Первая встречная - [41]

– Все в порядке, Ирина! Ничего не случилось, мы все знаем. Так нужно! – И, увидев, что она по-прежнему ничего не понимает, уже серьезно повторил: – Так нужно! Он хороший парень, настоящий человек и знает свое дело. А то, что это взволновало вас, встревожило и вы позвонили мне, – хорошо. Очень хорошо! Я рад за вас… – он перевел дыхание и после короткой паузы окончил: – И за Сергея!

Сидящий рядом с водителем сотрудник обернулся и ободряюще посмотрел на нее – Ирина по-прежнему ничего не понимала.

– Так нужно, Ирина! – повторил Агапов.

– А я?.. – вырвалось у женщины.

– Мы запретили Маркову говорить вам. События развиваются нормально, сейчас важно, чтобы вы были спокойны. Ничего не случилось! Если вам позвонят (вы знаете кто!), будьте естественны. Помните, ничего не случилось! – еще раз сказал он. – И обо всем немедленно сообщайте нам. Обо всем!..

XXI

Телефонные звонки не прекращались. Один и тот же голос настойчиво добивался Бреккера. Владимир Прохорович вначале спокойно, а позже, раздраженный назойливостью, кратко отвечал, что его нет.

– А когда будет? – не отставал голос.

– Откуда я знаю? – вспылил Сеньковский. – Кто это?

Но человек бормотал что-то невнятное и вешал трубку. Так продолжалось несколько часов. Сеньковский перестал отзываться на звонки. Усталый после суточного дежурства на заводе, он присел на тахту и задремал.

Бреккер явился только поздно вечером – с шумом ввалился в комнату, и она наполнилась влажными осенними запахами. Подойдя к холодильнику, достал бутылку с коньяком, бросил в стакан ломтик льда. Подняв стакан, некоторое время рассматривал, как на свету расплавленным металлом переливалась жидкость. Улыбнулся своим мыслям. Выпил.

Шум, поднятый Бреккером, помешал. Владимир Прохорович приоткрыл глаза – перед ним зарябила ковровая стена. В голове еще бродили обрывки какого-то нелепого сна, хотелось нырнуть в него, узнать, что будет дальше, но очередной толчок в спину заставил отказаться от этого. Владимир Прохорович перевернулся, оторвал голову от подушки и увидел протянутую руку с наполненным стаканом.

– Никто не звонил?

Владимир Прохорович оторвался от стакана, перевел дыхание. Вспомнил. Засмеялся:

– Осточертел тут один. Я уж и отзываться перестал…

– Не сказал, кто? – оборвал его Бреккер.

– Спрашивал, да он трубку вешал. – И, точно в подтверждение, раздался звонок. Бреккер схватил трубку. Сеньковский, наблюдая за квартирантом, увидел, как он побледнел, как побурели яркие пятна румянца, как сузились глаза – весь он напрягся, сжался. Хмельное выражение как смахнуло.

– Немедленно приезжайте, сейчас же! – бросил он в трубу и, обернувшись к Сеньковскому, приказал: – Иди погуляй. Часа на два… Хотя нет, перед возвращением позвони!

Таким Владимир Прохорович его еще не видел. Выйдя на улицу и покрутившись у дома, он, подстегиваемый любопытством, вернулся во двор и шмыгнул в беседку. Темнота и заросший, пожелтевший плющ, скрыли его от посторонних взглядов. Теперь Сеньковский не сомневался, что придет мужчина. И в ту же минуту в его сознании возникала фигура приходившего раньше. Не он ли? Ждать пришлось долго. Владимир Прохорович несколько раз срывался с места и, крадучись, пробирался за человеком, показавшимся знакомым. Человек входил в парадное, и Сеньковский из темноты, через дверную щелку, наблюдал, куда тот пойдет. И каждый раз ошибался. Наконец, подворотню лизнул свет фар, хлопнула дверца автомобиля, и через мгновение во дворе показалась фигура приехавшего. Владимир Прохорович насторожился. Человек прошел мимо беседки и направился к парадному. Сеньковский подождал, пока за ним закроется дверь, сорвался с места, перебежал двор и прильнул к щелке – человек стоял у его квартиры и нажимал кнопку звонка. Дверь отворилась, и неизвестный вошел. Тот! Тот самый! Что делать дальше, Сеньковский не знал. Он вернулся в беседку, поглядывая на свое окно, но, плотно зашторенное, оно не пропускало света. «Что случилось, что так взволновало Бреккера? Телефонный разговор?» – спрашивал он себя, и понемногу еще не ясное волнение охватывало его. Закурил, не подумав, что отблеск может выдать. Прошел по беседке – в ней не хватало воздуха – и вышел во двор. Куда идти? Он направился к воротам, дошел до угла. Рядом, за ярко освещенными окнами булочной, сновали покупатели. Владимир Прохорович потоптался у витрины, поднял воротник макинтоша и под противным моросящим дождем, по мягкому ковру опавших листьев пошел в сторону площади. Куда – он не знал сам. Двигаться сейчас для него было необходимо, движение не давало времени для размышлений, и, главное, казалось, что он уходит от какой-то опасности. Он не понимал какой, но в том, что случилось что-то серьезное, был уверен.

Не так давно, как-то вечером, когда они, он и канадец, сидели у приемника и слушали музыку, Бреккер, не перестававший подливать себе и ему из стоявшей на полу бутылки, блаженно вытянул ноги и каким-то подобревшим голосом мечтательно сказал, что скоро, очень скоро вернется домой. Пьяненький Сеньковский тогда то ли не понял, то ли не придал значения сказанному. Да и сам канадец к этому больше не возвращался. Так бы и забылся этот разговор. Но сейчас что-то толкнуло Владимира Прохоровича. В памяти всплыл вечер, реплика, и он начал связывать приход неизвестного с телефонным звонком, так взволновавшим Бреккера. Не отразится ли на его благополучии? – шевельнулась тревожная мысль. Потерять такого жильца было бы жалко. Он пытался успокоить себя, но сомнения не проходили. Куда пойти, где провести два часа до того, как он узнает, прочтет на лице канадца, что случилось? И он шел без цели, перепрыгивая через блестевшие пятна воды, скапливавшиеся у ямок асфальта.