Перворожденный - [34]

– Кит! – перебил отца Ситас. – Да это же замечательно!

Ситэл поднял руку:

– Это вызовет разногласия, раскол среди жрецов и аристократов. Кит-Канан нарушил один из самых строгих запретов. Он угрожал самим основам Королевского Дома. Мой гнев уже остыл, и я бы разрешил ему вернуться – после соответствующих извинений. Однако мою снисходительность осудят многие.

– Но ты же Пророк, – возразил Ситас. – Какое тебе дело до ворчания нескольких жрецов?

Ситэл улыбнулся:

– Я не могу позволить, чтобы из-за моей любви к сыну нация раскололась надвое. Твоя мать посоветовала мне назначить тебя соправителем, чтобы смягчить жрецов. Тогда они будут уверены, что Кит-Канан не станет претендовать на трон после моей смерти. – Ситэл пристально взглянул во встревоженные глаза сына. – Ты по-прежнему хочешь, чтобы я отверг предложение госпожи Ниракины назначить тебя моим помощником?

Ситас глубоко втянул воздух и медленно выдохнул, затем отвернулся от окна. Он знал, что выбора не существует.

– Если я сяду на трон рядом с тобой, народ скажет, что в Сильваносте больше нет Звездного Пророка, – тихо промолвил он.

– Объясни мне.

– Будут говорить, что великий Ситэл уже стар, что у него нет сил править самому. И скажут, что Ситас еще молод, у него недостаточно мудрости, чтобы быть единственным Пророком. Из двух половин не составишь Пророка. – Принц взглянул вниз, на волевое лицо отца. – Ты Звездный Пророк. Не уступай никому ни капли своей власти, или она утечет, словно вода через дыру в мехах, и у тебя ничего не останется.

– Ты понимаешь, что означает это решение? – требовательно спросил Ситэл.

Принц, сжав руку в кулак, поднес ее ко рту. Он мог бы сказать еще многое; он жаждал, чтобы Кит вернулся домой, и будь проклято все остальное. Но Ситас знал, что говорить этого нельзя. На карту поставлено будущее Сильванести.

– Тогда Пророком буду я, и останусь им до того дня, когда боги призовут меня к себе, – сказал Ситэл после долгого молчания.

– А… Кит-Канан?

– Я не призову его, – мрачно ответил Ситэл. – Он должен вернуться сам, как провинившийся, молящий о прощении.

– Мать рассердится на тебя? – мягко спросил Ситас.

Пророк вздохнул и, набрав пригоршню дымящейся воды, смочил веки.

– Ты знаешь свою мать, – вымолвил он. – Какое-то время она будет страдать, затем найдет, чем занять себя, что-нибудь, что поможет ей смягчить боль.

– Герматия разозлится, – на этот счет у Ситаса не было сомнений.

– Не позволяй ей помыкать собой, – посоветовал Ситэл, вытирая руками лицо.

Ситас покраснел.

– Я твой сын. Мной никто не может помыкать.

– Рад слышать это. – И, помолчав, Ситэл добавил: – Мне вот пришла в голову еще одна причина, по которой тебе не следует прямо сейчас становиться Пророком. Я муж, отец и монарх. Ты пока еще только муж. – Губы его искривились в усмешке. – Заведи детей. Это сделает тебя взрослым и принесет тебе мудрость.

Глава 10 Четыре дня в погоне

Кит-Канан и Анайя на время прекратили преследование шайки Вольторно. Враг и его подручные направлялись почти прямиком на юг, к морскому побережью. Кит-Канан удивился, когда Анайя предложила ненадолго остановиться. Он был готов ко всему, от тайного нападения до открытого, решительного сражения. Правда, ноги его болели, руки покрылись царапинами, но мысль о том, что этот Вольторно захватил не только Макели, но и грифона, гнала принца вперед.

Когда Кит-Канан спросил, ощущает ли Анайя присутствие Макели, та ответила;

– Нет. Я чувствую, что поблизости есть животные. Пора поохотиться. Ты оставайся здесь и не двигайся с места. Я скоро вернусь.

Кит-Канан устроился, привалившись спиной к дереву, и вскоре погрузился в сон. Следующим, что он увидел, была Анайя, швырнувшая ему на колени связку убитых кроликов.

– Ты храпишь, – раздраженно заметила женщина. – Я бы добыла нам оленины, но лань испугалась твоего рычания и убежала. Эти кролики – все, что я смогла раздобыть.

Она хмуро взглянула на маленьких, худосочных зверюшек:

– Должно быть, они глухие.

Анайя быстро выпотрошила и освежевала кроликов и насадила их на вертел. Кит-Канан был поражен ее сверхъестественной ловкостью. Она двумя взмахами ножа сняла шкуру с кролика и добыла огонь одним ударом кремня о голубой камень. Кит-Канан усомнился, сможет ли он сам высечь хотя бы искру из такой хрупкой породы.

Анайя наклонилась, наблюдая за огнем. Кит-Канан некоторое время смотрел ей в спину, затем отложил недоеденного кролика, бесшумно поднялся, снял перевязь и тихо опустил ее на траву, положив туда же кинжал. Затем, ступая, как учил его Макели, подкрался к Анайе.

Она выпрямилась, все еще стоя спиной к нему. Когда принц очутился от нее в двух футах, она обернулась, направив острие кинжала ему в лицо.

– Без железок ты пахнешь слабее, но по-прежнему слишком шумно дышишь, – сказала она.

Кит-Канан отстранил нож и шагнул к ней, оказавшись с ней лицом к лицу.

– Может быть, ты слышишь не мое дыхание, а стук моего сердца. Я тоже слышу твое сердце, – сказал он с легкой насмешкой.

Брови ее сомкнулись.

– Лжешь.

Кит-Канан дотронулся пальцем до ее щеки и начал легонько постукивать по ней.

– Верно? – спросил он.

Он был прав, и выражение ужаса на лице Анайи доставило ему удовольствие. Она оттолкнула его руку.