Первая встречная - [36]

– Ты что не спишь? – со своей кровати, со сна пробормотала тетка, и, не дождавшись ответа, тяжело вздохнула и повернулась к стене…

Спустя несколько дней, когда они встретились, он спросил:

– Хотите поехать? – И добавил: – Есть возможность получить две курсовки.

Она растерялась от неожиданности. Это было так заманчиво – своими глазами увидеть то, о чем он рассказывал.

– Хотите? – с улыбкой наблюдая за ней, переспросил Панин.

Ирина мысленно перебрала все возможности – зарплата, отпускные, тетка – нет, нет, конечно, не хватит.

– Не поеду! – вслух решила она, от волнения теребя носовой платок.

– Это почему? Деньги? – догадался Панин.

Она кивнула, опустив голову.

– Ну, это еще поправимо. Да не так уж много и надо…

– А сколько? – снова загораясь надеждой, спросила Ирина.

Панин поднял к потолку глаза, точно там была написана сумма, пошелестел губами и неожиданно поинтересовался:

– А сколько у вас есть?

– Рублей восемьдесят – сто.

Он обрадовался:

– Хватит! Больше не нужно!

Так легко был разрешен вопрос о поездке. И ни сейчас, ни позже Ирина не подумала, что она поедет с чужим, по сути дела малознакомым человеком, о котором по-настоящему ничего не знает. Точно читая ее мысли, Панин посоветовал не говорить тетке о том, что они едут вдвоем.

– Скажите, что «горящую» путевку получаете в месткоме. И, конечно, больше ни слова…

Ирина не поняла, почему она должна скрывать это, но обещала сделать, как он сказал. Лгать пришлось с самого начала, но все прошло гладко, и через неделю, после беготни по магазинам и спешки с портнихой – соседкой по квартире, шившей Ирине сарафан и купальник, она выехала в Крым. В первый раз к морю! Провожавшая тетка так и не догадалась, что сосед по купе – Панин. Как только поезд отошел, Панин неожиданно обнял ее. Она почувствовала, как жадные, потные руки сжали ее, увидела вытянутые в трубочку губы, тянувшиеся к ее лицу, сразу изменившиеся глаза. Ей стало противно. С внезапно вспыхнувшей злостью она уперлась руками в его грудь, оттолкнула. Он моментально успокоился, перевел все в шутку, неискренне засмеялся, пробормотал, что это от радости, оттого, что они, наконец, едут к морю, к солнцу. Ей показалось, что он обиделся, и она даже пожалела, что не уступила. Действительно, что плохого в том, что он захотел обнять ее, упрекнула себя Ирина, нельзя быть такой недотрогой. Он так старался помочь, а она обидела его…

Спустя немного времени она забыла обо всем, не отходила от окна, жадно вглядываясь в быстро мелькавшие пейзажи: густые леса, степи, в желтые копны созревшего хлеба, журавли колодцев, в одиноких путников на дорогах. Она высовывалась из окна – в лицо бил нагретый, теплый ветер, захватывал дыхание. В это минуты Панину с трудом удавалось втянуть ее в разговор.

Сперва она не решалась выходить на остановках, боялась отстать, но затем осмелела, бегая по перронам, по привокзальным базарам, размахивала руками, смеялась.

Глядя на нее, улыбались даже носильщики и деловитые, вечно озабоченные дежурные по станции, неразговорчивые флегматики и пессимисты.

Теперь уже она взахлеб рассказывала Панину, тормошила, прижималась и бесцеремонно ворошила его не особенно густые волосы. Сосед по купе, пожилой и грузный учитель из Курска, тоже ехавший в Крым, внимательно приглядывался к ним. Как-то, выбрав момент, когда Ирина вышла, с улыбкой поинтересовался:

– Дочка?

Панин не растерялся и со злой веселостью и с вызовом ответил:

– Нет, жена.

Его собеседник закашлялся, покачал головой, поправил сползавшие на нос очки и уткнулся в книгу…

… Панин говорил правду. Было все – и морской прибой, и стремительные катеры в зеленой пенистой волне, и далекие огни автомобилей на петлях горных дорог.

Как не хотелось в эти бездумные, медленно текущие дни вспоминать о комнате в коммунальной квартире, работе, старой тетке… Звезды, четкие силуэты кипарисов на синем небе… И вечер, когда она забылась, поверила словам, обещаниям, клятвам любить, всегда любить!.. А быть может, и сама, если не полюбила, то как-то привязалась к этому ласковому, заботливому человеку…

Может быть, это и есть то самое счастье, о котором мечталось? Что с того, что он не молод, намного старше, что под глазами набухли нездоровые, пульсирующие складки, а редкие волосы бессильны скрыть пугающий, голый череп. Ведь и он одинок и тоже мечтает о счастье.

В чем оно, кто знает? В любви, яркой и взволнованной? В спокойной и умиротворенной привязанности? В достатке? Или в том, что рядом, надолго, навсегда, хороший, умный человек, сердечный и внимательный друг?

Гаснет порой любовь, уходит достаток. Но дружба? Настоящая, человеческая дружба? Нет, никогда!..

… Шли дни. Как быстро прошел, пролетел месяц! Настало время возвращаться домой. Было грустно расставаться с полюбившимся морем, но грусть была легкой. Рядом – друг, муж. Теперь будет легче: и радость, и огорчение – все пополам. Верила – увидит еще и эти скалы, и застывшую бухту, и эти звезды.

… В Москве Панин отвез ее домой. Теперь она знала, что ненадолго. Скоро будет свой угол, своя семья…

…Возвращаясь с работы, на Моховой встретила Федора – Фреди. Увидав Ирину, он обрадовался, замахал руками, вихляя, подошел к ней.