Первая страсть - [15]

V

Бесспорно, при рождении Андре г-жа Моваль была счастлива тем, что имела сына. Она посмотрела с нежностью и любопытством на маленький комок мяса, болтавший ножками на руках у сиделки, потом голова ее снова упала на подушку, и она закрыла глаза. Ослабевшая и усталая, она хранила в своей мысли образ маленького красноватого тельца. Оно напоминало ей, по неожиданной ассоциации идей, маленькие фигурки, нарисованные на вазе, часто виденной ею на выставке одного антиквара, на улице Сены. Поэтому она не удивилась бы, если бы на спине новорожденного выросли крылышки, похожие на крылья этрусских гениев, украшавших черный фон выпуклой части античного кратера. И даже маленькое существо, которое она только что произвела на свет, казалось ей до того сказочным, что она не поразилась бы, видя его летающим под потолком. Но нет, в своем полусне она слышала реальное существо, кричавшее в соседней комнате громко и пронзительно. Она не грезила. Она сделалась матерью мальчика, сына, человека. И, засыпая, она взволнованно думала, что возле нее возникает жизнь со всей ее будущей историей и ее судьбой. Да, этот ребенок вырастет, в нем проявятся личность, наклонности, страсти. Он станет кем-то. У него уже было имя. Он был самим собой. Эти размышления, вместо того чтобы обрадовать ее, привели ее в ужас, и она проснулась, почти плача. Будущее показалось ей наполненным кознями, заботами, опасностью. Сколько ловушек предстоит избегнуть, сколько трудностей преодолеть! Но вместе со страхом, сжавшим ее сердце перед перспективой предстоящей борьбы, она испытала большую гордость. Для того чтобы это слабое существо могло расти и развиваться, сколько стихий было призвано к делу! Весь мир станет помогать этой работе. Воздух, огонь, свет, животные, растения соединятся для того, чтобы доставлять ему силу. На все человечество будет наложена дань. Одна женщина уже находилась здесь, чтобы предоставить его потребностям соки своего тела. В мастерских, на заводах люди будут работать на него, и он вырастет под покровительством всеобщего старания. Он уже составлял часть целого мира. Когда-нибудь он полюбит формы, цвета, пейзажи, существа. Он будет любить и станет любимым, и г-жа Моваль почувствовала в своем сердце укол материнской ревности.

В продолжение недель своего выздоровления г-жа Моваль, которую утомляли эти заботы о будущем, соединяла с ними воспоминания о своей прошлой жизни. Ей казалось, что целая часть этой жизни только что закончилась событием, открывшим в ней новый период, и она вновь видела в отдалении, одновременно и грустном и милом, исчезнувшие лица и далекие вещи.

Г-жа Моваль родилась в Париже, но, как она сама говорила, улыбаясь, от этого она совсем не стала парижанкой. Правда, ее родители переехали в столицу лишь незадолго до рождения дочери: смерть старшего сына заставила их покинуть провинцию, где жить им стало невыносимо. В Париже г-н и г-жа де Клавьер стали продолжать то же скромное и замкнутое существование, которое они вели в Лане, ничего не изменив в своих прочно сложившихся привычках. В их дочери от этого рода жизни сохранилось нечто провинциальное. Она никогда не могла привыкнуть к Парижу. Еще ребенком она боялась шумных улиц, многолюдных площадей, экипажей, прохожих. Ей нужен был покой одного из тех городков, в которых шум колес на улице или шаги по тротуару заставляют с любопытством отодвигаться тюлевые занавески на окнах. Когда отец водил ее гулять, ее мучила мысль, что они никогда не найдут дорогу домой. Когда мать ходила с ней в какой-нибудь общественный сад, боязнь заблудиться портила все удовольствие. Она чувствовала себя хорошо только дома, среди старой знакомой мебели, в том покойном квартале на левом берегу, где г-н и г-жа де Клавьер по приезде наняли квартиру на улице Фюрстенберг, за церковью Сен-Жермен-де-Пре. Лишь там ей было хорошо. Ее родители были набожными, добрыми и печальными людьми; квартира их была обширна и натиралась воском. Редко у их двери раздавался звонок. Г-н и г-жа де Клавьер имели мало знакомых. Здоровье г-жи де Клавьер требовало неустанных забот; при этом у бедной женщины был определенный взгляд на свои болезни. Ей никогда и в голову не приходило посоветоваться с каким-нибудь другим врачом, кроме доктора Лебона, жившего по соседству, в переулке Бюси, и бывшего врачом их квартала. Точно так же и г-н де Клавьер часто говорил о каком-нибудь человеке: «Он из нашего или не из нашего прихода». Такое церковное подразделение Парижа было единственным, которое он принимал во внимание. Так что одной из причин, побудивших г-на и г-жу де Клавьер выдать дочь за г-на Александра Моваля, было то обстоятельство, что г-н Моваль был из их прихода. Уже в то время г-н Моваль жил на улице Бо-з-Ар. Хотя он и не был особенно усердным прихожанином, молодой человек был представлен Клавьерам Сен-Жерменским священником. Аббат Рикар знал его с давних пор и мог поручиться за его в сущности набожные чувства. Кроме того, молодой Моваль был из хорошей семьи, обладал некоторым состоянием и занимал в Мореходном Обществе место, не лишенное будущности и не требовавшее отлучек. И вот молодых людей представили друг другу. М-ль де Клавьер понравилась г-ну Мовалю, который не был ей противен. Выждав из предосторожности некоторое время, г-н Моваль сделал предложение, которое было принято, и их повенчали. Г-н и г-жа де Клавьер не долго жили после этого обряда. Шесть месяцев спустя тихо скончалась г-жа де Клавьер, а через год умер в свою очередь г-н де Клавьер. Г-жа Моваль была страшно огорчена этой двойной потерей. Она испытала ужасное чувство одиночества. Г-н Моваль выиграл от нравственного одиночества, в котором оказалась его жена. Она питала к своему мужу сильную привязанность и нежность, и сверх того она перенесла на него то почтение, с которым она относилась к отцу и матери. Разве он не стал ее единственной опорой, ее единственной поддержкой? И она признала за ним, во всех его поступках и помыслах, первенство, которое, впрочем, г-н Моваль считал вполне естественным и должным как ввиду своего положения главы семьи, так и ввиду своих личных достоинств.