Первая русская царица - [11]

Печалился и митрополит, требовавший из Италии малое количество мира от мироточивых костей святителя, который покоился в Баре. Это требование, несмотря на посулы больших денег, тоже не было исполнено вовремя.

Поэтому митрополит, явившийся в храм Успения значительно ранее виновника торжества, осмотрев все, что требовалось при короновании, распорядился убрать приготовленный сосуд – кробийцу – для священного мира. Все прочее оказалось в порядке. Сиденье для него – митрополита – и трон Иоанна III для венценосца были поставлены рядом.

На столах были разложены доставленные из Казенного двора: золотое блюдо с Животворящим Крестом, цепь, скипетр и держава. Держава была также времен Мономаха.

Москва пробудилась в этот день под неумолкавший звон колоколов. Вообще картиной шествия во храме удовлетворилось бы и величайшее честолюбие. Виновник торжества отправился из дворца в сопровождении бояр, окольничих, думских людей, стольников, стряпчих, дворян и детей боярских. Стрельцы построились в две линии и надежно ограждали царский путь. Духовник шел впереди всех и окроплял святой водой путь, с которого перед тем рынды и боярские дети убрали всякую подозрительную пушинку.

При входе в собор духовный чин встретил Иоанна Васильевича со святой водой, после чего он занял свое обыкновенное место, но по окончании молебна митрополит возвел его с обыкновенного места на чертожное, где он и занял царское сиденье. По правую сторону от него стали бояре, а по левой расположились соборные старцы.

После обмена благожелательными речами митрополит поднес все еще великому князю венец с речением: «Прими, государь, высшую славу – венец царствия на главу свою, венец был на главе предка твоего Владимира Мономаха. Да процветет от твоего корня величие всего твоего государства». Затем были возложены на Иоанна Васильевича, отныне уже царя, крест от животворящего древа, цепь, и вручен ему скипетр. Держава введена в регалию венчания на царство только при венчании Бориса Годунова.

Вместе с нововенчанным ликовала и вся Москва. Отныне Москва – столица всей Руси, и Царьград, откуда чуть не указы шли от патриархов, принужден будет умерить свою гордость.

По возвращении во дворец среди раздвинувшейся и ликовавшей толпы, нововенчанный был на первых же ступенях крыльца осыпан князем Шуйским золотым дождем; поступком этим он надеялся загладить свои прегрешения, а их набралось достаточно, чтобы не утихал гнев царский. Верховая боярыня Турунтай-Пронская высыпала к ногам царя целую казну из золотых монет, но все же Иоанн Васильевич ощутил наибольшее удовольствие, когда его встретила боярышня Анастасия Романовна дождем из хмеля и зерна. Она решилась на этот поступок по указанию полюбившей ее верховой боярыни.

Торжество завершилось во дворце царским застольем, а для народа были поставлены бочки крепкой браги и сладкого меда. Царский стол, за которым распорядитель не нашел места для женского пола, ознаменовался тем, что поданного царю лебедя он приказал разделить на две половины и одну из них доставить в дом князя Сицкого и там вручить боярышне Анастасии Романовне. Блюдо велено было взять из Казенного двора и притом не какое-нибудь, а изукрашенное яхонтами и лалами. Кроме того, из Казенного же двора доставили боярышне рукомойник, осыпанный бирюзой, обладавшей, как было известно, особой силой возбуждать любовь в сердцах дев.

Общую радость Москвы не разделяли лишь Шуйские и Глинские. Они были низвергнуты с первой ступеньки трона. Беспрекословное самодержавие проявлялось теперь перед ними воочию в каждом поступке, в каждом движении зрачков Иоанна Васильевича. Ни одной крошки, ни одной птичьей лапки он не послал им из своего обеденного блюда, а бывало ли это прежде, когда он только великокняжил, а не царил? Нужно было подумать Шуйскому – не отъехать ли в вотчину, а Глинскому – не переселиться ли в Литву? Если что и останавливало их, так это заведомая скромность всего рода Захарьиных, не обнаруживавших ни малейшего намерения проскользнуть в узурпаторы и гонители всех, кто вздумал бы стать на их дороге. О боярышне Анастасии Романовне вся Москва в один голос твердила как о царской невесте, пленившей жениха красотой тела и души. «Помимо красоты, – писали летописцы, – она отличалась целомудренностью, смирением, набожностью, чувствительностью, благостью и основательным умом».

Глава IV

После объявления думы об избраннице Иоанн Васильевич поручил верховой боярыне побывать в усадьбе князя Сицкого и передать девице Анастасии Романовне приглашение царя переселиться вместе с мамой в верхнюю половину дворца. Однако верховую боярыню Собакину опередила верховая боярыня Турунтай-Пронская. Она передала маме, чтобы девица не соглашалась перейти во дворец: «Бог знает, что может случиться, а вот пусть он принародно признает ее невестой, тогда другое дело, можно и наверх перейти». Поэтому, когда Собакина передала приглашение царя, то получила учтивый отказ.

Выслушав доклад неудавшейся свахи, царь пристукнул посохом, с которым уже не расставался, и заметил Собакиной, что ей следует отъехать в вотчину. На девицу же Анастасию Романовну он никакой обиды не почувствовал и даже приказал кому-то из постельничих: девица поступила по-умному; завтра наутро объявить принародно, что она моя избранница.