Первая Пуническая война - [28]

Дальнейшее развитие событий в большей степени зависело не от карфагенян, а от римлян, и Полибий прозорливо указал на ключевой момент всей этой истории. Сенаторы видели, «что карфагеняне покорили своей властью не только Ливию, но и большую часть Иберии, что господство их простирается и на все острова Сардинского и Тирренского морей, и сильно боялись, как бы не приобрести в карфагенянах в случае покорения ими Сицилии опасных и страшных соседей, которые окружат их кольцом и будут угрожать всем частям Италии» (Polyb. I, 10). В какой-то степени у квиритов просто не было другого выхода.

5. Мамертинцы

На северо-восточной оконечности острова Сицилия находится город Мессана[41]. От материка его отделяет Мессинский пролив, ширина которого здесь всего пять километров. С запада Мессану закрывает горная гряда, а сам город лежит у ее подножия. Такое местоположение довольно удобно, поскольку позволяет встретить врага на дальних подступах и на выгодной позиции. Путь же вдоль побережья по узкой полоске земли крайне опасен, поскольку с одной стороны нависают горы, а с другой плещется море. Стратегическое значение Мессаны было обусловлено тем, что она обладала удобной гаванью, из которой можно не только контролировать весь пролив, но осуществить высадку десанта в Италию. На другой стороне пролива, чуть южнее Мессаны, был расположен город Регий[42].

В древности Мессинский пролив был знаменит тем, что здесь обитали легендарные чудовища – Сцилла и Харибда. Согласно легенде, Харибда обитала у Пелорского мыса Сицилии, на противоположной стороне пролива жила Сцилла. Пройти между Сциллой и Харибдой сумел хитроумный Одиссей, а для древних греков данное выражение означало либо избегнуть большой опасности, либо оказаться между двух огней. Трактовать можно по-разному. В более поздние времена историки античности пытались объяснить возникновение мифа о Сцилле и Харибде, увязывая его с природными явлениями: «Ближайший к острову мыс Италии называется Регием, так как по-гречески это слово обозначает “разрыв”. Неудивительно, что древние сочинили много баснословного об этой местности, где сочетались вещи, столь удивительные: во-первых, нигде нет более бурного пролива, устрашающего не только быстротой напора вод, но представляющего собой водоворот, так что ужас охватывает не только испытывающих на себе его силу, но даже и видящих его издалека. Такая там идет борьба сшибающихся друг с другом волн, что одни, как бы обратившиеся в бегство, низвергаются вниз гребнями, другие, точно победительницы, гордо вздымаются над ними. Здесь слышен то рев бурлящего моря, то гул ниспадающих в бездну волн, а невдалеке – неугасающие огни на горе Этне и на Эолийских островах, огни, для которых пищей служат как будто сами волны. Ибо такое могучее пламя не могло бы пылать столько веков в таких тесных пределах, если бы оно не находило себе пищи в самой влаге. Тут-то воображение и создало баснословных Сциллу и Харибду, тут-то и слышали лай, видели воображаемых чудовищ. Мореходам, устрашенным зрелищем могучих валов, образующих водовороты, казалось, что это лают волны, которые сталкивает одну с другой поглощающая их пучина. Эта же причина порождает и постоянные огни на горе Этне: сталкивающиеся и борющиеся волны захватывают с собой воздух, увлекают его в глубь моря и удерживают его там, сжимая его, пока он не проникнет в подземные каверны и не воспламенит горючие материалы. Уже самая близость между Италией и Сицилией и одинаковая высота мысов, вдающихся в море навстречу друг другу, – все это, вызывающее изумление и в наше время, древних наполняло ужасом. Они верили, что эти мысы, сшибаясь друг с другом и вновь расходясь, схватывают и уничтожают даже крепкие суда; и не наслаждение чудесным вымыслом породило эту древнюю басню, но страх и изумление, которые испытывали проплывающие здесь мореходы. Действительно, если на это место смотреть издали, то кажется, что перед нами не пролив, а залив, и только когда приблизишься к нему, то оба мыса, которые, казалось, были соединены, как бы расступаются и разъединяются» (Just. IV, 1). Мы видим, что Мессинский пролив был крайне опасен для судоходства, и пройти его мог только очень опытный кормчий, хорошо знавший здешние воды. Впрочем, во всей этой истории самым главным был другой нюанс – кто владел Мессаной, тот держал в своих руках ключи от Сицилии и Италии. Именно этот факт и спровоцировал дальнейшие события.

* * *

Тиран Сиракуз Агафокл был храбрым солдатом и неплохим стратегом. Он сражался со всеми своими соседями, с 312 по 306 гг. до н. э. воевал с Карфагеном и даже умудрился перенести боевые действия в Африку. Впрочем, эта экспедиция закончилась полным провалом. Тем не менее к моменту смерти тирана созданная им держава была одной из самых мощных в Западном Средиземноморье. Но все изменилось, когда Агафокл умер. Его наследники начали борьбу за власть и в буквальном смысле слова истребили друг друга, после чего италийские наемники тирана покинули Сиракузы.

Среди этой разношерстной публики в основном преобладали выходцы из Кампании. Мы не знаем, когда именно у солдат удачи возникла идея овладеть Мессаной: Полибий, чей труд является нашим главным источником, ничего по данному поводу не говорит. Он лишь отмечает, что наемники давно завидовали гражданам этого города. Как следует из текста, жители Мессаны относились к этим людям весьма доброжелательно и однажды пустили их к себе в город. Зачем они это сделали – непонятно, зато расплата за такую недальновидность наступила моментально. Наемники захватили город и перебили практически все мужское население, лишь немногие граждане были изгнаны из Мессаны. Женщин и детей солдаты забрали себе, земли и имущество горожан разделили, после чего остались жить в захваченных домах. Бывшие наемники теперь называли себя мамертинцами (mamertini) – сынами Марса. Таким образом в Мессане образовалось разбойничье квазигосударство, ставшее головной болью для их соседей на многие годы. Случилось это в 282 году до н. э.