Первозимок - [65]

Бандитов и фашистских приспешников, прятавшихся от возмездия по лесам и болотам, вылавливали специальные воинские формирования. Бандитов разоблачали и судили по всей строгости военного времени.

Так что случаев грабежа, насилия в районе становилось все меньше день ото дня, а вместе с тем и умирали частенько в сто крат преувеличенные слухи...

Только банда неуловимого Аверкия, вдруг появлявшаяся откуда-то из болот, из чащобы, продолжала бесчинствовать, и слухи о ней, к сожалению, подтверждались...

Головорезы Аверкия не только грабили, но и жгли общественные учреждения и убивали - в первую очередь тех, кто руководил восстановлением жизни в районе, их семьи, семьи фронтовиков, особенно фронтовиков-офицеров, не щадя ни стариков, ни малых детишек... А можно ли было найти такую избу в районе, из которой сын, отец или муж не ушел бы на фронт?.. Поэтому угроза нападения банды Аверкия висела над каждой избой, над каждым подворьем...

И всякий раз, думая о важности службы Расхвата по охране кошары, Петька представлял его оберегающим овец, кошару от самого Аверкия.

Но беда неожиданно подступила совсем с другой стороны...

Казалось, дважды всей своей мощью прошедшая по округе война полностью изничтожила всю, как есть, живность. Ведь даже голубей поубивали фашисты. Даже воробьев, когда вернулись из эвакуации Петька с бабушкой, трудно было увидеть. А уж о свиньях, курах, утках - говорить нечего...

Однако хищная живность, от которой человеку в трудные, голодные годы - только беда, а пользы никакой, почему-то не изводилась при этом, а будто бы, ко всем тяготам, еще размножалась...

Отары на истоптанной, как утрамбованной, овечьими ногами площадке не было... И потому еще зримее, ещё отчетливее резанули глаза несколько овечьих туш, лежавших вразброс то там, то здесь с безжизненно откинутыми головами, едва полуторка остановилась, а Сережка и Петька выпрыгнули из кузова на землю.

- Волк!.. - шепотом, чуть слышно воскликнул Сережка, указывая обеими руками на тушу метрах в пятидесяти от них, похожую с первого взгляда на тело большой, сероватого цвета собаки, с вызывающе алым высунутым языком и обнаженными в последнем оскале клыками.

Петька, уже понявший, что здесь произошло, смотрел на тот же волчий труп, потому что он оказался ближе других от машины.

Шофер, ничего не сказав мальчишкам, захлопнул за собой дверцу кабины и повел женщину с чемоданчиком к сараю, откуда навстречу им выглянули незнакомый, в городском пальто мужчина и помощник дяденьки Савелия Егор с неизменным кнутом под мышкой.

И на городского мужчину в пальто, и на Егора мальчишки взглянули мельком, потому что сразу невольно двинулись от машины к волку, чтобы рассмотреть его поближе, и только тут сообразили, что кроме волчьего языка не менее ярко выделялась на изморозной площади кровавая лужа под волком и что замерзших, а потому словно бы почерневших кровавых следов на земле было вообще немало...

И Петьку на полпути к волку будто приковал к земле другой труп, лежавший в отдалении.

Теперь уже ледяной холод страха на какие-то доли мгновения вдруг сковал Петьку, чего он в жизни своей, кажется, еще не испытывал...

А в следующий миг и он, и Сережка уже бросились, позабыв обо всем остальном, к лежащему к ним спиной Расхвату.

Почему-то не решаясь приблизиться вплотную, мальчишки обошли Расхвата, выдерживая дистанцию между ним и собой, словно бы нельзя, нечестно было прикасаться к нему, когда он сам не мог встать и прыгнуть навстречу... А может, где-то еще теплилась в душе неправдоподобная горькая надежда, что все это обман, что все это не наяву, а приснилось... Надо только напрячься и сбросить или оттолкнуть от себя этот кошмарный сон...

- Расхват... - тихонечко позвал Петька, когда они с Сережкой остановились перед собакой, и, облизнув пересохшие губы, спросил: - Кто это тебя?.. - нелепо, глупо спросил, будто Расхват мог ответить ему.

Челюсти Расхвата были крепко сжаты, сквозь щелочки едва приоткрытых век нельзя было рассмотреть глаз, а из распоротой груди и шеи как будто еще сочилась кровь...

- Волки его... - услышали они за спиной дрожащий голос Егора и оглянулись.

Рядом с Егором, возвышаясь над ними, стоял тот незнакомый, в пальто мужчина, который встречал женщину с чемоданчиком.

А сама она вместе с шофером и какими-то женщинами была в другом конце площадки и, наклонившись к одной из туш, затем присев на корточки, стала что-то быстро объяснять остальным.

- Как же это?.. - тоже нелепо и тоже невпопад спросил Сережка.

Но Егор виновато поглядел на мужчину, и тот успокаивающе положил ему руку на плечо.

Волки напали на кошару ночью, когда Егор уже крепко спал...

Разбудил его, одернув с лежанки, дяденька Савелий:

«Беги в деревню! За подмогой!.. Вол-ки!»

И Егор пустился, не видя дороги, в ночь.

А вокруг кошары: где волки, где овцы, где собаки - уже не разобрать...

И дяденька Савелий, в отчаянной суматохе прихватив лишь свой дрючок, бросился в эту круговерть.

Овцы заметались и в панике начали давить друг друга, чего всегда в таких случаях и добиваются волки. Перерезали бы всю отару, потому что, судя по результатам ночи - по следам и трупам, стая была немалочисленной.