Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства - [125]
и в столь резком тоне. Что автором антихристианского сочинения, которым воспользовался Макарий, был — прямо или посредственно — Порфирий, сомнений нет. К тем весьма веским аргументам в пользу этого мнения, которые приводит Гарнак, мы считаем необходимым присоединить еще и тот довод, что, как это совершенно очевидно при чтении Макария, книга, которой он пользовался, была значительна по объему, содержала подробную критику христианского учения и автор ее, несомненно, хорошо знал Библию, греческую литературу и эллинскую философию; между тем, если бы существовала когда-либо другая книга против христиан, столь же солидная, как и труд Порфирия, то совершенно невозможно, чтоб даже имя ее автора не сохранилось.
Другое дело, пользовался ли Макарий трудом Порфирия непосредственно или из вторых рук. Последнее более правдоподобно, так как сам Макарий, по-видимому, не знал, что имеет дело именно с Порфирием. Из многочисленных высказываний Евсевия, Иеронима и Августина мы знаем, что Порфирий имел много последователей, что наиболее меткие его аргументы ходили по рукам и, без сомнения, в обращении находились более или менее обширные выдержки из его книг против христиан. Такой сокращенный Порфирий был, надо полагать, в распоряжении Макария.
Книга Макария была написана в конце IV в.; автор ее, вероятно, тождествен с епископом Макарием из Магнезии, участником Эфесского собора 403 г.
Приводимые отрывки переведены с греческого текста, опубликованного Ад. Гарнаком: Harnack Ad. Die im Apocriticus des Macarius Magnes enthaltene Streitschrift. Texte u. Untersuchungen В XXXVII, H. 4, Leipzig, 1911.
Кн. I потеряна. Никифор I, патриарх константинопольский (806—815), цитирует гл. 6 книги I в своем «Antirrhetica»; из цитаты видно, что Порфирий подвергает критике сообщение ев. Матфея (9:20 сл.) о кровоточащей женщине.
Главы 1—6, содержавшие вопросы противника, отсутствуют. Из ответов Макария (гл. 7—11) видно, что противник выдвигал следующие аргументы:
1) Мф., 10:34 сл.— «не мир пришел Я принести, но меч» и т. д. Порфирий находит меч неподходящим оружием для пропаганды веры.
2) Мф., 12:48 — 49 — «Кто Матерь Моя? и кто братья Мои?» и т. д. В чем в точности заключалось возражение Порфирия, нельзя установить; возможно, что он критиковал это место с той же точки зрения, что и Цельс.
3—4) М.к., 10:18 — «никто не благ, как только один Бог». Лк., 6:45 — «добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе». Порфирий, по-видимому, указал на противоречивость этих положений.
5) Мф., 17:15 — «господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется» (по-гречески — seleniazetai, от слова selene — луна); Порфирий отсюда заключил, что христиане считают луну причиной бесноватости.
6) Ин., 5:31 — «если Я свидетельствую Сам о Себе, то свидетельство Мое не есть истинно»; отсюда Порфирий заключил, что Иисус сам свидетельствует о ложности показаний о нем.
Гл. 12. Евангелисты — выдумщики, а не историки деяний Иисуса. Все они написали отчеты о страстях, не согласующиеся между собою, а совершенно разноречивые. Один рассказывает, что распятому некто поднес губку, напитанную уксусом (это — Марк) [565], другой рассказывает иначе: «Пришедши, говорит, на место, называемое Голгофа, дали ему пить вино, смешанное с желчью; и, отведав, не хотел пить» и вслед за тем: «А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: элоим, элоим, лема савахтани, то есть — Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» Это — Матфей [566]. Другой говорит: «Тут стоял сосуд, полный уксуса, и вот, привязав сосуд, полный уксуса, к иссопу [567], поднесли к устам его. Когда же Иисус вкусил уксуса, он сказал: «Свершилось» и, наклонив голову, испустил дух». Это Иоанн. Другой рассказывает: «И, возгласив громким голосом, сказал: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» [568]. Это, оказывается, Лука. Из этого блеклого и противоречивого рассказа можно сделать вывод, что речь идет не об одном, а о нескольких пострадавших. В самом деле, если один говорит: «В руки Твои предаю дух мой», другой: «Свершилось», третий: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?», а другой: «Бог, Бог Мой, для чего Ты Меня поносишь?» [569], то очевидно, что это противоречивое повествование относится к нескольким распятым либо к одному, но столь тяжко боровшемуся со смертью, что не мог дать присутствующим ясного представления о своем страдании. Если же евангелисты, не будучи в состоянии рассказать правду о способе его смерти, сочинили поэму об этом, то и обо всем остальном они не могли сообщить ничего достоверного.
13. А что они насчет всех обстоятельств его смерти высказали только догадки, доказывается и из другой главы; в самом деле, Иоанн пишет: «Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода» [570]. Это говорит только Иоанн, а из прочих никто. Поэтому он хочет сам быть для себя свидетелем; он говорит: «И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его» [571]; это, на мой взгляд, заявление пустослова, ибо как может быть истинным свидетельство, если то, к чему оно относится, не имело места? Свидетельствовать можно о том, что есть, а о том, чего нет, как можно дать показание?
