Первичный крик - [215]
Какое чудесное чувство я испытал, когда тер свой член и говорил пале и маме, что все нормально. «Я искал чувство в философии, религии, работе и еще Бог знает где, а нашел его в собственном члене. Вы — чудо, Арт. Это бесподобно!»
Придя домой, я провел большую часть дня потирая член и говоря маме и папе, что у меня все в порядке. Выйдя из кабинета Арта, я встретил в коридоре пожилого, по виду, весьма преуспевающего мужчину. Первым моим ощущением было старое чувство пассивности, неловкости и внутреннего стыда, которое всегда охватывало меня при виде незнакомого человека, который выглядел более важным, чем я. Потом я почувствовал, что и у меня есть член, и что со мной все в порядке, и все мое отношение к этому человеку изменилось. Я почувствовал себя свободным, раскрепощенным, уверенным в себе и открытым по отношению к нему. Такого чувства я никогда прежде не испытывал. Как это прекрасно! Такое же чувство охватило меня, когда в супермаркете мимо меня прошло несколько женщин.
У меня нет больше моего старого прошлого. Я должен вернуться назад и перестроить все мое старое прошлое, чтобы привести его в согласие с тем, чему я только что научился. Мне надо сделать это, чтобы восстановить непрерывность моей жизни. Без восстановления непрерывности я не смогу как следует измениться.
В моем излечении мне все больше и больше хочется выразить себя, не пользуясь корректными логическими построениями и упорядоченными языковыми моделями, полными предложениями, согласованием их с предложениями предыдущи
ми. Я и так совершенно испортился, стараясь что‑то почувствовать и, одновременно, дублируя переживание в мыслительные модели и лингвистические структуры.
Вторник
Сегодня Арт попытался заставить меня расплакаться, как плачут маленькие дети. У меня ничего не получилось. Я немного поплакал, но потом это чувство ушло. Я дергался на полу без малого три с половиной часа. Я пытался вернуться назад, в детство, описавшись. Ничего. Это был тупик. Ловушка. Если я описаюсь, то не смогу плакать, потому что выписаю все мои чувства. Если бы я кричал, то расслабил бы мускулы живота, и все бы опять‑таки ушло.
Но усилия все же не пропали совсем даром. Какие‑то инсайты у меня все же появились. Я чувствовал, как мать сердилась на меня за то, что я метался в кроватке и плакал. Я не мог этого выдержать. Мне хотелось спрятаться. Я воистину чувствовал, что значит, когда не хватает молока, и что значит, когда вместо молока заглатываешь воздух. Я чувствовал отсутствие любви в их американских готических лицах. От их холодного выражения мне захотелось спрятаться под кушетку. И я заполз под кушетку и закричал Арту: «Что еще вы хотите знать?» Я заговорил, как малое дитя, с трудом двигая губами и сюсюкая: «Они не дают мне плакать!» Я чувствовал, как далек от меня отец — как будто он выпрямился во весь рост и сказал: «Я буду заботиться о тебе, но не жди, что я буду твоим отцом». Я почувствовал, как он всегда прятал от меня свой член; я никогда не видел его голым. Маму я тоже ни разу не видел голой.
Когда все закончилось, я чувствовал себя до предела измотанным — я был измочален настолько, что не смог даже записать полный отчет о сеансе. Это все, что я могу написать.
Когда я был маленьким, я иногда заползал под кровать или под диван. Мне очень нравилось там, потому что только там я был один и мама не могла меня видеть. Я чувствовал себя таким свободным, и меня никто не видел. Сегодня я делал под
кушеткой то же самое. Теперь я все вспомнил, но раньше я не помнил об этой своей младенческой привычке. Я устал от ее злости. Поэтому я прятался там, где были одиночество, покой и любовь.
Моя поведенческая модель во время терапии типична. Сначала была мгновенная вспышка. Потом все пошло вкривь и вкось. Мне надо было многое сделать, со многим справиться, побороться. А на этом пути всегда неизбежны неудачи. Потом я стал неудержимо падать в свое прошлое, внутрь себя, до тех пор, пока не стал беспомощным маленьким мальчиком. Я не понимаю этого умом. Единственное, что я вижу — это то, что мое внимание отвлечено от того, что я действительно делаю и направлено на что‑то другое.
Среда
Сегодня я снова метался по полу. Я понял и прочувствовал, каким жестким было мое воспитание. Моему телу никогда не давали делать то, что ему хотелось делать.
Мое тело всегда держали в смирительной рубашке. Мне никогда не позволяли пинаться, молотить кулаками или кататься по земле. Я никогда не играл с матерью. Я никогда не сосал ее грудь. Мне кажется, что было так много вещей, в которых я отчаянно нуждался, но в которых мне было отказано.
Только сегодня я научился кататься по полу и играть. Но потом мы сыграли в ту же старую игру с желанием пописать. И мы не сделали того, что надо было делать всю неделю: вернуться к гомосексуальному страху, который посетил меня в субботу.
Четверг
Сегодня я ощутил страх — тот страх, который связан с гомосексуальностью. Все было лучше, чем в субботу, когда моя голова буквально раскалывалась на части, но страх был достаточно сильный, чтобы я понял, на что это похоже. Я вернулся назад, ощутив себя младенцем и почувствовал рядом маму, но
Книга, которая лежит перед вами, познакомит с историей гипноза, тайнами сознания и подсознания, видами внушения, методикой погружения в гипноз, углубления гипнотического состояния и выхода из транса.
Книга является первым в России историческим очерком трансперсонального проекта в российской культуре. Авторы книги, доктор психологических наук, профессор Владимир Козлов и кандидат философских наук Владимир Майков, проанализировали эволюцию трансперсональной идеи в контексте истории психологии, философии, антропологии и духовных традиций.Во втором томе исследуется русская трансперсональная традиция и выявляются общие характерные особенности трансперсональной парадигмы в России и трансперсонального мировоззрения нашего народа и великих российских мыслителей.
Осознаваемое сновидение есть сновидение, в котором спящий во время сна осознает, что видит сон. В таком сновидении спящий, достигая полной ясности сознания, с абсолютной уверенностью понимает, что все зримое и ощущаемое — сон, и эта необычная убежденность дает такой уровень свободы и личной силы, который недостижим в обычном сне. Эта книга уже является классическим произведением в области изучения сновидений и, наверное, еще долго будет оставаться одним из главных руководств для тех, кто следует по пути самопознания.
Жизнь – это наша марафонская дистанция. Если терять силы на стрессах и неприятностях, то едва ли мы доживем до достойного финиша. Успешный человек отличается от неуспешного не тем, что не падает, а тем, что умеет подниматься. Мудрый от обывателя отличается не тем, что не реагирует на стрессы и неприятности, а тем, что эта реакция скорее философская, чем злобная или страдальческая. Страхи, трудные люди, обиды, неуверенность, потери были и будут всегда. Вопрос только в том, управляют они нами или мы учимся управлять ими.Эта книга о том, как приобрести эти бесценные навыки.
Название этой книги говорит само за себя — «Как стать успешной стервой, которой все завидуют». Замечали ли вы, что «серую мышку» никто никогда стервой не назовет? А если женщина, наоборот, активно борется за «место под солнцем» и за свой «кусочек счастья» — пожалуйста, готов ярлык: стерва. Может быть, это слово имеет позитивный смысл?Автор полагает, что это безусловно так. Ведь основные черты характера стервы — самостоятельность, прагматичность, высокая адаптивность и беспощадность к себе. Стерва принимает важные решения сама, не перекладывая ответственность на чужие плечи.
Тебе не позволяли хотеть самому? Ты все время жил чужой волей, и поэтому ты сейчас уже не хочешь ничего? Ты разучился хотеть? Боишься выбирать и тебе уже проще жить, как все, и тихо все это ненавидеть?.. Но есть другое предложение: начинать жить снова, потому что сегодня – это не жизнь, а жить все равно хочется, и жизнь стоит того, чтобы ее прожить полной грудью, со всей скоростью! Начинается такая жизнь непросто. Она начинается с детства, а детство – с игры в «Хочу» и «Не хочу». И протестов против того, что «Надо».Эта книга о том, как научиться видеть завтра и сделать свою жизнь радостной!