Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825 - [135]

Анна наравне с Петром I были в XVIII веке теми российскими монархами, кто более других лелеял сыск и интересовался его делами, являясь едва ли не негласными руководителями своих спецслужб тайного сыска. У Анны Иоанновны эта тенденция проявлялась еще даже более отчетливо, чем у ее грозного дяди Петра Алексеевича, поскольку у нее для этого просто было больше свободного времени, не занятого, как у Петра, бесконечными государственными реформами глобального масштаба. Анна временами целыми днями читала принесенные ей Ушаковым во дворец «экстракты» (выдержки из следственных дел Тайной канцелярии), сама составляла вопросники для арестованных по этим делам. Так, она почти руководила следствием по делу иркутского губернатора Жолобова, составляла для Ушакова новые вопросники, по которым нужно было допросить опального чиновника, указывала, у кого из его родственников и друзей проводить обыски на предмет изъятия новых важных для следствия бумаг. Особенно Анна Иоанновна разъярилась, узнав, что в отчаянии жена Жолобова пыталась дать чинам Тайной канцелярии взятку за прекращение дела и освобождение мужа (бедная женщина не знала, что ход следствия контролирует лично сама царица), приказав ускорить ведение следствия и вынесение Жолобову сурового приговора.

Вот только лично в подвал для руководства пытками по примеру дяди не ходила ни по понедельникам, ни в какой-либо другой день недели — все же на троне была женщина. В пыточной камере Тайной канцелярии Анна Иоанновна побывала еще в 1722 году, в эпоху правления ее дяди Петра I. Тогда сюда еще петровская Тайная канцелярия под началом Толстого забрала по заявлению курляндской герцогини Анны Иоанновны подьячего Деревнина, который огласил содержание попавшего ему в руки письма Анны к ее интимному другу. Требуя от Деревнина выдать ей оригинал письма, Анна даже лично приняла участие в пытках несчастного подьячего, спалив ему бороду свечой и колотя его своей тростью по голове.

После воцарения в 1730 году необходимости так напрягаться лично у Анны уже не было, Тайной канцелярией она могла теперь руководить прямо из своих покоев. Когда у Ушакова в Тайной канцелярии умер его деятельный заместитель Хрущев, глава тайной полиции лично представлял императрице новую кандидатуру на его место, Набокова (дальнего предка знаменитого в XX веке писателя), прежде чем Анна согласилась на его утверждение. Традиция представления кандидатур на ответственные посты в тайном сыске лично императору сохранится при Романовых и в дальнейшем, но это будет уже больше формальность, тогда же этот важный для нее государственный вопрос царица Анна решала лично.

Елизаветинская канцелярия после смерти Анны и свержения Бирона меняет тональность, у нее, как и у самой «милостивой Елизаветы», жестокость скрытая, не напоказ, завуалированная идеями движения царства вперед и прогресса. У елизаветинского варианта Тайной канцелярии, особенно в годы руководства ей Александра Шувалова после смерти матерого «зубра тайного сыска» Ушакова, и задача от власти несколько иная — не устрашение общества частыми арестами и казнями, а тихая ликвидация возможной оппозиции в зародыше, запрятанная от общества за кулисы «мудрого правления».

Это уже новый тип задач тайного сыска в романовской России и новый вариант его взаимоотношений с властью. И этот рубеж в середине XVIII века, пришедшийся на годы царствования именно Елизаветы Петровны, отмечают почти все историки, прикасавшиеся, так или иначе, к вопросам тайного сыска в нашем отечестве. И все они в оценке причины такого поворота практически едины: изменилась политическая обстановка и сама система высшей власти в России, потребовав от своего тайного сыска соответствия новым задачам. А первоначальные жестокие репрессии времен сначала Петра I, а затем и Анны Иоанновны были обусловлены относительной еще шаткостью самодержавной власти в Российской империи. Вот авторитетное мнение Е.В. Анисимова, одного из главных специалистов нашей истории по XVIII веку: «Осознаваемая слабость самодержавия вела к ужесточению им борьбы со всякими проявлениями оппозиционности, с «непристойными словами», к поощрению практики публичного «оперативного стука» о преступлении посредством пресловутого «Слова и дела!», наконец, к расширению корпуса государственных преступлений. К середине XVIII века реформы Петра Великого по укреплению режима самодержавия с помощью «бюрократических технологий» дали реальные плоды, и власть уже могла обойтись без преследования каждого, кто произнес фразу «Кабы я был царь…». Ранее столь эффективный защитный институт «Слова и дела» начал вырождаться, многие государственные преступления вроде «Названия своего житья царством» или «Бросание печати ли монеты с портетом государя просто, а не по злобе» в глазах даже суровых хранителей политического сыска стали казаться если не смехотворными, то уж не подлежащими наказанию кнутом и ссылке в Сибирь. Ветер просвещения приносил из Европы свежие идеи гуманизма…»[24].

В той же книге Е.В. Анисимова приводится для наглядности таблица дел Тайной канцелярии за весь XVIII век с вынесенными официально приговорами, которая тоже позволяет отследить определенные периодические волны работы сыска.