Первая заповедь блаженства - [39]

— Дядя Фил… доктор Кузнецов… сказал… что Каарел…

— Что — Каарел?

— У… улетел…

Ольга Васильевна нахмурилась.

— Да, Каарел улетел. Ночью ему стало хуже, поэтому мы всё-таки вызвали вертолёт «Скорой помощи» и отправили доктора Томмсааре в больницу. Кстати, что, интересно, делал господин Кузнецов в чужом корпусе ночью?

— А он… он был пьяный…

— Великолепно! — сказала профессор Нечаева. — У Тийны нервный срыв. У Майер сердечный приступ. Кузнецов напился. Одна я должна держать себя в руках. Прекрасно! Иди спать, Илья, не добавляй мне забот…

Встал я с дурной головой, кое-как пережил зарядку и завтрак и снова отправился к больничному корпусу с тайной надеждой повидать Тийну.

Она сидела на скамейке больничного садика, одетая в больничный халат и смотрела в землю перед собой. Я подошёл к ней и поздоровался.

— Привет, — ответила она, не поднимая глаз.

— Можно мне сесть?..

— Садись…

Я сел. Воцарилось молчание.

— Он умрёт, — вдруг сказала Тийна с каким-то непонятным торжеством. — Он умрёт. Я знаю. И хорошо. Это лучше, чем ездить на коляске!..

— Он передал мне… вот что, — я вытащил из кармана фотографию.

Тийна нехотя взглянула.

— «Спящая красавица», — сказала она. — Это были наши последние гастроли. Потом мы поехали в Питер, но по дороге наш автобус попал в аварию, погибли все, кроме нас с Каарелом. У меня были только синяки, а у него… Он был без сознания, поэтому врачи спросили меня, сделать ли так, чтобы мой брат мог ходить, или оставить его ездить на коляске. Я дала согласие на операцию, и ему поставили этот аппарат… Не самый хороший, ведь у нас не было денег. Мы были одни, в чужой стране… Если бы Каарел хоть ненадолго пришёл в себя, он бы наверняка что-нибудь придумал, а я… я была ещё совсем маленькая… Это уже потом нас нашла госпожа Майер и привезла нас сюда.

— Анна Стефановна?..

— Да, она знала нас и нашу труппу, и, когда всё случилось, сразу стала искать нас, но… Ты плачешь?..

— Если бы ты знала!.. Я был отвратительным маленьким монстром… очень несчастным маленьким монстром, только до того вечера в театре я не понимал, насколько я несчастен, потому что моя душа спала, как мёртвая… И даже такой прекрасный Принц, как Каарел, не смог разбудить её сразу… Но он хотя бы заставил её видеть другие сны, неплохо для начала, правда?..

— Илюша, о чём ты? Я не понимаю…

Вместе со слезами из меня текли ещё и сопли. Досадное обстоятельство, особенно если сидишь рядом с красивой девушкой. Но в тот момент я не чувствовал неловкости, мне было слишком горько… Платка у меня, конечно, не было. Я утёрся рукавом.

— Ты ведь, наверно, тогда тоже танцевала?.. «Вальс цветов»… А я сидел в зале и смотрел на вас… Я себя не помнил от восторга… Да, я впервые в жизни забыл о самом себе… С этого всё и началось… потом меня хотели сделать прежним… да я и сам хотел… взяли фотографию Каарела… а он её увидел… в моей истории болезни…

Жалкие обрывки фраз, которые вырывались из меня в промежутках между всхлипами, вряд ли отличались ясностью смысла, но, как это ни странно, Тийна уловила суть.

— Так вот в чём дело! — промолвила она. — Да, теперь мне всё понятно…

— Что понятно? — спросил я.

Тийна почему-то задумалась.

— Знаешь, — заговорила она после долгого-долгого молчания, — Каарел очень любил танцевать… Танец был его жизнью… Вот только одна мысль не давала ему покоя: мысль о том, что балет — искусство, хоть и прекрасное, но бесполезное. Когда Каарел грустил, — а грустил он часто — он говорил, что вот, например, врачи спасают людям жизнь, строители строят дома, портные шьют одежду… А что делаем мы, артисты? Веселим, развлекаем — и только… Имеем ли мы право тратить нашу жизнь впустую?

— Впустую?! ВПУСТУЮ?! Да ты знаешь, что бы со мной было, если бы не ваше бесполезное занятие?!

По лицу Тийны скользнула тень улыбки… Очень грустная тень.

— Не кричи на меня, пожалуйста, ведь я так тебе благодарна… Я знаю: Каарел был очень рад убедиться в том, что всё-таки ошибался!.. Конечно, он захотел завершить начатое дело и поэтому уговорил Ольгу Васильевну оставить тебя здесь…

Робкая мысль о том, что я хоть чем-то смог порадовать Каарела, согрела моё сердце. Даже дышать полегче стало… Я взглянул на Тийну… И увидел, как её улыбка гаснет.

— Он вылечил тебя, — сказала девушка прежним безжизненным голосом. — Вылечил… и ушёл. И больше не вернётся. Никогда.

Она замолчала и снова уставилась в землю.

Небо не рухнуло, солнце не погасло, река не повернула вспять, и вообще, всё продолжало идти своим чередом. Август радовал теплом, ясным небом и грибными дождями. Лету не было дела до человеческих бед и печалей. Как и многим людям.

В лечебнице настало время пикников и костров по вечерам. Новый доктор, Георгий Владимирович, что ни день придумывал новые развлечения: то шашлыки, то походы в село Покровское, то рыбалку на речке, протекавшей под самыми стенами лечебницы.

Доктор быстро перезнакомился со своими коллегами, и его пациенты то и дело ходили в гости или принимали гостей. Они состязались в «Весёлых стартах», играли в «Зарницу», устраивали КВНы и по вечерам орали песни под гитару.

Мои товарищи увлечённо прыгали в мешках, бегали с компасом по лесу и фехтовали на шампурах. Когда, сидя вокруг весело пылающего костра, они беззаботно ржали над анекдотами, я тихонько вставал и уходил подальше в тёмный сад. Я ни на кого не сердился, просто мне становилось очень тоскливо. Во-первых, из-за Каарела. А во вторых, я чувствовал, что в жизни лечебницы начинается что-то новое… И это новое было уже не для меня.