Первые шаги - [16]

Гриша Потапов вскоре познакомился с казаком Егором Степановичем Мезиным…

Алексей оторвался от теплой трубы, подошел к дверям, подержался за ручку, но не вышел из избы, а, прикрутив фитиль в лампешке, сел на свою кровать-раскладушку. Антоныч строго наказывал ему не выходить. Если что случится, за их квартирой будут следить и поймут, из-за чего он выскакивает. Но как же долго нет Антоныча!

Растянувшись на раскладушке, молодой революционер уставился глазами в неровный, низкий потолок и вдруг улыбнулся. Ему припомнился рассказ Григория о первой встрече с Мезиным.

…Как-то, придя на станичный базар, Григорий заметил, что один казак заступился за киргиза, когда того ударил какой-то франт.

— А ты, господин, рукам воли не давай. Он тебе что, дорогу перешел? — грозно спросил дюжий казак, придвигаясь к драчуну.

Тот хотел что-то ответить, но, взглянув на широкие плечи и огромные кулаки казака, поспешно скрылся в толпе. Молоденький киргиз что-то по-своему заговорил, глядя благодарными глазами на своего защитника, а казак похлопал его по плечу и ответил по-киргизски ласково-ворчливым тоном.

— Вот это по-нашему, по-рабочему — промолвил Григорий, подходя к казаку.

— А что? Всякий шибздик изгаляется… Они народ смирный, ласковый. Робят не хуже наших, — добродушно отозвался на реплику Григория великан.

Они разговорились. Степаныч, как назвал себя новый знакомый Григория, пригласил его к себе почаевать ради воскресного дня. Потапов не отказался. Так началось их знакомство. В одно из воскресений Степаныч сам пришел в рабочий поселок, и встречи их стали довольно частыми. Антоныч поручил Григорию хорошенько прощупать настроение станичника.

Постепенно новые друзья стали вести все более и более откровенные разговоры.

Мезина приписали к станице лет двадцать назад, переведя с Кубани. И хорошо жил на новом месте казак, но до сих пор тосковал по родине. Особенно возмущало его то, что «людьми, как цацками, распоряжаются кому не лень».

— Съел нашу семью атаман, — рассказывал он с горечью. — Невзлюбил отца за то, что правду в глаза говорил, шепнул кому следует — и загремели мы в Сибирь. Хоть и права нам большие дали, а все ж я так считаю, что мы те же ссыльные здесь…

В один из приходов Мезина Григорий познакомил его с Антонычем. Скоро Мезин стал незаменимым человеком для железнодорожных революционеров. Его квартира была вне подозрений. У него можно было и приехавшему из Омска пробыть день-два, и когда начали осторожно вести работу среди переселенцев, к нему же вели таких, как Федор Карпов, «в работники».

Мезин охотно выполнял все поручения и считал себя настоящим революционером.

— Видно, у меня в крови есть что-то от Степана Разина, — смеясь говорил он иногда Григорию.

…Алеша вдруг сорвался с кровати — за окном явственно прозвучали шаги. Торопливо кинулся к двери, но лишь только прикоснулся к ручке, дверь открылась, и он чуть не упал на вошедшего слесаря.

— Ты что, друг? — отдирая льдинки от усов, спросил Антоныч. — Опять волновался? Для революционера выдержка — высшая добродетель, — поглядывая на юношу прищуренными глазами, говорил он, раздеваясь.

Алеша покраснел.

— Ничего, брат! Поживешь с мое — научишься нервы в руках держать, — утешил его старший товарищ. — Давай скорее поедим, а новости я тебе в темноте расскажу: долго у нас нынче свет горит…

Наскоро поужинав, они погасили лампу и, сдвинув кровати, заговорили шепотом.

— Связь с Омском теперь налажена по-настоящему. Там есть партийный комитет, нам помогут литературой и людьми. Они связаны с Питером, — чуть слышно шептал Антоныч. — Будет и у нас подпольная социал-демократическая организация. Человек десять уже вполне подготовлены…

Он перечислил всех надежных товарищей.

— А Катя, жена Гриши? — шепнул Алексей.

— Хорошая, верная женщина, но ей пока еще рано, — ответил Антоныч и продолжал: — Под Новый год один товарищ приедет с «Искрой». Организуй встречу Нового года у Мухина, только, кроме тех, кого я сейчас назвал, никого не зови… Начальство будет гулять, рабочие все собирают компании на паях, и у нас соберется компания…

Алеша встрепенулся. Он организует все так, что никто не подкопается. Гармонь возьмет…

— Только о приезжем ни слова! — предупредил Антоныч.

На другой день Шохин принялся за подготовку. Федоту Мухину он сказал, что у него под Новый год соберутся поговорить о делах своих, поэтому пусть посторонних не зовет. Мухин, выслушав Алексея, ответил коротко:

— Пелагея покараулит.

Последние два дня организаторы новогодних компаний собирали деньги на водку. Это же делал и Алексей. Гармониста и песенника Шохина звали многие, но он, лукаво подмигивая, говорил, что «рад бы в рай, да грехи не пускают, с „корешами“ давно договорился, нельзя!»

Перед концом работы Алеша успел еще раз подойти к каждому приглашенному. Когда они разговаривали с Потаповым, в цехе показался мастер.

— Ох, и выпьем сегодня, Гриша! — громко, нараспев сказал Алексей, искоса поглядывая на Никулыча.

— Молоденек еще для выпивки-то! — пробурчал мастер.

— Новый год раз в году бывает! Как же не выпить? И свинье раз в год праздник полагается, — насмешливо ответил ему Григорий.