Первая встреча – последняя встреча - [42]

Я влюблен в Ваши гордые польские руки,

В эту кровь голубых королей,

В эту бледность лица, до восторга, до муки

Обожженного песней моей.

В песне было немало откровений:

Разве можно забыть эти детские плечи,

Этот горький, заплаканный рот,

И акцент Вашей польской изысканной речи,

И ресниц утомленных полет?

Любовное признание кончалось такими словами:

Я со сцен Вам сердце, как мячик, бросаю.

Ну, ловите, принцесса Ирен.

И певец схватился за грудь, как б в рвал свое сердце и кинул его через зал адресату. Рядом с красавицей сидел муж, которому всё это почему-то крайне не понравилось. Он немедленно в шел из ложи. Когда концерт кончился и усталый маэстро ушел со сцен , в кулисах его ждали два дюжих жандарма. Они подхватили его «под бел руки», в волокли из театра, бросили в тюремную машину и увезли за сто километров от города.

Поколесив по Европе и покуролесив, Вертинский наконец добрался до столицы русской эмиграции, до Парижа... В районе площади Пигаль в конце 20-х годов находилось около ста русских ресторанов. В ресторане «Коза ностра» Вертинский выступал чаще всего. Сюда приезжали сливки парижского общества. Вертинский пишет, что тут за столом можно было видеть королей Густава Шведского, Альфонса Испанского, принца Уэльского, Ротшильдов, Морганов, Вандербильдов, членов королевских семей, аристократическую и банкирскую элиту. Сюда заглядывали короли и принцессы экрана: Чарли Чаплин, Дуглас Фербенкс, Грета Гарбо, Мэри Пикфорд, Марлен Дитрих. Всех их привлекала русская музыка, русская песня. Шансонье Вертинский пользовался огромной популярностью. Здесь зародились добрые и нежные отношения с Марлен Дитрих. А однажды – это был 1929 год – сюда наведалась делегация писателей из Советского Союза. Вот что написал тогда о своем давнем, еще дореволюционном друге в «Огоньке» Лев Никулин:

«Продавец чужих перелицованных слов и звуков, веселый малый, остряк с прекрасным аппетитом и самыми здоровыми привычками. Но так как он торговал наркотической эротикой, тлением и вырождением, то он играл роль дегенерата и наркомана. И играл эту роль очень правдоподобно, даже в минуты, когда ел, с аппетитом, вареники с вишнями. Кукла из дансинга, стилизованная кукла Пьеро, одетая в кружева и бархат, висела у него через плечо. Он махнул нам длинной прозрачной рукой. И вошел в подъезд. И мы представили себе бархатного длиннолицего певца, ветошь вчерашней эпохи, которую время смахнуло с эстрады и перебросило, как куклу, через плечо».

Красиво сказано, человек явно был не лишен писательских способностей. Но употребил их, к сожалению, не во благо, а во зло. За язык же его никто не дергал. Мог бы и промолчать. Поразительно, что по возвращении в Советский Союз Вертинский продолжал дружить со Львом Никулиным, называл его «старый дружище».

Я помню строфу из прекрасного стихотворения Ярослава Смелякова «Любка Фейгельман»:

Гражданин Вертинский вертится спокойно,

Девочки танцуют английский фокстрот.

Я не понимаю, что это такое,

Как это такое за сердце берет.

Только мне обидно за своих поэтов.

Я своих поэтов знаю наизусть.

Как же это вышло, что июльским летом

Слушают ребята импортную грусть?

Из этого стихотворения ясно одно: что в середине 30-х советская молодежь знала и слушала песни Вертинского.

В Париже Вертинскому нравилось. В особенности поначалу. Здесь он снова встретился с Иваном Мозжухиным, с которым сдружился еще до революции. Мозжухин стал очень знаменитым артистом – это было еще немое кино. Он помог Вертинскому вновь окунуться в мир кинематографа. Певец ездил на съемки в Ниццу, снимался и в Париже и таким образом подрабатывал. Он еще успевал ездить из Парижа на гастроли по Европе, туда, где жили русские эмигранты. В результате он неплохо зарабатывал, даже стал совладельцем одного из ресторанов на Елисейских полях. Но как человек непрактичный, выгоды из этого никакой не извлек. И быстро, быстро прогорел, что и потом случалось в его бурной и длинной зарубежной биографии. Кстати, в Париже он в первый раз женился...

Казалось бы, жизнь на чужбине у него сложилась прекрасно. Но в это время он создает «Желтого ангела». Такую песню вряд ли мог написать благополучный, счастливый человек. Петь в кабаках – сквозь хохот, стук ножей, вилок, хамство, драки – это тяжелое испытание для артиста. Нужно было прятать самолюбие, делать вид, что всё замечательно, сносить моральные пощечины от жирующих равнодушных богачей.

В нем, как это ни странно, жило сознание человека угнетенного, зависимого от жующих и пьющих людей, которые во время его пения могли ржать над анекдотом, не слушать, громко разговаривать, повернуться к артисту спиной, могли не хлопать или освистать.

В середине 30-х время стало меняться. Наш герой все чаще задумывался о том, что пора уезжать из Франции и искать для себя новое пристанище... На корабле «Лафайет» Вертинский пересекает Атлантический океан.

Первый концерт в Америке проходил в нью-йоркском Таунхолле 5 марта 1935 года. Двухтысячный зал был полон. Среди публики находились замечательные деятели культуры – Федор Шаляпин, Сергей Рахманинов, Марлен Дитрих, знаменитый американский певец Бинг Кросби.