Первые шаги по Тропе: Злой Котел - [2]

Особо спешить было некуда, и я присел неподалеку в зарослях высокой травы, видом своим слегка напоминавшей огородный салат, но на вкус горькой, как полынь.

Вещун, обычно подвижный, словно мартышка, не шевелился, хотя буквально все вокруг колыхалось от порывов свежего ветра, дувшего, казалось, со всех сторон сразу. По его пухленькой мордочке катились слезы – ни дать ни взять бегущие взапуски виноградинки. В мире, где причудливо перемешались совершенно несовместимые вещи и явления, это могло означать все что угодно, в том числе и восторг.

Благодаря постоянным контактам с разношерстной публикой, скитавшейся по Тропе из страны в страну, мне было немного знакомо тарабарское наречие, служившее здесь средством межнационального общения.

Для пущей убедительности сопровождая слова мимикой и жестами, я спросил у вещуна:

– Почему молчишь, приятель?

Ответ был обстоятельным и витиеватым:

– Я не столь опрометчив, чтобы заводить разговор с существом, намерения которого не ясны, зато дикость очевидна.

Дабы успокоить его, я сказал:

– Моя внешность обманчива. Может, я и грозен на вид, но на самом деле безобиден.

– Моя внешность тоже обманчива, – поспешно сообщил вещун, которого мои слова, похоже, ничуть не убедили. – Кажусь аппетитным, но совершенно несъедобен. Это тебе кто угодно подтвердит.

– Я не собираюсь пробовать тебя на вкус. Можешь не волноваться.

– Сейчас никому нельзя верить, – посетовал вещун. – Возьмешь да и укусишь меня из любопытства. Сам потом плеваться будешь, – а я останусь без уха или носа.

– Неужели я похож на чудовище, способное откусить нос первому встречному?

– Еще как!

Слово за слово – и мы разговорились. Болтать с вещунами – одно удовольствие. Есть у этих чудиков такой дар – находить общий язык с любыми разумными существами. Именно за это их и прозвали вещунами. Склонность к ворожбе и пророчеству тут ни при чем, хотя сего поприща они тоже не чураются.

Имей вещуны иной нрав – им бы цены не было. Ведь лучших толмачей и желать нельзя. Но для этих бродяг не существует ничего святого – ни клятв, ни кумиров, ни дружеских уз, ни чувства долга. Вещун и верность – понятия, столь же несовместимые, как, к примеру, человек и благоразумие. Обман и раздоры повсюду сопутствуют им, правда, обман мелочный, а раздоры того сорта, которые называют «кухонными дрязгами».

Хорошо еще, что вздорность натуры не позволяет вещунам объединиться и устроить кому-нибудь настоящую пакость. Они предпочитают держаться поодиночке и подлинную историю своего племени упорно замалчивают. Наверное, на это есть какие-то весьма веские причины.

Наша беседа, поначалу довольно бестолковая, постепенно становилась все более и более содержательной. Вещун, как всегда, хитрил – всячески уклоняясь от конкретных ответов, он упорно пытался вызнать мою подноготную. Я тоже юлил как мог. Скитальческая жизнь успела отучить меня от излишней откровенности. На Тропе даже врать надо с оглядкой.

– Откуда идешь? – поинтересовался вещун.

– Издалека, – молвил я.

– А куда?

– Туда, – я махнул рукой вслед летающему существу, уже давно скрывшемуся в водовороте облаков.

– Ждут тебя там?

– Вряд ли, – признался я.

– Тогда лучше и не суйся. Званому гостю честь высокая, а незваному – могила глубокая. Слыхал, небось, такую присказку?

– Не доводилось. Да ведь я в гости не набиваюсь. Иду себе мимо, вот и все.

– Кто же тебе на слово поверит? – вещун подивился моей наивности. – Это еще доказать надо.

– Не собираюсь я ничего доказывать. Уж не одну страну прошел. И никто меня пока не тронул.

– Страны разные бывают, – наставительно заметил вещун. – В одних чужакам вольная воля, в других – тяжкие притеснения, а в третьи их вообше не пускают.

– Что же тогда делать? Возвращаться назад мне нет никакого резона.

– Я бы мог указать тебе безопасный путь, – нижние веки вещуна (верхних не имелось) сморгнули, и слезотечение сразу прекратилось. – Но сначала ты должен мне помочь.

Начинается, подумал я. Сейчас вещун начнет склонять меня к участию в каком-нибудь сомнительном предприятии. Сам он, возможно, от этого что-то и поимеет, но я уж точно останусь с носом. Да только ничего у него на сей раз не получится. Пусть поищет дураков в другом месте.

Тем не менее, я с самым серьезным видом поинтересовался:

– В чем должна состоять моя помощь?

– Узнаешь, когда подойдешь ко мне поближе, – ответил вещун.

Похоже, что он подманивал меня к себе. Но это уж дудки! Если ему надо, пусть сам и подходит. Пора бы и вразумить зарвавшегося наглеца.

– Давай заранее договоримся, – строго сказал я. – Действовать наобум я не собираюсь. Объясни толком, что случилось и в какой помощи ты нуждаешься. Иначе я с места не сдвинусь.

– Трудно объяснить на словах то, о чем ты не имеешь ни малейшего представления, – печаль вещуна обратилась в глубокую, скорбь (скорее всего, наигранную). – Но я постараюсь… Говоря кратко, я угодил в ловушку, поставленную тенетниками. Выручи меня, и я, само собой, в долгу не останусь.

Я не стал уточнять, что это еще за тенетники такие, но насчет ловушки решил полюбопытствовать. А вдруг мне самому случится напороться на нечто подобное? Врага надо знать в лицо.