давно уже поднятую волну против немцев, – трудно предположить, чтобы славяне поручили саксу начальство над военным отрядом и защиту Бранибора, как говорит Титмар, или чтобы лютичи помогали ему занять Бранибор, а он воспользовался этим и подчинил страну своей власти, как говорит летописец гельдесхеймский; если предположить, что Кизо был не сакс, а славянский князь, недоумение устранится: понятны и притеснения маркграфа Тидриха, понятно и командование его крепостью, и измена славянам. Подобное же рассказывается о Тугомире, браниборском князе.

200

Дело было в 967 г., когда Вихман, соединяясь с волинцами, угрожал Мечиславу Польскому и когда на помощь ему князь чешский прислал два полка конницы.

201

Без сомнения, Кресцентий имел другое, славянское имя. Может быть, слово crescere служило летописцу основанием назвать сербского князя Кресцентием; но crescere значит «расти», тогда бы соответствующее латинскому Кресцентий было славянское имя было Прибыслав или Ростислав.

202

Год смерти определяется по летописям гильдесхеймским, a. 992; день – по известию Титмара IV.

203

Рождение Болеслава можно относить к 967 г.

204

Этот брак можно относить к 979–980 гг. Имя третьего сын от второго брака неизвестно из источников; Лелевель называет его Болеславом, примиряя встречающееся в одном документе имя Ламберта как имя сына Мечиславова, предположением, что Ламберт было монашеское имя или Святополка, или Болеслава; в пользу мнения его говорит и жизнеописание Ромуальда, VIII, 39, где один из сыновей Мечислава назван Busklaws, т. е. Болеслав. В библиотеке Оссолинских помещена генеалогическая таблица королей польских: тут третий сын назван Казимиром-Ламбертом (?).

205

Весьма вероятно, что изгнание Оды случилось не в один и тот же год со смертью Мечислава.

206

M. Gallus, Chronic. 1.1 и вообще первые главы его содержат в себе отрывки разных коленных преданий, существовавших независимо одно от другого.

207

Есть и другая сторона этих отношений к шляхте, рыцарству и другим сословиям, но сочувственные черты Болеславова характера мы постараемся собрать в другом месте; здесь же имеется в виду нарисовать общественные отношения Болеславовой Польши.

208

То в большей, то в меньшей степени приписывают Болеславу законоположения, проведшие резкую черту между двумя сословиями – шляхетским и кметским. Но при суждении об этих законоположениях мы можем отправляться только от отрывочных известий Мартина Галла, писавшего в XII веке. На основании таких отрывочных известий, позднейших общественных отношений и критических работ над древнейшими памятниками польского законодательства, польский историк Лелевель пытается дать некоторые общие соображения о том, какие из статей законодательства Казимира, будучи выражением обычного народного права, могли бы быть отнесены к эпохе древнейшей, даже ко времени Болеслава I. В VI томе Polski wiekow srednich он так развивает свой взгляд, извлеченный им из рассмотрения польского законодательства. Короли и князья были законодателями, иначе при разных королях и князьях составлялись судебные решения; ни один из них еще не составлял кодекса. Решения производились по потребностям времени, по случаю недоразумений в судебной практике… Таким законодателем был и Болеслав Великий и, вероятно, своих постановлений не записывал по-латыни; Казимир Справедливый, Конрад и Лешко в своих постановлениях, писанных уже на латинском, занимаются охранением частной собственности, заботятся о безопасности бедных – к этим целям направлены определения сейма ленчинского 1180 г.; всякое время имело свои специальные требования, которым и отвечали постановления княжеские. Казимир Великий первый собрал все утвердившиеся в судебной практике обычаи и таковые digessit для пользования в судах. В таких дигестах найдутся постановления из всякого времени; не найдется только тех, которые вышли из употребления… тут не найдется и постановлений, отзывающихся старым языческим временем, хотя разные обычаи, записанные в статутах, относятся к дохристианской поре, хотя можно указать виды статутов, имеющих происхождение свое от времени Болеслава Великого.

Далее у Лелевеля действительно и следует извлечение более древних, по его мнению, статутов из законодательства Казимира Великого, из статутов вислицкого и петрковского.

В стране земледельческой, притом лесистой и недостаточно населенной, должны были существовать предписания, касающиеся земледелия, охраняющие сельскую собственность. Польша была страна рыцарская, и потому все, что касается достоинства и прав рыцарства, должно было быть предусмотрено в обычном и писаном праве. Такие стародавние, первичные постановления княжества польского должны быть кратки и сухи, легко могли сохраняться в памяти. Их объявляли на местах народных собраний, на торгах, рынках, дабы всем они были известны; они должны были получить место и в письменных сборниках постановлений. Когда мы рассматриваем законодательство XIV века, находим тут значительное число постановлений настолько кратких, отрывочных и сухих, насколько другие постановления пространны. Эти краткие, отрывочные статьи исключительно представляют: назначение кар за проступки рыцаря, предостережения, касающиеся полей и лесов, либо до кражи скота; а если некоторые из подобных статей на вид довольно велики, то можно убедиться в их сшивном (сборном. – Ред.) характере, разбив каждую из них на несколько частей, что сделать довольно легко. Такое свойство их заставляет признать, что они весьма древни и по большей части относятся к первому периоду истории королевства Польского. В течение веков почти каждый из подобных артикулов должен был подвергнуться значительным изменениям; при всем том он сохранил и старый характер, а часто и слог не изменившимся. Таковы приемы, которые дает Лелевель желающему воспользоваться польским законодательством для изучения древнейших отношений польского общества.

Антон Сигизмунд Гельцель в «Starodawne Prawa Polskiego Pomniki», т. 1 w Warszawie, 1856 г., сделал весьма подробный разбор Лелевелева взгляда на польское законодательство в критическо-историческом разборе этого законодательства, предпосланном самому изданию памятников. Оставляя в стороне несогласие этого ученого с Лелевелем относительно самого взгляда на характер Казимировых статутов, на отношение между вислицким и петрковским уложением, мы отметим некоторые пункты опровержения, касающиеся собственно нашего предмета:

1) Нельзя известные статьи законодательства Казимирова, как, например, против потрав и вреда, наносимого проезжающими панами хозяйству земледельцев, приурочивать к какому-либо определенному времени, потому что подобные злоупотребления и подобные статьи против них повторялись и в позднейшие эпохи, например в 1493, 1527 гг., притом не только в Польше, но и в Германии и Франции.

2) Юридические постановления, признанные Лелевелем за древнейшие, – о похищении чужой вещи на ниве и предметов, относящихся до хозяйства: волов, деревьев, сена, зерна, овощей, об оскорблении бедного и ответственности пана за вину слуги, причем вставка idem перед некоторыми статьями наводила его на мысль, что они взяты из постановлений весьма древних, Гельцелем опровергаются.

3) Длугошево известие о праводавстве Генриха Бородатого, известие, составляющее только риторическую фразу, Лелевель принимает в основание своих выводов.

Вообще, Гельцель шаг за шагом следит за развитием Лелевелева взгляда и показывает как самые ошибки, так и источник, откуда произошли они. «Мои исследования, – говорит он, – представляют вот какой результат: я убедился и в предыдущих отделах доказал, что многие и доводы Лелевеля, который в статуте Казимира Великого видит остатки более или менее полных статутов XIII в., ошибочны. Совершенно другое дело, если в этих статутах могли сохраниться и сохранялись, в сущности, весьма древние остатки обычного народного права, которое имело свое происхождение еще в период язычества народа. Подобные обычаи оставили след свой в постановлениях времен чрезвычайно поздних. Но когда идет дело о самом факте законодательства той или другой статьи, в той форме и редакции, в какой мы ее теперь находим, в этом отношении мне приходится отказать в происхождении из XIII в. не только всем отдельным статутам, но и каждой их статье».

Выходит, что при всем скептическом отношении к делу Гельцель дает некоторое место мнению Лелевеля об удержании в позднейшем законодательстве некоторых черт древнейшей жизни. Мы и старались воспользоваться скромным правом, уделенным Гельцелем историку древнейшей истории Польши.

209

Военные учреждения Болеслава в некоторых сочинениях представляется заимствованными у немцев. Не решая вопроса, существует ли какая связь между учреждениями Генриха и Болеслава, считаем нужным сослаться на то место в этой книге, где было говорено об устройстве марок королем Генрихом I.

210

В древних переводах польского права miles очень обыкновенно переводится через «шляхтич», militia «шляхта», ius militare через «право шляхетское», de military prosapia через «шляхетского роду».

211

Галл упоминает только о тяжело– и легковооруженных.

212

Война была из-за Червенских городов.

213

В Никоновской летописи под 992 г. говорится о послах Болеслава к Владимиру.

214

ПСРЛ, т. I: «И бѣ жива съ князя окольными миромъ, с Болеславомъ Лядьскымъ, и съ Стефаном угрьскым и с Андрихомъ Чешьскимъ и бѣ миръ межю ими и любы».

215

Во-первых, тетка Болеслава Аделаида была за угорским Гейзой, во-вторых, за Болеславом была Юдита, дочь Гейзы и Шарольты.

216

Путешествие Оттона III в Польшу и свидание его с Болеславом дали богатую пищу летописцам и возбудили много недоумений у позднейших историков. Внешние влияния, которые могли побудить Оттона к путешествию в Польшу, объясняются из того положения, в котором находилась тогдашняя Польша. Для Оттона важно было расположить в свою пользу польского князя, оказав ему чрезвычайный знак внимания, и тем обеспечить с его стороны спокойствие Германии.

217

Цейссберг, а особенно Сташинский, которому следует и Цейссберг. Подробно рассуждает о пребывании Оттона в Гнезне «Chronica Polonorum» (Мартин Галл); сочинитель хроники, очевидно, пользовался каким-нибудь другим источником, дополняя и раскрашивая его сухие известия классическими средствами, преимущественно заимствованными у Саллюстия. Цейссберг, выделяя риторические прибавки из известия Мартина Галла, в первоначальном его источнике видит формулу возведения в патриции, как она была составлена во время Оттона III. Цейссберг был наведен на мысль, что гнезненский акт есть не что иное, как возведение польского князя в патриции – обычай, весьма обыкновенный при византийском дворе тогдашнего времени; в практике Византийский империи издавна существовал обычай наделять иноплеменных князей достоинством патриция, чтобы привязать их к империи. Выражение составителя «Chronicae Polonorum» «fratrem et cooperatorem imperii, populi Romani amicum et socium», сопоставленное с выражениями византийских писателей, указывает на государственный союз, в который вступала империя с варварскими народами.

218

Можно, впрочем, думать, что коронование было после присоединено к гнезненскому трактату, когда вообще действия Оттона III стали украшаться народной фантазией.

219

Главный источник для истории войн Болеслава с немцами – Титмар, начиная с V книги, частью Annales Hildesheim. et Quedlinburg. Литературная обработка этого периода истории Польши и Германии представляет немало замечательных трудов славянских и немецких.

220

Каждому немецкому междуцарствию соответствовал известный захват славянскими князьями немецких областей, которые всякий раз принужден был отнимать новоизбранный немецкий король.

221

Это был брат маркграфа Эккарда, состоявший в родстве и с Болеславом Польским. Гизебрехт замечает, что, быть может, Дубровка до брака с Мечиславом Польским была в замужестве за отцом Эккарда и Гунцелина, графом Гунтером; то же самое говорит об этом родстве и Лелевель. По смерти Эккарда, при неустройствах в Германии, Гунцелин, весьма естественно, желал оставить за собой маркграфское достоинство; но из рассказа Титмара можно видеть, что кто-то другой, а не Гунцелин заведовал делами марки.

222

Весьма вероятно, что немецкие графы дали Болеславу присягу в вассальной верности.

223

Tietmar, V. 10. По объяснению Хирша, мильчане занимали Верхние Лужицы, лютичи западную часть Нижних Лужиц от Черной Эльстры. Слова Титмара «redditis sibi Liudici et Miltizieni regionibus» трудны для объяснения. При дословно переводе sibi можно относить к Болеславу, и тогда упомянутые страны были бы уступлены Генрихом польскому князю, но есть грамота Генриха II от 8 августа 1004 г., из которой видно, что на эти земли простиралась власть императора. Нейманн относит sibi к Генриху; по этому объяснению, Болеслав отказался в 1002 г. от всех своих завоеваний во время междуцарствия.

224

Thietmar, V. 154 Dobner, Annal. ad Hagek, IV p. 484, 505 замечает по этому случаю: Владивой своим вассальным подчинением Генриху II не только всем нашим, которые или стремились к власти, или недовольно утвердились на престоле, под пример, но и последующим королям и императорам германским дал повод считать своим правом и с оружием требовать от князей наших той же вассальной верности и покорности, какую выразил перед ним Владивой. Это было бы верно, если бы было справедливо, что Чехия ранее того не была в податном положении.

225

Заговор описан у Титмара.

226

В следующем году Бруно мирится с братом, граф Генрих попадает в плен, в 1003 г. граф Герман ищет расположения у короля и, по ходатайству королевы, оставлен в прежнем звании. Так рушился этот заговор, надолго отвлекший короля Генриха от непосредственного наблюдения над действиями Болеслава Польского.

227

Lomatch на левом берегу Лабы, по берегам притоков ее, Дольница и Яна.

228

Сохранилось известие, что в Жатце избит был отряд поляков – знак, что на них смотрели не как на друзей.

229

Описание этого похода у Титмара довольно неясно. По его словам, один и тот же отряд войска действовал и против Болеслава, и потом в собственной Чехии, в Жатецке, притом близ Жатецка Генрих выжидает баварцев. Во-первых, не все, значит, войска явились к Межибору, баварцам и франкам, может быть, поручено было прямо вторгнуться в Чехию; во-вторых, трудно допустить, чтобы Болеслав был так недеятелен в это время и так легко относился к делу, как рисует это Титмар: ему говорят, что близко неприятель, а он самонадеянно отвечает: «Si reperent ut ranse, iam possent huc asvenisse»; в-третьих, дело легко объяснится, если примем, что в одно и то же время немцы действовали с разных сторон, фальшивыми движениями развлекая внимание Болеслава, так что, когда он ждал неприятеля в одном месте, этот неожиданно появлялся в другом и притом в границах самой Чехии.

230

По поводу имени Liuini Морачевский замечает, что здесь разумеется Юлин (Jumne).

231

Неподалеку от Девина и Сербища в Лабу впадает Сала. Это единственное время, к которому можно отнести народное предание о том, что Болеслав на реке Сале, среди саксонских земель, железным столбом обозначил границы Польши.

232

Политика короля Генриха II действительно находила мало сочувствия между саксами и баварцами. Особенное неудовольствие возбуждал союз его с языческим народом (лютичи) против христианского князя (Болеслав Польский). Многие высокопоставленные лица духовного и светского чина находили, что политика Оттона III по отношению к Польше более соответствовала национальной чести и христианскому чувству; ведя постоянную войну с польским князем, Генрих отвлекал его внимание от языческих народов и мешал проповеднической деятельности и распространению христианской веры, что вполне противоречило средневековому воззрению на римского императора германской нации. Блистательное подтверждение своих взглядов недовольная партия видела в продолжительной безуспешной войне с Болеславом и в чудесах от мощей угодников польских: разве св. Войтех, рассуждала она, и пятеро других святых почили бы в земле Болеслава, если бы они не хотели помогать ему? Таким образом, война с Болеславом казалась им делом недостойным императора и богопротивным. Лучшим выразителем идеалов этой партии является св. Бруно, высокий почитатель, друг и жизнеописатель Войтеха, пострадавший за проповедь христианства между язычниками 14 февраля 1009 г. Мученическая смерть Бруно не могла остаться без последствий для партии, стремлениям которой он дал весьма определенное выражение. Мы знаем, что Гунтер, один из главных представителей ее, решился, по примеру Бруно и Войтеха, идти на проповедь к лютичам; польский князь, снабжавший его одеждой и съестными припасами, был полным осуществлением идеала христианского короля в глазах этой партии.

233

О причине раздоров между Генрихом и Гунцелином, состоявшими между собою в близком родстве, делаются разные догадки. Любопытно, что на суде князья просят снисхождения к Гунцелину в выражениях, напоминающих письмо Бруно, высказывая все свое нерасположение вести войну с Болеславом и преследовать его партию.

234

Не совсем легко понять относящееся сюда место Титмара, VI, 39. Идет ли здесь речь о перемирии с Болеславом или о земском мире?

235

Сомнительно, чтобы этот город дежал на Одре, как думаете Лелевель, ведь Болеслав владел в это время всей страной до Эльстры, вероятнее полагать его где-либо на Лабе, как это делает Богуславский; хотя, с другой стороны, разрушение Болеславом этого укрепления показывает, что оно было где-то близ Польши и возбудждало его подозрения. Гизебрех полагает этот город в Lausitzerlande, т. е. в Лужицах.

236

Sciciani, Giesebrecht, Hirsch предполагают его между Kalau и Luckau, Lelevel в Великой Польше.

237

Сам король в это время осаждал Мец; услышав о ходе военных действий, он стал питать недоверие к саксонским славянам и предполагать в них измену. Уже и то обстоятельство могло казаться ему подозрительным, что Вальтерд принял от Болеслава дары.

238

Lelewel, Polska II, s. 45–46; Bogusławskiego, Rys, s. 71–72. И здесь, как и во многих других случаях, слишком резко различие между выводами славянских и неславянских ученых. Камнем соблазна служат слова Титмара о Болеславе «он, в качестве оруженосца, сопроводил его» и… «желанный лен». Gisebrecht, Wend, Hirsch и Roepell видят здесь вассальную присягу и подчиненность. Сопоставляя разные случаи, где иностранные князья по обязанности и добровольно поднимают оружие пред королем или несут его, можно вывести, что этот обычай был знаком некоторой зависимости; но какой?

239

Кто стоял в Италии в сношениях с Болеславом? На это дает некоторый ответ Грефер, что король Arduin имел могущественных союзников Италии и за Альпами – в чешском и польском королях.

240

Это было или в конце 1014 г., или в начале 1015 г. Хронологию событий этого времени (1013–1015) старается установить Cohn. По его мнению, Мечислав был освобожден в 1015 г.; но Zeissberg доказывает, что это было в 1014 г.

241

«Ad locum locum Sclacisvordi»; Лелевель полагает этот город в Лужицах, между Лабой и Черной Эльстрой, Морачевский – около Белогорья, к югу от Торгова (Torgau), где обыкновенно была переправа немцев через Лабу в войнах их с поляками.

242

О положении Businc весьма много разноречивых показаний. Здесь принято мнение Лелевеля и Богуславского.

243

Поход русского князя кончился неудачной осадой Бреста. Соловьев, История России, I, с. 221; Карамзин, История государства Российского, т. II, примеч. 10.

244

Движение на Нимч остается непонятным расчетом Генриха; была ли это случайная ошибка или заранее составленный план, трудно сказать.

245

Все примеры отдельных столкновений и наездов взяты из Титмарова описания этого похода в VII книге.

246

Брак этот заключен был в 1010 г. или несколько позднее, потому что дочь Болеслава от его брака с Кунильдой могла родиться не ранее 991 г.

247

Рейнберн умер в заключении.

248

«…да то ти прободем трѣскою черево твое толъстое…» Описание Титмара и русской летописи, в сущности, сходны.

249

ПСРЛ, I. «Святополкъ рече: «Елико же ляхов по городу, добивайте я» и избиша ляхы. Болеслав же побеже изъ Кыева».

250

Польские источники частью представляют в другом свете самое пребывание Болеслава в Киеве, частью распространяют отношения Болеслава к Ярославу неправдоподобными подробностями, например заставляют Ярослава бежать за отступающим из Киева Болеславом и еще раз быть побежденным. Польские источники разобраны у Карамзина во II томе «Истории государства Российского», примеч. 10, 13, особенно 18 и у Репеля в его Geschichte Polens I, s. 658–661. Мы следовали в изложении этих событий преимущественно Нестору и Титмару.

251

Черты для выяснения идеального типа Болеслава представляет Галл, которого вся история «Славного короля» есть устные предания о нем духовенства, дворянства и народа польского.

252

Черты щедрости русского князя Владимира – ПСРЛ, I. Общедоступность к нему и богатый стол, накрытый для всех, рисует наш богатырский эпос.

253

О ней с похвалой говорит Титмар, она была славянка, дочь Добромира, и надолго сохраняла о себе память в Польше.

254

Весьма интересен рассказ венгерских летописцев о том, что угры, не успев еще образовать своего европейского государства, уже покорили своей власти Русь и обязали ее ежегодной данью. Так, Аноним Нотарий короля Белы рассказывает, что угры под предводительством семи старейшин, из которых главным был Альм, отец Арпада, выступили в 884 г. из Скифии, своего древнего отечества; долго шли они по пустыне, не встречая никаких поселений, питаясь произведениями рыболовства и охоты, пока не пришли в Руссию, которая называется Суздаль (in Rusciam, quae Susudal vocatur); без всякого препятствия дошли они до Киева и решили покорить всю землю русов. Князь киевский, услыхав об этом, призвал на помощь куманов, но не мог выдержать натиска угров и просил мира. Мир дан был ему на следующих условиях: 1) князья и вельможи русские должны дать в заложники своих сыновей, 2) должны обещать ежегодную дань в 10 000 марок серебра и, кроме того, дать уграм пищу, одежду и все необходимое.

Князья русские исполнили все требования угров, дали, сверх того, 1000 коней с полною сбруей, 400 верблюдов и другие дары многие и бесчисленные и просили только, чтобы угры не селились в Галиции, которая встретится им по дороге на Запад; вместо нее указали на Паннонию как на страну, отличающуюся превосходными качествами. В сопровождении киевских русов дошли угры до Владимира, князь которого дал им также заложников, золота, серебра и пр.; после трехнедельного здесь пребывания угры в конце четвертой пришли в Галич, где были приняты с такою же покорностью; отсюда они перешли в Паннонию. Не нужно много доказательств для опровержения приведенного рассказа; очевидно, что Аноним Нотарий, писавший (в XIII столетии) в то время, когда имена Суздаля, Галича и Владимира уже были известны, не знал, что в IX столетии они еще не существовали. Нам возразят, пожалуй, что время основания древнего города определить весьма трудно: построенный в известную эпоху, как значится в письменном памятнике, он мог существовать несравненно ранее, в виде небольшого поселения, мало известного по негромкой деятельности племени, которому оно принадлежало. Соглашаясь с этим возражением, мы не будем опровергать Анонима тем, что означенные города не существовали в 884 г., но никак не можем согласиться с ним, что князья их были до такой степени богаты, что могли поднести уграм столь ценные дары.

Кроме того, наш собственный летописец, которому мы имеем основание верить более, чем безымянному Нотарию венгерского короля и который со слов предания записал известие об уграх, именно говорит, что угры мирно, без войны, прошли 898 г. мимо Киева и по всей земле Русской, а воевать они начали там, где живут волхи и словене, т. е. в стране, впоследствии назвавшейся угорскою (ПСРЛ, I, 10). Неужели предание забыло бы о враждебном столкновении угров с киевлянами, если бы такое действительно было? Другой летописец венгерский, более достойный вероятия, именно Туроч, рассказывает о покорении Руссии (она же и Суздаль) гуннами еще в IV столетии (375 г.). Гунны по смерти Аттилы и после междоусобных войн сыновей его возвратились домой, в азиатскую Скифию, откуда уже в 745 г. перешли в Паннонию. В это вторичное прохождение их через Русь они, по словам Туроча, не имели войны с жителями Суздаля и Киева (Rio), а что касается до Владимира и Галича, то об них нет ни малейшего упоминания. Таким образом, рассказ Нотария ничем иным не объясняется, как ложным патриотизмом: он жил в эпоху частых походов венгерских королей на Русь, и ему хотелось дать право, законность тем притязаниям на Галич, которые ясно высказывались со стороны Венгрии.

255

Роман, как нам известно из русских летописей, был в 1199 г. во враждебных отношениях к большей части русских князей; со всеми Мономашичами он был в ссоре и если заключил союз с Ольговичами, то только по причине крайней необходимости. Теперь понятно, что Роман не мог приступить тотчас же к решительному образу действий, потому что собственные средства его были незначительны, а на постороннюю помощь нечего было рассчитывать: союзники его, Ольговичи, сами были в незавидном положении, они воевали с Рюриком; Всеволод не мог благосклонно смотреть на соединение Волыни с Галичем, потому что политика его постоянно отличалась противодействием усилению какого бы то ни было князя, а Рюрик был открытым врагом. Между тем успех зависел от быстроты и энергии; галичане, по словам Татищева, учинили совет, на котором были высказаны два мнения: одни хотели посоветоваться с Рюриком и от него просить князя, другие стояли за Романа, и им нужно было предупредить вмешательство Рюрика.

Во второй раз отправился Роман в Польшу и, по словам польских писателей, униженно умолял Лешка, тогда уже князя краковского, о помощи, соглашался вступить в подданнические к нему отношения (так умеренно переводим мы слово, употребленное Кадлубеком) и не хотел быть самостоятельным владетелем Галича, а только Procuratorʼом краковского князя. Кроме того, обещал, что через него Лешко будет владеть всеми русскими и половецкими князьями. Просьба Романа принята была не совсем благосклонно, польские вельможи находили более выгодным приобрести Галич для Польши, но Лешко по доброте сердечной согласился наконец исполнить ее и выслал воеводу Николая для утверждения Романа на галицком столе.

Уже далеко от города польское войско было встречено галичанами, которые предлагали полное, безусловное подданство краковскому князю, обещали большую дань и просили одного: избавить их от ненавистного господства русских князей, которые губят землю своими распрями и междоусобиями; поляки, однако же, не исполнили этой просьбы и, посадив Романа, возвратились домой. Рассказ этот, основанный на Кадлубке, не только ложен, но и невероятен; современник описываемого события Винцентий Кадлубек, епископ Краковский, написал сочинение свое, как сам говорит, с той целью, чтобы, рассказав великие деяния предков, тем самым вызвать доблесть своих современников, возбудить в них желание подражать древним героям; но так как в древности не все были герои, да и самые герои иной раз поступали не совсем хорошо, то автор нашел вынужденным в одном месте добавить, в другом приукрасить, придать известный, неверный тон рассказу, иначе цель его не была бы достигнута.

Другое намерение автора, о котором он умалчивает, но которое очевидно для всякого читателя, есть прославление Казимира Справедливого и его предков и похвальное слово Лешку Белому. От такого сочинения и от такого автора трудно ожидать голой истины, восстановить которую можно историческими соображениями о том или другом событии и показаниями других источников. Характер отношений между польскими и русскими князьями совершенно противоречит тону этого рассказа, мы старались выше доказать, что эти отношения были совершенно подобны взаимным отношениям русских князей. Пястовичи через браки были постоянно в родственных связях с Рюриковичами и, как родственники, помогали друг другу в распрях и междоусобиях, которые знаменуют как русскую, так и польскую историю.

Не заглядывая в древнейшую эпоху, мы в только что рассказанных событиях видим подтверждение наших слов: отец Романа Мстислав был женат на Святохне, дочери Болеслава Кривоустого, Казимир Справедливый женился на Елене, племяннице Романа; вследствие этого они взаимно помогали друг другу. Так Мечислав, брат Казимира, выслал в 1189 г. войско, которое должно было посадить Романа во Владимире. Роман, взяв впоследствии сторону Лешка, бился с Мечиславом на р. Мозгаве в 1197 г., а теперь, в 1199 г., когда он сам нуждался в помощи, ему весьма естественно было обратиться к Лешку, и нет ничего удивительного, что посажение Романа в Галиче совершилось при участии Лешка. В своде летописей Татищева это событие представлено именно так, как мы его понимаем; там же находим известие, что Роман бился с галичанами под стенами их города, что бой был непродолжителен и победителем остался Роман – это обстоятельство объясняется тем, что Бела, посадив (1188) своего сына Андрея в Галиче, увел с собою в Венгрию некоторых бояр или сыновей их, чтобы тем обезопасить положение сына в новоприобретенных владениях; отсюда ясно, что в Галиче непременно должна была существовать венгерская партия, которая, по чувству любви к своим родственникам в Венгрии, всячески должна была заботиться об интересах короля; она-то сообщила ему о смерти Владимира, и король решился снова попытать счастья, но опоздал: Роман брал Галич в то время, когда венгры переходили Карпаты.

256

Шумная деятельность Романа, вероятно, через Венгрию достигла Рима. Папа Иннокентий III, рассчитывая на славолюбие галицкого князя, отправил к нему послов для склонения его в латинство; послы должны были обещать ему новые владения и королевский титул за обращение в католицизм. Роман не уклонился от спора с учеными монахами, пришедшими из Рима, препирался с ними от письма, как говорит летопись, и одолел их. Послы, не надеясь на свои убеждения, думали лестью и обещаниями достигнуть цели, между прочим, они упомянули о мече св. Петра, который может сделать Романа богатым, сильным и честным. На это князь возразил немного резко и откровенно, но словами, которые прекрасно характеризуют деятельность князей древнерусских. «Такий ли то меч Петров у Папы, – говорил Роман, показывая свой собственный, – иж имать такий, то может городы давати, а аз доколе имам и при бедре, не хочу куповати ино кровию, яко же отцы и деды наши размножили землю русскую».

257

Господство Коломана в Галиче важно в религиозном отношении. Король Андрей в послании своем к папе Иннокентию III (1214), в котором называет себя Rex Haliciae et Lodomeriae, представляет восшествие Коломана на престол галицкий как следствие униженной просьбы самих галичан, причем последние называются королевскими подданными; далее, желая привлечь милостивое внимание папы к своему сыну, рассказывает вещи совершенно невероятные, а именно что галичане выразили желание быть в единении со священной римской церковью и повиноваться главе ее, папе. Заинтересованный Инокентий III приказал стригонскому архиепископу венчать Коломана королевским венцом. После этого послания нам кажется весьма правдоподобным известие, сохранившееся в своде Татищева, что галичане согласились повиноваться Коломану, только под условием принятия им православия; что Коломан, дав обещание, не только не исполнил его, но даже привел с собою двух римских епископов, которые стали учить народ новой вере, захватили несколько православных церквей и даже оскорбили галицкого владыку; все это сильно поразило галичан, но, разделенные на партии и потому слабые, они ничего не могли сделать для свержения иноземцев.

258

Мы не считаем нужным распространяться об отношениях Галича к ятвягам; этот народ, донельзя дикий и воинственный, делал беспрестанные нападения на Волынскую область, за что ему платили той же монетой, и, конечно, русские имели всегда перевес над ятвягами; они были и сильнее, и искуснее, имели лучшее вооружение и действовали правильнее. Не раз повторившееся опустошение Ятвяжской земли имело важные результаты: в 1236 г. ятвяги, разоренные вконец, прислали просить мира, обещаясь платить дань и строить города в своей земле, в удостоверение чего прислали детей своих в заложники; так первые начатки цивилизации были внесены к ятвягам русскими при Данииле. В 1257 г. к ним ездил галицкий боярин для сбора дани черными куницами, белками и серебром. Часть дани послали в подарок пограничному польскому начальнику, чтобы таким образом похвастаться перед соседями.

259

Войшелк крестил у Льва сына Юрия.

260

В «Описании рукописей Румянцевского музея» Востокова, на с. 174, при описании одного Харатейного Евангелия, читаем следующую вкладную запись 1376 г.: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, се я князь юрия холмскии, сын Данила Холмскаго, по смерти сына моиего князя семена придали иесмо к церкви Божой, пречистои Богоматери на Богомоле вечистоие село стрижово слепче Космово цуцнево зовомо обапол бугу в лето 6884 к столцу иепископии хомскоие при боголюбезном калисти иепископи холмъском и белъзком да пребудут же непорушно под анафемою за што зде дан Господи нам побыть и здравиие а по сем и детем нашим вечную память аминь».

Эта вкладная запись очевидно доказывает, что Юрий, князь холмский и белзский, который правил до 1378 г. и который так мужественно боролся с поляками, не Наримунтович, как полагали, а Даниилович и есть сын Даниила Мстиславича, следственно, русского, а не литовского княжеского рода. Как видно из записи, у него были дети, из них мы знаем только одного; Зубрицкий в «Истории Галицкого княжества», III, 266 упоминает об Иоанне, сыне Юрия Белзского.

261

Давнейшее свидетельство о Болеславе, князе русском, находится в хронике Анонима Гнезненского, который, как догадываются новейшие польские ученые, был Иоанн из Чарнкова, архидиакон Гнезненский и подканцлер королей Казимира Великого и Людовика Венгерского; таким образом, его свидетельство как современника имеет особенную важность: в хронике его, изданной Соммерсбергом, находится место, рассказывающее об избрании Болеслава и об его смерти. Очевидно, что Болеслав был племянником Юрия II по матери, родом русской, которая, таким образом, должна быть родной или двоюродной сестрой последнего галицкого князя. Есть известие, что Болеслав не тотчас по смерти Юрия II сделался галицким князем, а что до него были два наместника хана; свидетельство тому мы находим в хронике швейцарского монаха Иоанна Витодурана (см. Карамзин, IV, пр. 339), но оно слишком неправдоподобно, и мы только мимоходом о нем упоминаем. Относительно избрания Болеслава важно свидетельство Бартоломея Зиморовича в его «Triplex Leopolis»; он очень правдоподобно утверждает, что жители города Львова тогда только отворили ворота Болеславу, когда он согласился на предложенные ему условия. Весьма естественно, что народ, принимая иноземного государя, выговаривал наперед неприкосновенность законов, обычаев и образа жизни.

262

Акты, относящиеся к Истории Западной Руси, I, § 1. Грамота эта написана от лица князей Евнутия, Кейстута, Любарта, Юрия Наримунтовича и Юрия Кориатовича, которые, заключая мир, ручаются и за прочих князей литовских, именно: за Великого Ольгерда, за Кориата, Патрикия и сыновей их.

263

Набег Любарта 8 июля 1353 г. был нарушением перемирия, потому что в грамоте сказано, что войну можно начать только месяц спустя после назначенного срока, т. е. после 24 июля 1353 г.

264

Этими словами Длугош сам себя изобличает; между 1350–1366 гг. он два раза, под 1350 и 1353 гг., упоминает о том, что земля Владимирская и Луцкая находились во власти Казимира, а под 1366 г. говорит, что они уже целых 15 лет составляли собственность Любарта. Вообще известия Длугоша между 1350–1366 гг. не имеют ни малейшего вероятия, тем более что Аноним ни слова не говорит в эти годы о Юго-Западной Руси. Мы не придаем особенного значения походу Любарта 1353 г., известие о котором мы нашли у Длугоша, и если выписали его, то только потому, что подобный образ действий, быстрые и внезапные нападения, сопровождаемые опустошением, всегда отличали литовцев.

265

Близ города Божентина, в 10 милях от Сандомира.

266

Она временно управляла Польшей за отсутствием сына.

Еще от автора Федор Иванович Успенский

Федор Успенский

История Византийской империи. Том 1

«Я питаю заветную мысль дать соотечественникам цельную систему в такой области, которую считаю наиболее важной после отечественной истории для национального самосознания культурного русского обывателя», – писал выдающийся русский византинист Ф.И. Успенский в предисловии к своему труду. Т.1. охватывает первый (до 527 г.) и второй (518–610 гг.) периоды истории Византии, – от перенесения столицы в Константинопль до восстания экзарха Ираклия.

Федор Успенский

История Византийской Империи. Том 3

В настоящем томе помещена следующая часть всеобъемлющего труда Ф. И. Успенского «История Византийской империи», охватывающая период с 867 по 1057 гг., — время правления Македонской династии. Особое внимание уделено духовному и светскому влиянию Византии на славян Балканского полуострова и Русь.

Федор Успенский

История Византийской Империи. Том 2

Вторая книга выдающегося русского византиниста охватывает страницы истории великой империи от времени правления Ираклия до воцарения Михаила III и восстановления в империи православия (VI–VIII вв.). Этот огромный период включает деятельность Константина Великого, Магомета, Карла Великого, борьбу за светскую и духовную власть, наполненную интригами, предательством, убийствами.

Федор Успенский

История Византийской империи. Том 4

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Федор Успенский

История крестовых походов

В книге «История крестовых походов» гармонично соединились выдающиеся познания великого русского историка Ф.И.Успенского и его незаурядный литературный талант. Оттого книга читается так же легко, как современный популярный роман.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это по адресу http://www.fictionbook.org/forum/viewtopic.php?p=12999#12999.

Федор Успенский

История Византийской империи. Эпоха смут

Второй том (Эпоха смут) настоящего издания охватывает период византийской истории от времени правления Ираклия до воцарения Михаила III и восстановления в империи православия (VII–IХ вв.). Крупнейший византинист Ф.И. Успенский в своем увлекательном повествовании погружает читателя в бурные события, происходившие в Византии, — борьбу за светскую и духовную власть, наполненную интригами, предательством и убийствами.