Первое «Воспитание чувств» - [111]

Кстати, о представлении, дорогой читатель, не вставай пока с кресла: я еще не довел свое до конца, хотя уже сожалею, что тебе доставит менее удовольствия его досматривать, нежели мне — приводить в движение мои персонажи, а на будущее я бы тебе пожелал, коли окажется нечем себя занять, досуга столь же безмятежного, как те часы, что я провел, пачкая чернилами эти листы.

Ну же, ну, быстрее! Пусть пьеса кончится должным образом и без задержек! Расставим всех персонажей в кружок у задника сцены. Вот они уже там, держатся за руки, готовые произнести последнее слово перед тем, как падет занавес и погаснут светильники.

Прежде всего, как там поживает мадам Рено? Что с ней?

Ее супруг теперь — настоящий хозяин пансиона, то есть простой торговец супом и латынью; старый дом он продал, отрекся и от особой системы обучения, зато приобрел обширное здание, где принимает питомцев за более скромную плату, а потому его заведение, утратив свой, как мы помним, благородный характер, на новом месте преобразилось в более обыкновенное и общедоступное. Там нет уже обеденной залы, вместо нее — столовая с крашенной суриком мебелью и полом, который драют по субботам; нет и сада, но можно поиграть во дворе, квадратном, посыпанном песком, где посажены шесть чахлых тополей, на коре которых школяры выцарапывают свои имена. Гостиной нет тоже, да и к чему ей тут быть? Мадам посиживает у себя в комнате, а занятиями «старших» руководит сам хозяин дома. Эмилия уже не блистает яркими туалетами, никогда не бывает в театре и никого не принимает. На весь день затворившись в своих апартаментах, она и к трапезе далеко не каждый раз выходит, более того, внушила супругу, что ей необходима заслуживающая доверия дама, чтобы следить за бельем и причесывать маленьких, каковое занятие ее самое отнюдь не прельщает. Каждое воскресенье она ходит к мессе.

Затраты на дом стали теперь гораздо меньше: званых вечеров больше не дают, поскольку пансиону это может повредить. Мсье Рено целиком посвятил себя делу, сам водит учеников в коллеж, а пройтись выходит только по вечерам, когда они улягутся спать, видно, чтобы подышать воздухом: этой привычке он не изменяет никогда.

Чета живет, не ссорясь, в полном согласии, как и в начале нашего повествования.

Сколотил ли мсье Рено приличное состояние? Мне это неведомо. Завела ли мадам Рено нового любовника?[109] Понятия не имею.

Ее подруга Аглая вышла замуж за врача, живущего под Парижем, его соблазнили ее итальянские каватины и томные ужимки великосветской дамы. Он все еще влюблен в супругу, хотя она его дьявольски злит и изводит. Все, что он зарабатывает, она без всякой жалости тратит. Бедняга день и ночь скачет по грязным дорогам, в мыле, рискуя сломать себе шею, а мадам, устроившись перед жарко натопленным камином на премиленькой софе, листает модный роман или приглашает местных дам к себе на чай с пирожными. Она часто выезжает в Париж только для того, чтобы пойти на концерт и посмотреть, что нового творится в искусстве. Аглая остается там на неделю одна со своею горничной (ибо теперь ей понадобилась горничная). Как и встарь, она наносит долгие визиты Эмилии и, по всей вероятности, развлекает подругу признаниями, какие ранее сама от нее выслушивала. Прежним своим воздыхателем, бедным Альваресом, она, конечно, давно позабыта, даром что прошло не так уж и много времени с тех пор, как молодой человек едва не помер от тоски.

Он же, как и приятель его Мендес, возвратился на родину, в Лиссабон. Едва высадившись, Альварес влюбился в одну из своих кузин, сироту-бесприданницу, чьим попечителем был его отец. Он ее любит, как бешеный, хотя она очень некрасива, и хочет обязательно жениться, невзирая на ее бедность; семейство впало от этого в большое уныние, но ни призывы к благоразумию, ни советы не помогают, не возымели действия и подкрепленные примерами доводы рассудка, это — навязчивая идея. Он обожает свою избранницу, сходит по ней с ума и уперся, как осел: ничто не заставит его ослабить хватку, ибо душа его очень нежна и столь же тупа.

Его добрый товарищ Мендес, тот, напротив, пошел по совсем другой дорожке. Надо полагать, Париж его изрядно развратил; в последние недели своего там пребывания он столь часто посещал разного рода общественные места, так много танцевал, горланил и дрыгал ногами, канканировал, мазуркировал и полькировал в заведении под названием «Хижина», выпил столько маленьких стаканчиков, чашечек, кружек и бутылок белого вина, выбил о столешницу столько трубок и свел знакомство с таким множеством женщин легкого поведения, что на родину отбыл заправским цивилизованным парижанином с ухватками, никому из соотечественником не понятными, с расширенным желудком и зверским аппетитом. Начал он с любовных записочек всем тамошним модисткам и кутежей взаймы в каждом лиссабонском кафе, никогда впоследствии не признав ни одного младенца и не заплатив по долговым распискам. Он вносил в общество смуту, дело шло к публичному скандалу, и молодого человека пришлось скоренько сплавить прочь из страны. В настоящее время он совершает кругосветное путешествие, знакомя со своим пламенным сердцем весь мир от Бразилии до Японии, а его попойки прославились от полюса до полюса. Он, несомненно, вернется в великолепном здравии, столь же радостном состоянии духа и таким же оболтусом, каким был ранее.