Первичный крик - [214]

Пятница

Сегодня был на первом групповом сеансе. Сначала я осмотрелся и немного понаблюдал. Потом я лег на пол и снова попрощался с дедом. К концу я почувствовал, что дед бы понял, что у каждого из нас своя дорога — что нам надо идти по разным путям — ему к смерти, а мне к возмужанию. Я почувствовал, что теперь мы стали по–настоящему близки, несмотря на то, что шли разными путями — каждый своим. Это было сродни чувству, которое испытываешь, стоя на земле или лежа в постели с любимой — когда не ощущаешь ни малейшего напряжения. Арт велел мне погрузиться в это чувство, и я сделал все, что мог посреди всего крика и плача, которые раздавались вокруг. Я пока не привык к этому, но думаю, что скоро свыкнусь.

Потом, когда все поднялись с пола, мы стали беседовать. Арт представил меня группе. Я сказал, что не чувствую, что знаю достаточно, чтобы внести в группу что‑то свое. Я сказал им, что проснулся сегодня утром, понимая, что пора прекращать трахаться с женщинами, потому что каждый половой акт отнимает у меня слишком много чувства. Арт обернулся ко мне и сказал, что я не выгляжу настолько сексуальным. Он выразил свое удивление по поводу того, что я много времени сплю с женщинами. Потом он добавил, что таким способом я прикрываю свою скрытую гомосексуальность. Этим он просто стер меня в порошок.

Когда я вернулся домой, голова моя раскалывалась от боли. Желудок мой был расстроен настолько, что я не мог есть. Все, что я мог сделать — это лечь на пол. Я чувствовал, что если я всю свою жизнь был гомиком, пусть скрытым или еще каким, то какого черта я вообще отираюсь на белом свете, будь я проклят. Мне захотелось избавиться от этого проклятия. Я погрузился в себя, постарался вернуться во времени назад, чтобы определить свои гомосексуальные чувства. Боль стала такой нестерпимой, что пришлось позвонить Арту. Он оказался в Санта–Барбаре. Я хотел войти в первичное состояние, и решил спросить у него, как это сделать дома. Он сказал, что у меня ничего не выйдет, но дал мне номера телефонов людей, которые могли меня взять. Я сказал, что хочу знать, смогу ли я избавиться от своего гомосексуализма. «Без проблем», — ответил он. Я расплакался от облегчения и сказал, что теперь могу подождать с первичным состоянием и до понедельника.

Понедельник

Начало сегодняшнего сеанса было трудным. После разговора с Артом по телефону мне пришлось блокировать и отключить свои чувства, просто чтобы устоять. Арт поинтересовался, что происходило со мной в субботу. Я постарался рассказать, что мог, но меня заклинило, и я замолчал. «Ну, а что ты чувствуешь сейчас?» — спросил он. И тут я набросился на него. Я плакал и кричал: «Почему вас не было здесь в субботу, когда вы

были позарез мне нужны? Что за пакость вы сделали! Обвинил меня в гомосексуализме, а потом, как жук слинял в другой город! Вы же знали, какая будет реакция».

Он велел мне снова лечь и перестать волноваться, так как с этим вопросом мы разберемся по–другому. Он попросил рассказать ему о моей жизни. Я рассказал, как влюбился в Бетти, рассказал о своих отношениях с Луизой и о моем браке с Филлис. Он обратился к теме более старших женщин и стал расспрашивать меня о Вай. В конце рассказа о Бетти, когда я подошел к самой болезненной части, мне захотелось в туалет. Желание помочиться нарастало, пока я рассказывал об этой женщине. Я сказал об этом Арту. Он велел мне просто прочувствовать это и не двигать ни единым мускулом. До этого мои руки уснули, когда я, лежа на полу, раскинул их в стороны. Он спросил, не чувствую ли я, что они слишком длинные. Я ответил: «Нет, просто они уснули еще сегодня утром. Я и сам не знаю, что с ними делать». Он снова велел мне не двигаться и прислушиваться к моим ощущениям, чтобы почувствовать, что происходит. Так я и лежал. Вскоре я начал чувствовать переполнение в кишках. Меня просто раздувало, толкало вверх. Потом я стал шлепать руками и ногами по полу и вертеть головой из стороны в сторону, так сильно нарастало во мне внутреннее напряжение. Я был ребенком и лежал в своей кроватке. Я отчетливо и ясно это чувствовал. Я напрягал руки, как напрягает ручки плачущий ребенок. Рот у меня высох, словно я пытался что‑то высосать из пустой бутылки. Я ничего не говорил и не плакал. Я просто отчаянно колотил по полу руками и ногами и хватал ртом воздух. Наконец, я так устал, что выдохся и затих. Потом, сознательно и медленно я повторил все эти движения, вытянул трубочкой губы и протянул вперед руки, словно для того, чтобы удостовериться, что я помню, как они выглядят.

Выходя из первичного состояния, я пребывал в каком‑то тумане, не совсем понимая, как все это происходило. Но, похоже, получилось примерно следующее — Арт спросил: «Тебе никогда не разрешали его трогать, так?» Я схватился за член и сказал: «Нет, меня всегда за это били по рукам». Потом я воспроизвел это, ударив себя по руке и рассказав Арту, как это

обычно происходило. «Тебе не разрешалось иметь член, не так ли?» «Нет». Я сел и потер член. Потом встал, подошел к зеркалу, спустил штаны и взял член в руки и сказал маме и папе, что все нормально. Потом я сказал Арту, что у меня был член, но тайно от всех, только тогда, когда я мастурбировал, но я хотел, чтобы член стал неотъемлемой частью всей моей жизни. «Но ты знал, что он есть?» — спросил он. «Нуда, я и правда это знал! И именно поэтому они так боялись. Они знали, что я знаю и поэтому так быстренько заставляли меня засунуть мои мысли подальше». «И ты стал добрым маленьким гомосеком», — добавил он. «Да».