Первая мировая: война, которой могло не быть - [16]

6) Произвести судебное расследование против участников заговора 28 июня, находящихся на сербской территории, причём лица, командированные австро-венгерским правительством, примут участие в розысках, вызываемых этим расследованием.

7) Срочно арестовать Войя Танкосича и Милана Цигановича, скомпрометированных результатами сараевского расследования.

8) Пресечь содействие местных сербских властей незаконной торговле оружием через границу и наказать пограничников, виновных в содействии покушению (этот пункт дан в изложении. — В. М.).

9) Дать объяснения по поводу недопустимых заявлений высших сербских чинов, как в Сербии, так и за границей, которые, несмотря на своё официальное положение, позволили себе после покушения 28 июня высказываться в интервью во враждебном по отношению к Австро-Венгерской монархии тоне.

10) Без замедления уведомить об осуществлении указанных мер».

На ответ давалось двое суток.

Вместе с этим австрийским послам в Германии, Италии, России, Франции, Великобритании и Турции — странах, подписавших Берлинский трактат 1878 г. и признавших аннексию Боснии и Герцеговины, — поручалось передать министерствам иностранных дел перечисленных держав разъяснение позиции Вены, составленное в решительных выражениях вроде «заговорщический дух сербских политиков, оставивший кровавые следы в летописи королевства». Ссылки на то, что «Сербия стала очагом преступной агитации», а «сербское правительство не сочло нужным принять никаких мер» против неё, соседствовали с утверждениями о «бескорыстной и незлопамятной позиции» Австро-Венгрии, её «дружелюбии» и «долготерпении». Известив, что он «оказался вынужденным предпринять новые и весьма настойчивые шаги», венский кабинет выражал уверенность, что «действует в полном согласии с чувствами всех цивилизованных наций, которые вряд ли допустят, чтобы цареубийство сделалось оружием, которым можно безнаказанно пользоваться в политической борьбе, и чтобы европейский мир постоянно нарушался действиями, исходящими из Белграда».

Как оценить этот ультиматум? Зигмунд фон Мах, германский учёный, живший и работавший в США, считал, что «ультиматум, составленный в более умеренных выражениях, мог привлечь симпатии мира на сторону Австрии вместо того, чтобы служить доказательством сербских утверждений о деспотизме двуединой монархии». Баварский генерал-профессор Монжела признал, что документ «несовместим с достоинством независимого государства». Такой же точки зрения придерживались и в МИД Германии, получив предварительную информацию о содержании ультиматума через своего посла в Вене Генриха фон Чиршки. Иным было мнение… британской прессы. «Дэйли ньюс» заявила, что «возмущение Австрии естественно и оправданно», а её требования «не содержат ничего реально нетерпимого», поэтому «Сербии лучше всего принять их». «Дэйли кроникл» оценила ноту как «решительную, но едва ли более решительную, чем того требует разумная самозащита». «Австрия не может стерпеть подобные вещи без угрозы не только своему достоинству, но и самому существованию», — подчеркнула газета. «Пэлл Мэлл газетт» добавила: «Невозможно отрицать то, что Белград — центр заговора против спокойствия соседнего государства».

Есть все основания думать, что Берхтольд и Гойос составили ультиматум с сознательным расчётом на отказ Белграда и задержали его передачу внешнеполитическим ведомствам в других столицах так, чтобы предотвратить вмешательство третьих стран в конфликт между Австрией и Сербией. Досье с доказательствами причастности Белграда к сараевскому убийству было разослано только после объявления войны и к тому же без перевода, поэтому его никто не стал читать. Вручение ультиматума решили отложить до отъезда французского президента Раймона Пуанкаре и премьера Рене Вивиани из Петербурга, чтобы затруднить сербам консультации с Россией, поскольку царь и его министры сразу обратились бы за помощью к Франции. О том, как это происходило, мы знаем со слов бывшего генерального секретаря сербского МИД (министром был сам премьер Пашич) Славко Груича.

23 июля Груич с удивлением увидел у подъезда МИД экипаж: служащие ходили пешком, иностранные дипломаты приезжали либо по назначению, либо в приёмные часы — с 11 до 12. На лестнице он встретил секретаря австрийской миссий, который сообщил, что посланник Владимир Гизль хочет видеть Пашича сегодня в 16 часов. Тот ответил, что премьера нет в столице (это было известно из газет). На вопрос, с кем посланник может встретиться, Груич назвал себя и министра финансов Лазаря Пачу, который официально замещал главу правительства, а затем осведомился о цели визита. «Для передачи важного сообщения», — коротко сказал секретарь.

Груич немедленно поехал к Пачу. Сомнений относительно содержания разговора у них не было, а желание зафиксировать время наводило на мысль об ультиматуме с определённым сроком ответа. Они стали разыскивать оставшихся в Белграде министров (в стране шла избирательная кампания) и нашли только двоих — министра просвещения Любу Иовановича (который позже рассказал об осведомлённости Пашича о заговоре) и министра внутренних дел Стояна Протича. Находившийся в деревне премьер не был доступен по телефону, поэтому к нему послали жандарма с депешей и распорядились подготовить для него поезд на ближайшей станции.