Первозимок - [63]

Но и дяденьки Савелия не было видно. Подошел его четырнадцатилетний помощник в картузе, с кнутом через плечо, которого звали Егором - это Петька знал, хотя Егор был из другой деревни.

- Три метинки на наших вдоль уха... - объяснила Егору бабушка.

Егор ушел куда-то в глубь отары. Встревоженные овцы начали подниматься, заблеяли, забеспокоились...

Сережка молча поглядел на друга и тоже исчез вслед за Егором.

Среди овец редко-редко то там, то здесь вдруг мелькали собаки. Но все это были самые обычные дворняжки: пятнистые, с хвостами - то в кольцо, то свалявшимися от грязи и шерсти, малорослые...

Егор вскоре вернулся, по-мужски легко неся на плечах основательно раздобревшего на затянувшейся пастьбе валуха, положил его, придерживая, на траву, и бабушка торопливо перевязала тряпицами ноги слабо сопротивляющегося животного. Потом распрямилась, удовлетворенная, глянула через плечо на овец в лощине, на Петьку.

- Покарауль тут... - немножко виновато сказала она. - Посиди, походи. А я на овечек гляну. И Петька остался один.

Куда-то ушло, как испарилось, вчерашнее веселье, стало даже непонятно, чему так радовались с Сережкой... И утренняя бодрость тоже поубавилась.

Валух время от времени пытался вскочить на ноги. И хотя они были связаны у него, Петька все-таки на всякий случай вынужден был придерживать его за шерсть, легонько прижимая к земле.

Люди, приехавшие по разным причинам с полуторкой, разбрелись по всей лощине.

А Сережки не было - как сквозь землю провалился... Может, рыскал где в другом конце отары.

Вдалеке появилась уже возвращавшаяся бабушка. Петька, сидя на корточках, смотрел в ее сторону, когда что-то тяжелое с маху навалилось на его плечи и шумное, горячее дыхание опалило Петькин затылок, а когтистые лапы легли сквозь ватник будто прямо на его голые плечи.

- Расхват! - заорал Петька и, легко пересилив не оказывающего сопротивления пса, откинулся на спину.

Расхватик...

Пес будто вымахал еще на несколько сантиметров за время разлуки, и могло показаться даже, что это не Петька его растил-выхаживал, а он - Петьку!

Опершись мощными, растопыренными лапами по бокам Петькиной груди, Расхват торопливо, жадно облизывал его лоб, щеки и норовил обязательно лизнуть в губы.

- Хватит, Расхват! Хватит! - кричал, сопротивляясь и радостно хохоча, Петька. И обхватил Расхвата за шею, чтобы подняться. - Ты меня уже всего обслюнявил!

Люди, прервав свои дела, невольно все обратили внимание на огромную собаку и мальчишку, будто ошалевших от радости встречи.

Бабушка подошла и, почему-то грустно улыбаясь, тоже остановилась над ними.

- Ваш, что ли?.. - спросила ее одна из женщин, кивнув на Расхвата.

- Был наш... - ответила бабушка. Потом добавила с гордостью: - А может, наш и есть!

А Петька и Расхват кувыркались, вскакивали, вновь падали и боролись: то одолевал и сверху оказывался Петька, то одолевал Расхват... Когда он вставал на задние лапы, то оказывался гораздо выше Петьки.

- Ишь какой ты вымахал! - нарочно возмущался Петька. - А все маленьким прикидывался!.. Вкусненького просил!.. - И, вытащив из кармана взятый на завтрак хорошо промасленный блин, Петька сунул его в пасть Расхвату.

Расхват, одним махом заглотнув его, сладко облизнулся.

- Ишь жадина! - попрекнул его Петька. - И блин съел один, в фуфайку мне чуть не изорвал... Это тебе-то я в бутылочке молока носил? Тебе небось теперь целую бочку сразу надо! Вило-здоровило... - обозвал его Петька никогда не слыханной присказкой. - У тебя уж не носки теперь, а валенки белые на лапах...

Катаясь в шутливой борьбе, они переместились на край поляны, вплотную к давно безлистым кустам. Здесь Петька, изрядно уморившийся в борьбе, присел. И начал вспоминать всю Расхватову жизнь: и как он не слушался иногда, и как учиться частенько не хотел, будто не понимал хитрый пес, что ученье - свет, а неученье - тьма...

Расхват сначала тоже сел, внимательно слушая своего наставника. А потом, когда понял, что Петька будет говорить долго, лег на живот, вытянув перед собой огромные лапищи и время от времени кивая, словно бы в знак согласия, потому что вокруг носа его крутилась невесть откуда взявшаяся в эту пору муха или какое-то другое навязчивое насекомое.

- Не соврал дяденька Савелий, - наконец заключил Петька, - здоровенный вышел из тебя пес - что бугай... Безрогий только.

Расхват словно бы понял, что воспоминания кончились, придвинулся на животе ближе к Петьке и умастил свою лобастую, клыкастую морду с белым треугольником на Петькины колени.

Положив руки на лоб и мощную шею Расхвата, Петька нежно гладил его.

А тот, как всегда, норовил в знак благодарности лизнуть, когда ему удавалось, ладонь или Петькин локоть, мягко захватывая зубами его руку под телогрейкой...

Потом Расхват вдруг забеспокоился, встрепенулся. Он первым услышал, что бабушка зовет их к себе.

Она оставалась по-прежнему на том же месте, где подошла к ним в начале их шутейной борьбы. А чуть в стороне от нее нетерпеливо поджидал их Сережка...

Все-таки он - самый добрый и лучший на свете друг, каких ни у кого нет, кроме Петьки... Сережка все всегда понимал, все, как надо.