Первое имя - [12]

С помощью Полукрюкова пострадавший очутился в доме, был умыт, переодет в халат сестры и уложен в постель.

— К докторше Полине Аркадьевне побегу, — заторопилась Наталья.

— Ната, будешь мимо бабушки Ули идти, так скажи ей, чтобы к нам пришла. Не забудь, слышишь! — попросил Паня.

— Лежи спокойно!

Наталья выбежала из комнаты, а Полукрюков присел отдохнуть и осмотрелся.

Светлая комната, блестящий крашеный пол, голубые обои, вышитые полотняные занавески на окнах. Как чисто, уютно…

У окна стоит письменный стол с фотокарточками в рамках из шелковистого лунного камня — селенита. Из-за ширмы, отгородившей угол комнаты, выглядывает кровать под кружевным покрывалом, а между постелью и окном, выходящим во двор, пристроился туалетный столик с зеркалом в форме сердца и стеклянной башенкой духов «Кремль».

На верхних лотках этажерки, стоящей в углу, сложены книги, а нижнюю попку заняли три плоских блестящих ящика с узорными медными крючками.

— Это коллекция. Мы ее вместе с Вадиком собрали, — сказал Паня. — У нас все железногорские минералы и самоцветы есть, только хрустального яблока из Потеряйки я еще не нашел. Так у Генки Фелистеева тоже яблока нет, он все железными кошельками задается… Хотите посмотреть камешки? Дайте мне верхний ящик номер три.

Стараясь не тревожить ногу, которая ныла, горела и казалась свинцовой, Паня положил ящик на колени и стал показывать свое богатство: розовый зоревик — турмалин, золотисто-зеленые златокамни — хризолиты, густофиолетовый ласковый и теплый бархатик — аметист. Слушая его, любуясь камнями, Полукрюков вдруг подумал, что глаза девушки, живущей в этом доме, такие же синие, как шерл — небесный камень, и даже еще синее.

— Славная у тебя коллекция, — сказал он. — Моя сестренка Женя тоже теперь каменными цветочками бредит, хочет их собирать. Ты поучи ее этому делу, ладно?

— Что вы, дядя! — усмехнулся Паня. — Я, конечно, ей все расскажу, только камешки — не девчонкино занятие. У них там альбомчики, стишки, фантики, всякая глупая чепуха.

— О Жене ты так не суди. Это дивчинка боевая, она и в шахтенки, чего доброго, полезет.

Он хотел рассказать что-то о своей сестре, но из передней послышались голоса.

Слово бабушки Ули

Постукивая легкой можжевеловой палочкой, в «ребячью» комнату вошла бабушка Уля. А кто же на Горе Железной не знает Ульяны Ивановны Дружиной! Маленькая? Да, пожалуй, маленькая, а кажется высокой, потому что держится прямо, идет — словно плывет, и палочкой не подпирается, лишь мерит дорогу. Добрая? Да, добрая и приветливая, но это не сразу поймешь. Когда бабушка молчит, лицо у нее строгое до первого ласкового слова. Шамкает? Нет, говорит она чисто, певуче. А одета она всегда одинаково: черная юбка, черная в белых горошинах кофточка и темный, с неяркими красными цветами полушалок, сколотый булавкой под подбородком.

— Нечего, Наташенька, для такого дела докторшу тревожить, если кость цела. И сами авось не хуже управимся… Ну, где тут болящий страдалец? — сказала бабушка Уля, села на стул возле Паниной кровати и стала корить его, постукивая палочкой об пол: — Что ж ты, козел, сигаешь, не глядя, куда тебя сдуру ноги несут? Нет на вас удержу, горняцкие ребята, никак вам дюжина голов в плечи ввинчена, что одной не бережете!

Отругав для порядка Паню, она пересела на край кровати, осмотрела больную ногу и цокнула языком, запечалилась:

— Косточки-то целы, да сдвинулись, рассорка у них получилась. Ох, озорные, неуживчивые!.. Ума не приложу, как быть, как хворь-болезнь извести… Может, ты от великого ума знаешь, козел? — Заметив невольную улыбку своего пациента, бабушка тихонько засмеялась: — Что веселишься-то? Испортить, значит, твое дело, а поправлять другой должен? Вишь, порядок какой завел!

Сухие, теплые, чуть дрожащие пальцы бабушки Ули, поглаживавшие больную ногу, вдруг стали очень твердыми, сильными и резко повернули ступлю. Косточка, глухо щелкнув, заняла свое место, но отплатила за это острой болью, пролетевшей сквозь все тело, как огненная стрела. Паня взвизгнул и откинулся на подушку, а Наталья поднесла руки к щекам.

— Ух! — вздохнул Паня, сконфуженный собственным визгом.

— Обошлось, обошлось! — Бабушка Уля укрыла Панину ногу полой халата и пересела на стул. — Болит нога? Ничего, не долго уж ей болеть позволено. Ты на нее недельку не наступай, не тревожь, а потом хоть пляши. Я докторше Полине Аркадьевне скажу, пускай придет, ножку посмотрит. Мою работу она не похает. Это верно!

— Спасибо, бабушка дорогая! — поцеловала старушку Наталья. — Я так испугалась, когда Паня закричал…

— Без крика как можно… — Бабушка рассказала Полукрюкову, который все еще сидел у письменного стола: — Наслушалась я, молодой человек, крика на своем веку. В старые времена, ну, каждая горнячка знала кость править, а я сама ловкая на это была. Это уж потом, при Советах, на руднике доктора повелись.

— Теперь, кажется, все обстоит благополучно. — Полукрюков встал и попрощался с Паней: — Поправляйся, удалец! Я сестренке передам, что ты ей камешки свои покажешь и лекцию прочитаешь.

— Прошу вас, проведайте Паню, и спасибо вам за все! — с благодарностью проговорила Наталья.