Первое поколение - [5]

— Так это ты своим детям игрушки везешь? — спросил я его.

Он кивнул, багровея — молодой папаша, да и только! Правда, подобные шалости в нашем корпусе не приветствуются, ну да уж… Поймут ведь — любовь! И искренне поздравил его:

— В таком случае могу задним числом благословить ваш брак, и поздравляю с рождением… А сколько их у тебя?

Он сделал неопределенный жест:

— Да так… Несколько.

Такой уклончивый ответ меня удивил — ведь главное-то рассказано, чего уж теперь… Но — дело хозяйское. И приготовился поднять тост за счастливого отца:

— Давай тогда за них и выпьем… Посмотреть-то пригласишь?

В нем шла какая-то внутренняя борьба, словно он хотел что-то сказать, но не мог решиться. Наконец, решимость победила — он коротко взглянул на меня и произнес:

— Я ведь не все сказал тебе, Ригар. Самого-то главного ты и не знаешь…

Кажется, я понял, в чем была причина сомнений:

— Не бойся, Мик, ты же знаешь, я не трепач!

Он вроде облегченно вздохнул:

— Не хотелось бы, чтобы мне, как снег на голову, свалился весь флот Федерации. А с детьми… Скажи откровенно, что ты знаешь обо всем этом?

Вопрос застал меня врасплох.

— О чем, о детях?

— Да, и о том, как они появляются.

— Брось, Мик, кто же этого не знает!

— Вот и я так думал, когда Ева объявила, что у нас скоро появится ребенок. Радовался, беспокоился — а ну, как он окажется каким-нибудь уродом. Но она меня успокоила — не знаю, откуда такая уверенность, но она передалась и мне. А сама Ева ходила весь срок просто сияющей — никогда раньше не видел ее такой. И как она меня тогда любила — ты бы слышал. Все такие… знаешь… ласковые словечки выучила… А то приготовит что-нибудь — такая оказалась мастерица! После сухомятки-то просто объеденье. В общем — примерная жена. Но вот незадолго до родов я увидел ее задумчивой и даже грустной какой-то, потерянной… Когда спросил, в чем дело, она мне и призналась. «Не хочу, — говорит, — тебя больше обманывать, ты мой муж, но я тебя люблю, и ты должен все знать». И выложила мне историю. Оказывается, как я и предполагал, она оказалась у места посадки не случайно. Единственная женщина, сохраненная угасающей цивилизацией Грезы для будущего возрождения, должна была встретиться со мной в любом месте планеты. О причинах угасания цивилизации могу сказать немного — из ее объяснений понял только, что в процессе совершенствования люди Грезы перешли какую-то грань, за которой началось вырождение. У всех оказалась совершенно идеальная наследственность, и притом совершенно одинаковая. Идеалов-то не может быть десяток, он только один… Катастрофа растянулась на столетия — детей рождалось все меньше и меньше, и с этим ничего нельзя было поделать. Размеры угрозы были осознаны слишком поздно, спасения не было… Нужны были гены совершенно другой расы, здоровой и сильной. И для встречи с представителем этой неведомой расы была оставлена последняя женщина Грезы. Было оборудовано специальное хранилище — одновременно и дом для ее будущих детей, где собрано все необходимое — от еды до учебных компьютеров, хранящих в памяти наследие исчезнувшей культуры. Вот только об игрушках не позаботились… Как я уже говорил, их техника совершенно отличается от нашей по принципам действия, но, по словам Евы, совершенна по самому действию, к тому же может самовозобновляться. Практически они могли ждать вечно…

…Что я почувствовал после этого рассказа, трудно передать. И удивление, и злость, и уязвленная гордость — еще бы, после того, как тебя использовали как быка-производителя! Но в конце концов осталось одно чувство — жалость к этой девочке, на хрупкие плечи которой взвалили такое бремя. Представь, что от тебя одного зависит будущее человечества!

Обревела она мне все плечо… Потом говорила, что боялась — а ну как я ее брошу? Гордость моя уязвленная поутихла, как представил я себя не месте тех, кто снаряжал Еву в этот далекий путь. Тоже ведь — такую девушку отдавать первому встречному звездному проходимцу! Ну, была, правда, какая-то страховка — встретиться с Евой мог только гуманоид. Расчет строился на том, что межзвездную экспансию достаточно долго мог осуществлять лишь энергичный и здоровый народ, молодость которого должна была спасти этот мир. Так что, пока я исследовал планету, меня, в свою очередь, прозондировали с головы до пят и дали добро на пробуждение. Представляю ее чувства — вокруг ничего знакомого, того, что любила — все следы стерло время… Но главное не в этом — понять все можно. Дело-то все в том, что, когда я вошел в хранилище после родов (кстати, оно оказалось на другом континенте, чему я уже не удивился), то увиденное потрясло меня гораздо больше, чем я ожидал…

Лицо его нервно покривилось — похоже, от сдерживаемого смеха, а может, от гримасы отчаяния. Передохнув, он объяснил:

— Помнишь, я говорил тебе об их пресловутом совершенстве? Ведь земная природа крайне расточительна — рыбы мечут миллионы икринок, из которых сохраняются считанные единицы, насекомые откладывают многие сотни яиц — опять же для того только, чтобы уцелело несколько личинок; тли плодятся, как ненормальные, не говоря уже о простейших — дай им волю, они в считанные часы поглотят всю Землю! Такая растрата сил, материала — разве можно назвать это сумасшествие разумным? Мы-то к нему привыкли, и не представляем себе, как может быть иначе…