Первобытный менталитет - [11]
Очевидно то, что для настроенных таким образом умов предположение о несчастном случае появляется в последнюю очередь или, скорее всего, не появляется никогда. Если же им подсказать такое предположение, то они его отвергнут, уверенные в том, что все, что мы называем случайным, имеет мистическую причину и что если эта причина не открывается сама и сразу, они должны ее обнаружить.
«У овамбо (Германская Западная Африка) вождь по имени Каниме недавно захотел приучить быка к работе. В тот момент, когда ему пытались проткнуть ноздри, животное ударом рога выбило глаз одному из туземцев. Тотчас же было сказано: «Человек, потерявший глаз, околдован». Отправились к колдуну, которому надлежало определить виновника вредоносных чар. Колдун, в самом деле, указал на одного из слуг Каниме как на виновного. Последний был приговорен к смерти, но бежал. Каниме бросился на лошади в погоню, догнал его и убил»[33]. В следующем году «один из моих соседей в одно прекрасное свежее утро отправился на охоту за лягушками, до которых они большие охотники. Метнув копье, он глубоко поранил себе руку, потерял много крови и в конце концов умер от кровотечения… Три дня спустя колдуны принялись искать, кто околдовал этого человека. Я воспротивился этому, но мне возразили: «Если мы не отыщем омулоди и не убьем его, то, может быть, мы умрем все». По просьбе миссионеров вмешался вождь, однако вскоре он, воспользовавшись отсутствием миссионеров, позволил людям расправиться с виновным»[34].
Подобное истолкование большинства несчастных случаев настолько естественно в этих африканских племенах, что даже там, где миссионеры в течение длительного времени стараются искоренить его, они оказываются бессильны переубедить туземцев. Послушайте сетования Дитерлена, жившего в 1908 году среди басуто: «В прошлом месяце молния ударила в жилище одного моего знакомого, убила его жену, ранила его детей и сожгла все его имущество. Он хорошо знает, что молния появляется из туч и что тучами человек не управляет. Однако когда ему сказали, что удар молнии направил на него сосед, пожелавший ему зла, он этому поверил. Он верит этому сейчас и будет этому верить всегда.
В прошлом году саранча напала на поля молодого вождя Мате-а-лира, который получил достаточно хорошее школьное образование и давно уже посещал богослужения в наших церквах. Что ж из того! Он приписал нашествие саранчи злым чарам своего брата Тесу, который оспаривает у него право старшинства и наследования трона в округе Лерибе.
Две недели назад в километре отсюда умерла молодая вдова. Ее свела в могилу какая-то женская болезнь, которой она, видимо, была обязана своему дурному поведению. Оказывается, нет! Некий мужчина, чьи матримониальные притязания она отвергла, наслал на нее эту болезнь, дав ей покурить горсть конопли. Мать ее — христианка, и я объяснил ей, что такое невозможно. Она не поверила мне и питает злобу против того, кого считает убийцей своей дочери»[35].
Пусть случай окажется счастливым, а не гибельным — все равно реакция первобытного человека останется такой же. Он усмотрит в нем действие мистических сил и, скорее всего, будет напуган им. Любое везение, любая необычайная удача кажутся подозрительными. «Часто бывает так, — сообщает майор Леонард, — что двое закадычных друзей отправляются на рыбную ловлю и один из них случайно или благодаря большей ловкости ловит гораздо больше рыбы, чем другой. К несчастью, он, не подозревая этого, подвергает свою жизнь опасности, потому что по возвращении в деревню неудачливый рыболов немедленно отправляется к колдуну, чтобы узнать, почему его приятель выловил больше, чем он. «Доктор» немедленно приписывает причину этого магии. И вот уже посеяно зерно раздора и смерти: тот, кто только что был преданным другом, внезапно становится непримиримым врагом, который сделает все, что в его силах, чтобы добиться смерти того, кого раньше бережно хранил»[36].
«Во время моего пребывания в Амбризетте, — говорит Монтейро, — три женщины из племени кабинда отправились к реке за водой. Стоя рядом все вместе, они набирали воду в свои сосуды, когда ту, что была в середине, схватил аллигатор, тут же затянул ее под воду и сожрал. Семья этой несчастной женщины немедленно обвинила двух других в том, что те околдовали ее и сделали так, что аллигатор выхватил из середины именно ее. Я принялся разубеждать их, попытался показать полную абсурдность их обвинения, но они ответили мне: «Почему аллигатор схватил именно среднюю женщину, а не кого-нибудь из тех, что стояли по краям?» Заставить их отказаться от этой мысли было невозможно. Обе женщины вынуждены были выпить «каску» (то есть подвергнуться испытанию ядом). Я не знаю, чем это все закончилось, однако, вероятнее всего, одна из них или же обе погибли или были отданы в рабство»[37].
Монтейро не видит того, что в сознании туземцев случившееся не может быть просто случаем. Прежде всего, сами по себе аллигаторы не набросились бы на этих женщин, а значит, кто-то должен был подтолкнуть одного из них. Затем, аллигатор очень хорошо знал, какую из трех женщин он должен был утащить под воду. Она была «предана» ему, и единственный вопрос, который возникает, — это узнать, кем «предана». Но ведь сам факт все и объясняет. Аллигатор не тронул тех двух женщин, что стояли по краям, а схватил среднюю. Следовательно, две крайние женщины ему и «предали» ее. Ордалия, которой их подвергли, имела целью не столько рассеять сомнение, которое вряд ли существовало, сколько выявить заключенное в женщинах колдовское начало и оказать на него мистическое воздействие, чтобы отныне лишить его способности вредить
