Первенец - [30]

Я выплеснул содержимое бутылки в сенях на пол и с порога бросил горящую лучину. Дом вспыхнул как листок бумаги, я едва успел отскочить на безопасное расстояние. Да, я причислил Полину к ним, оставил ее с ними, и сейчас мне казалось, что она всегда, даже в старые добрые времена, была химерой. А уж нынче она и подавно была ею. Когда мы ночью шли в лесу под луной, я видел, что она не отбрасывает тени. Я-то отбрасывал. Так пусть сгорит, пока не поздно. Постепенное и неуклонное вытеснение человеческого инфернальным, происходящее в ней, обязывало меня быть жестоким.

Я остановился на границе леса, глядя, как догорает дом. Деревня словно вымерла, никто не забил тревогу, не кинулся гасить пожар. Те, в горящем доме, решили, судя по всему, как-то откликнуться на мое внимание, и до меня донесся дружный и стройный хор голосов.

- Люди добрые! Помогите нам! Мы не местные! Мы случайно оказались в этом огне! Вытащите нас отсюда!

Так они кричали, но в их голосах не было страха и боли. Можно сказать без преувеличения, что этот хор потешался над моими тщетными усилиями избавиться от наваждения. Я раздраженно сплюнул, повернулся и зашагал прочь. Выйдя на дорогу и удалившись от деревни на почтительное расстояние, я устроился отдохнуть на обочине. И быстро сморил меня сон.

Разбудил же крик птицы, сердито описавшей круг над моей головой. Солнце уже стояло высоко в небе. Из-за поворота дороги, уходящей в лес, бесшумно и величественно выдвигался дядя Самсон. Он успел заметить, что я поднимаюсь из канавы, это его встревожило, и он ускорил шаг.

- Что случилось, Нестор? Что ты здесь делаешь?

- Я шел к тебе, - объяснил я. - Но утомился и присел отдохнуть.

- А я иду к тебе, - радостно объявил дядя Самсон.

- Зачем?

Его не смутила бестактность моего вопроса.

- Решил навестить дорогих родственников. Давненько ведь не видались.

Я признал его правоту. Когда я сообщил ему, что мы с Агатой теперь ждем ребенка, дядя Самсон потер руки в полном удовлетворении. Меня удивила его суетливость, безудержная жажда общения, это было мало на него похоже. Мало похоже на того отшельника, ученого затворника, посвящающего все свое время таинственным опытам, каким мы все его считали. Поэтому я не без подозрительности спросил, почему он выбрал именно эту дорогу, чтобы добраться до города. Дядя Самсон легко развеял мои сомнения: тут все дороги ведут в город. Я ни на чем не настаивал, ведь и спросил я наугад, толком сам не ведая, на какой из дорог нахожусь.

Мы продолжили путь, начало которому положило величавое возникновение дяди на повороте, и я выложил все, что произошло со мной с тех пор, как я, поссорившись с Агатой, убежал в заброшенный дом. Естественно, дядя Самсон внимательно слушал меня. Иного я и не ожидал. Он даже ни разу не прервал мой взволнованный пространный рассказ, похожий на исповедь. А когда я закончил повествование, он, прокашлявшись с глубокомысленным видом, сделал такой вывод:

- Я бы не торопился называть тех, кто участвует вместе с тобой в этой истории, химерами. Ты по каким-то причинам путешествуешь из варианта в вариант - и все это варианты той реальности, в которой ты мог бы жить - а вместе с тобой скитаются и люди, окружающие тебя. Правда, они об этом даже не догадываются, но, мой дорогой... если ты ведешь себя как лунатик, почему же не предположить, что нечто подобное происходит и с ними? В той символической жизни, которую ты теперь проживаешь, они скорее все-таки живые существа, а не только порождения твоего сна или воспаленного воображения. Особенно если принять во внимание, что это воображение - не твое. В общем, если признать, что все эти фантазии действительно навязаны тебе извне.

- В таком случае, Агата не беременна, - заявил я.

- Нет, Агата беремененна, - уверенно отвоевал право на подлинность происходящего с моей женой дядя Самсон.

- По-твоему, я совершал преступление, поджигая тот дом? Я причинил боль Полине, Рыбе и прочим? А тебе было больно, когда в тебя вцепились гадюки? Или когда мы с Агатой набросились на тебя среди ночи и забили до смерти?

- Но этого не было в действительности. - И дядя Самсон взглянул на меня с огорчением, удивляясь, что я не понимаю очевидных вещей.

- Вот видишь! - торжествовал я победу своей линии.

Однако дядя лишь посмеялся над моей самоуверенностью.

- И все же твоя прелестная жена беременна, - сказал он. - Добавлю еще такое замечание. Каждый из этих вариантов твоей судьбы бросает тебе вызов, а ты откликаешься вяло, твоя душа реагирует слабо на те испытания и муки, которые ты и в самом деле мог бы переживать. Возможно, это эгоистическое равнодушие губит тебя, но не исключено, что именно оно спасает тебя от полного подчинения воле того таинственного существа, которое пытается овладеть твоим сознанием. Вопрос, да... и ответа на него у меня пока нет. В этом надо разобраться, Нестор.

- Допустим... Но скажи, дядя, как возникло то, чего уж точно не может быть? И почему вокруг этого с такой настойчивостью вертится действие? Я говорю о вещем черепе.

- Что тебе сказать... Впрочем, не буду ходить вокруг да около. Этот череп придумал я, - ответил он, смущенно посмеиваясь.