Первая стена - [32]

Зеноби открыла рот, чтобы ответить, но была остановлена поднятой рукой. Джаваахир вошла в камеру для собеседований и закрыла дверь. Она положила руку на плечо Зеноби, проходя мимо, и решительно усадила её на металлический стул, прежде чем сесть напротив. Она сцепила пальцы на столе, и Зеноби заметила ярко-алые ногти — она догадалась, что это были имплантаты, а не накрашенные. Как и татуировки, они являлись постоянными модификациями, чтобы заявить о её положении и верности.

— Ты — Зеноби Адедеджи, рабочий конвейера, а теперь рядовой. Капитан Эгву поручилась за тебя и даже доверила тебе знамя роты. Это весьма примечательно, серьёзная ответственность для семнадцатилетней.

Зеноби сохранила самообладание и промолчала. Ей не задали никаких вопросов, и добровольно делиться информацией казалось неразумным.

— Я думаю, что она права, — Джаваахир подалась назад и положила руки на колени. — Я уверена, что ты знаешь всё об истории Адедеджи.

— Я ношу имя рубиновой династии. Их кровь во мне, даже если моя семья за последние десятилетия сильно утратила своё положение.

— Бывшей рубиновой династии. Низложенной Императором за сопротивление Объединению.

Зеноби боролась с искушением защитить честь своих предков. Многочисленные споры и несколько откровенных драк доказали, что какими бы ни были факты, общепринятая версия заключалась в том, что Адедеджи предали Императора.

— Адедеджи больше не входят в число Шести Одарённых. Я — рабочий конвейера, я мало знаю о политике верхнего улья и о том, что случилось с моими дальними родственниками.

— И ты верна Аддабе.

Зеноби кивнула. Казалось, больше нечего было добавить к этому утверждению. Тень улыбки скользнула по губам Джаваахир.

— Я тебя пугаю?

Правда, вспомнила Зеноби. У всех, кто прошёл интервью, было единственное послание, которое он или она передавал остальным: просто говори правду.

— Я считаю вас и ваших офицеров пугающими, — сказала она. — Я знаю, что моя верность делу также крепка, как фундаменты Аддабы. И всё же я боюсь, что вы этого не увидите.

Джаваахир поджала губы, не сводя глаз с Зеноби. Та выдерживала её взгляд так долго, как только могла, скорее из гордости, чем из вызова, но в конце концов опустила голову и посмотрела на свои руки. Она крепко вцепилась в край стола и даже не заметила этого.

— Ты не произнесла ни одного слова, чтобы убедить меня в своей преданности, — произнесла Джаваахир. — Ты очень спокойна.

На этот раз Зеноби не сумела сдержать желание ответить.

— Мне нечего бояться, если то, что вы говорите, правда. Я верна. Я принесла клятву. Надсмо… Капитан Эгву лично завербовала меня и мою семью. Если бы я не доверяла вам, я бы всё равно доверяла ей. И с тех пор, как она вернулась после… Поскольку она всё ещё командует ротой, я думаю, что и вы ей доверяете.

— Ты находишь эту логику успокаивающей? — Джаваахир по-прежнему не отводила взгляда от Зеноби. Она не была уверена, что старший офицер безопасности хотя бы моргнула. — Так ты видишь мир, причины и правила?

— Я жила на фабричном конвейере, бана-мадам, — ответила Зеноби. — Всё работает определённым образом или не работает вообще. Люди умирают, если что–то идёт не так.

Джаваахир снова улыбнулась хотя сейчас выражение лица оставалось бесстрастным, лишённым всякого юмора.

— Я не имела в виду ничего предосудительного, — быстро добавила Зеноби.

— Люди тоже умирают в бою, если не следуют системе. Ты следуешь, не так ли, рядовой Адедеджи?

— Я буду подчиняться приказам моих офицеров, бана-мадам, — заверила её Зеноби. — Я никогда не опозорю фамилию Адедеджи.

— Не опозоришь, я уверена, что не опозоришь. То, что ты сохранила эту фамилию, хотя большинство твоих дальних родственников избавились от неё, как от старой куртки, говорит мне, что она очень много для тебя значит.

Зеноби пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы сдержать рвавшиеся наружу слова. За неделю с лишним она привыкла к тому, что на неё кричат, обвиняют, оскорбляют и угрожают, но она не ожидала такого придирчивого и насмешливого разговора. Это было похоже на молчаливый взгляд её бабушки, когда они собирались в детстве, чтобы найти виновных в каком–то проступке. Виновные всегда первыми начинали оправдываться. Только в четырнадцать лет Зеноби поняла это. К сожалению, слишком поздно, чтобы этим воспользоваться, её бабушка отправилась на последний огонь двумя годами ранее.

— О чём ты думаешь? — Джаваахир снова подалась вперёд, положив руки на стол. — Ответь мне немедленно!

— О Абай Су-су, — не задумываясь сказала Зеноби. Она покраснела, смущённая детским прозвищем. — Матери моего отца. Она была хранителем закона в семье, когда я был маленькой.

— Я старше твоей бабушки, Зеноби. Ты можешь в это поверить?

— Нет, бана-мадам. Вы… Ваша кожа, ваши волосы… Возможно, для высших улевиков. Ни рабочего смога в лёгких, ни кузнечного жара на коже, — Зеноби нахмурилась, её взгляд скользнул по татуировкам и ногтям. — Возможно, династические вожди дали вам тонизирующее средство, да? Я слышала, что верхние улевики могут жить семьдесят, восемьдесят и даже дольше.

— Это правильно, и одновременно неправильно. Мне чуть больше девяноста лет. Я проживу ещё несколько лет, но другого лечения у меня не будет. Это путешествие, битва, в которую мы направляемся, станет моей последней службой династическим вождям. Не думаю, что меня ждёт последний огонь. Как и тебя, Зеноби. Как ты себя чувствуешь, зная, что твоё тело, скорее всего, окажется на куче, гниющей под солнцем в каком–то месте, о котором ты никогда не слышала?