Первые гадости - [4]

Василий Панкратьевич пришел в приемную, сел на этот стул, как бы крайним в безропотной череде просителей, и сказал:

— Слушаю вас в порядке записи, — любовно поглаживая поникшую ветку пальмы, не выдержавшую вес предшественника, но все-таки живую.

Вперед вышел глубокий старик и заслонил своим телом секретаршу, лишив Чугунова возможности получать от нее консультации перемигиванием.

— Меня зовут Макар Евграфович, — представился старик.

— Очень хорошо, — сказал Василий Панкратьевич, — вот так, в сторонку, — подвигая старика и восстанавливая беспроволочный контакт с секретаршей.

— История моя началась в магазине «Молочный», где я взял пакет с десятком яиц, посмотрел, не подсунули ли битых и тухлых, а, складывая обратно, обнаружил, что яиц всего девять. Я взял другой пакет — и там было девять. Взял третий — опять девять!.. Я побежал к заведующей. «Ох уж этот фасовщик Чертиков! — сказала заведующая. — Оставьте пакеты, я его отчитаю как следует». — «Но ведь там их еще двадцать, и во всех может не хватать десятого яйца», — сказал я. «Уж не умысел ли вы подозреваете?» — спросила заведующая. «Хищение», — признался я. «Фасовщик Никита Чертиков — молодой человек, отличный комсомолец, лауреат школьных грамот, он не способен на обман, потому что не из того теста, — ответила заведующая. — Он просто не умеет считать до десяти. Сами знаете, что теперь в школах ничему толком не учат». — «Но ведь кто-то должен ответить за такое разгильдяйство!» — возмутился я. «Учительница, — сказала заведующая. — Первая учительница фасовщика Чертикова»…

Василий Панкратьевич ухватил взгляд секретарши и сказал:

— Ну зачем с этим к первому секретарю? Сходите в роно, в райторг…

— Это только присказка, — сказал старик, щурясь от восторга. — Когда я нашел первую учительницу Никиты Чертикова…

Раздался телефонный звонок, секретарша подняла трубку, продолжая слушать глубокого старика свободным ухом. Неожиданно она сказала:

— Это из милиции. Какой-то паршивец украл портфель вашей дочери.

Василий Панкратьевич сразу посерьезнел:

— Сейчас я приеду и посмотрю в глаза этому паршивцу, — сказал он.

— А я-то? — спросил Макар Евграфович.

— В машине доскажете, — решил первый секретарь…

— Я нашел первую учительницу на пенсии, — продолжал старик с заднего сиденья. — Она отговорилась от меня тем, что учила Чертикова по спецпрограмме, разработанной Министерством просвещения для школьников из неблагополучных семей. В Минпросвете я спросил: «Кто из вас виноват лично?» — «Все программы разработаны коллективно на основании постановлений партии и правительства», — ответили мне. Я покрылся холодным потом, страшно было даже подумать, но вот сказали же русским языком, кто виноват, что Никита Чертиков не умеет считать до десяти. Видя мое отчаянье, один из министерских работников добавил, что заслуги в строительстве советской школы и создании новой педагогики принадлежат Крупской, Калинину, Луначарскому и Макаренко. Не знаю, с каким умыслом он сказал это…

— Послушайте, ну зачем вы угробили столько времени на ерунду? — перебил первый секретарь. — Раз фасовщик Чертиков умеет считать до девяти, подойдите к нему и покажите на яйцах, что девять яиц плюс одно яйцо равняется десяти. Я уверен, он поймет, если трезв.

Макар Евграфович пропустил замечание мимо ушей, совет глупого человека:

— Я бросился в библиотеку к трудам строителей советской школы, но там даже намеком не упоминалось число девять. Наконец, библиотекарша под секретом поведала мне, что некоторые труды педагогов заперты в спецхран…

— Обратитесь в первый отдел за соответствующим разрешением, — посоветовал первый секретарь.

— Я обращался — мне отказали, — пожаловался старик. — Я прошу вас подписать ходатайство в первый отдел…

Тут только Василий Панкратьевич сообразил, что надо бы позвонить дочери и получить от нее информацию о происшествии. Прямо из машины он позвонил домой и получил от Победы информацию. Старика Чугунов оставил у дверей милиции, а сам вошел в дежурную часть и показал на Аркадия, томившегося одиночно, пальцем:

— Он ни в чем не виноват! Тем не менее благодарю сотрудников за бдительность.

На улице Макар Евграфович опять пристал к первому секретарю:

— Поверьте, меня лишь интересует магия числа девять. Почему именно девять выбрали создатели новой педагогики? Почему не семь или двенадцать, как все индоевропейские народы? Может быть, я нащупаю связь с Девятым января и открою неизвестную страницу истории.

Может быть, в Кровавое воскресенье Калинин или Макаренко, получив удар по голове…

— Хватит, — сказал первый секретарь. — Мне кажется, вы на старости лет задумали самиздатовский труд и рветесь в спецхран за спецданными, а меня принимаете за дурака, который своими руками подпишет ходатайство диссиденту.

— Как вы меня быстро раскусили, — проскрежетал зубами глубокий старик.

Василий Панкратьевич злорадно и довольно хмыкнул, забрал у юноши портфель из крокодиловой кожи и укатил.

Оставшись вдвоем у дверей милиции, Аркадий Чудин и Макар Евграфович немедленно подружились…

Между тем фасовщик Никита Чертиков, существовавший в действительности, а не бывший домыслом старика, этакий великовозрастный балбесина, которого заведующая подавала в ощущениях назойливым покупателям, сидел в подсобке на разделочном столе, болтал ногами и пытался жонглировать десятыми яйцами, занимая глотку беспорядочной трелью…