Первая министерская - [29]

Шрифт
Интервал

Полумрак царит в большом круглом кабинете. Только у окон освещенное место. Здесь у стола, на котором можно было бы поместиться целому оркестру, стоит плотный человек в синем костюме. Он протягивает Мише мягкую большую руку и говорит:

— Садитесь, молодой человек.

Миша садится в кресло. Кресло внезапно уходит под ним куда-то вниз, и Мише кажется, что он проваливается сквозь землю. Миша мгновенно вскакивает на ноги.

Кресло на месте… Это мягкие пружины кресла сыграли с Мишей шутку. Теперь Миша решает, что вообще все это гораздо проще, чем кажется. Он тут же уверенно садится в глубину уютного кожаного кресла.

— Вы, вероятно, догадываетесь… зачем я… послал за вами? — Савицкий раскуривает сигару.

— Я… Нет… я совсем не догадываюсь.

Опять налетает неуверенность, и сумрак из глубины комнаты плывет к окну.

— Разве вам ничего не говорил ваш классный наставник?

— Нет, ничего.

— Значит, он не успел. Ну, это безразлично. Видите ли, вам, вероятно, известно, что мой сын проходит курс гимназических наук не очень успешно. Он не лишен способностей, но слишком ленив и, пожалуй, несколько избалован… Приходится признаться. Словом, без помощи репетитора ему с экзаменами не справиться. И вот вашему классному наставнику, мнением которого я дорожу, пришла в голову мысль, вместо того чтобы брать Коле репетитора-студента или восьмиклассника, попробовать заниматься вдвоем с каким-нибудь успевающим товарищем-одноклассником. Господин Горянский, на основании опыта, полагает, что такие совместные занятия дают замечательные результаты. Я не прочь попробовать. Выбор наш мы остановили на вас. Вы прекрасно учитесь, вам не помешает некоторый заработок, а Коля сказал, что он согласен заниматься с вами, так как вы, по его словам, «все знаете». Так вот. Согласны вы заниматься с моим сыном в течение всех экзаменов и часть лета, если у Коли будут передержки? Вам будет предоставлена отдельная комната и полный пансион, либо же вас будут привозить из города каждый день на несколько часов. Как вам удобнее.

Удивление возрастало. Миша знал, что ему рано или поздно придется давать уроки. Он ждал этого времени с трепетом. Он знал, что все хорошие ученики, дети несостоятельных родителей, в старших классах сами содержат себя. Но он не мечтал получить уроки раньше шестого-седьмого класса. А это было бы так замечательно — иметь свой собственный заработок! Помогать отцу и сестре. Но заниматься с Козявкой, злым и тупым мальчишкой! Нет, лучше не надо заработка, не надо денег!..

— Коля, как я уже сказал, ленив, — продолжал Савицкий. — С ним придется тратить много усилий. Тут часом-двумя не отделаешься. Вам придется с ним заниматься часа три-четыре. Я предлагаю вам пятьдесят рублей в месяц. Это большая сумма, но я надеюсь, что вы приложите все усилия к тому, чтобы втянуть моего сына в занятия.

Щеки Миши вспыхнули. Пятьдесят рублей! Отец не зарабатывает столько денег. Да об этом будет говорить весь город! Отец сойдет с ума от радости!

«Разве я имею право отказываться? — взволнованно размышлял Миша. — Наконец, заставить учиться лодыря — это же благородная задача!»

— Так я надеюсь, вы не будете возражать против такого опыта, — сказал, вставая, Савицкий. Он считал разговор законченным. Ему и в голову не приходили Мишины сомнения. Миша тоже встал.

— Хорошо. Я не знаю… Но я попробую. Я очень вам благодарен за доверие…

— Ну, вот и ладно, — радушно улыбнулся хозяин. Он ласково подталкивал Мишу впереди себя, и Миша оказался на веранде, которая выходила в большой, но еще не разросшийся сад. Здесь за столом сидело множество народу — нахлебники, гости и приживальцы этого помещичьего дома. Хозяйка, мать Козявки, круглая, краснолицая, в открытом летнем платье, председательствовала у блистающего мельхиорового самовара…

— Папа, ты знаешь? Я даю уроки Савицкому! — ворвался Миша в комнату, где уже собирались спать. — Мне платят пятьдесят рублей… и меня поили чаем. Я ел розовое варенье. Настоящее розовое варенье из розовых лепестков. Ты слышал когда-нибудь о таком варенье? И мне там отвели отдельную комнату. Так эта комната — как весь наш дом. И в комнате есть стол, соломенные кресла…

— Подожди, подожди, — перебил Гайсинский. — Кто тебя гонит, куда ты спешишь? Какие пятьдесят рублей? При чем тут розовое варенье?

Миша долго рассказывал о том, как разговаривал с ним Савицкий, какие у него в доме большие, во всю стену, зеркала, что стояло на столе, и что ели гости и с ними сам Миша, и какой костюм был надет на Савицком, и какие предательские кресла в его кабинете. Старик Гайсинский и Рахиль слушали рассказ Миши, как будто здесь сидел не гимназист, съездивший в имение помещика в восьми километрах от города, а как будто бы это передавал свои впечатления путешественник, вернувшийся из далеких стран, чужих и незнакомых.

Занятия с Козявкой оказались делом непростым и нелегким. Сначала Миша решил было жить в Отрадном и ездить в город в дни экзаменов, но вскоре он потерял вкус к пребыванию в богатом поместье.

Было приятно спать на пружинной постели с прохладным, крепко наглаженным бельем. Утром в комнату приносили парное молоко и еще горячие сдобные булочки с тающим сливочным маслом, сочную, упругую ветчину, которую нужно было жевать, чтобы рот наполнился вкусным питательным соком. За обедом Миша пробовал незнакомые до сих пор острые пряности, вечером пил чай с клубничным вареньем и крыжовником. В свободные часы можно было резвиться по бесконечным дорожкам сада, который спускался к озеру, заросшему желтыми кувшинками, водяными лилиями и кивающим по ветру камышом.


Еще от автора Александр Гервасьевич Лебеденко
Лицом к лицу

Много ярких, впечатляющих романов и повестей написано о первых днях Октябрьской революции. Темой замечательных произведений стали годы гражданской войны. Писатель показывает восемнадцатый год, когда по всему простору бывшей царской России шла то открытая, то приглушенная борьба двух начал, которая, в конце концов, вылилась в гражданскую войну.Еще ничего не слышно о Юдениче и Деникине. Еще не начал свой кровавый поход Колчак. Еще только по окраинам идут первые схватки белых с красными. Но все накалено, все пропитано ненавистью.


Восстание на «Св. Анне»

Из предисловия: В его очерках и рассказах, появившихся во второй половине двадцатых годов, он писал не о войне и революционных событиях, а о своих путешествиях: в 1924 году Лебеденко объехал вокруг Европы на пароходе «Франц Меринг», в 1925 году участвовал в знаменитом перелете Москва — Пекин, в 1926 году летал на дирижабле «Норвегия» из Ленинграда на Шпицберген. Что говорить! Читать описания этих путешествий было очень интересно; чувствовалось, что автор очерков — большевик, талантливый человек, но все же главное — то, что составляло суть жизненного опыта Лебеденко, — оставалось еще не рассказанным.


Первая министерская (с иллюстрациями)

В повести «Первая министерская» писатель вспоминает дореволюционные годы, отрочество и юность того поколения, лучшие представители которого в 1917 году (а иные и до того) связали свою судьбу с судьбой трудового народа, с Октябрьской революцией. Убедительно и достоверно даны юноши, только еще начинающие понимать, что так жить нельзя, вступающие в первые столкновения с властями.


На полюс по воздуху

Александр Гервасьевич Лебеденко вошел в литературу в двадцатые годы. Читатели знали его тогда главным образом как публициста, часто выступающего на страницах ленинградских газет и журнала «Вокруг света» по вопросам международной политики. Юным читателям он был известен по книжкам, в которых увлекательно рассказывал о своих зарубежных путешествиях.Как корреспондент «Ленинградской правды» Лебеденко совершил плавание на корабле «Франц Меринг» вокруг Европы. Участвовал в беспримерном для тех лет перелете по маршруту Москва — Монголия — Пекин.


Будни без выходных

"Я жил под впечатлением каменного мешка, железных стуков, которые казались мне зловещими, жутких нацарапанных на столе и стенах надписей былых обитателей камеры № 13, сумасшедших визгов и истерических криков, раздававшихся в верх-них и нижних камерах, щелчков глазка, не затихавших ни днем, ни ночью, безмолвия обслуги и охраны…" Так вспоминал в 1962 году писатель Александр Гервасьевич Лебеденко (1892–1975) свои впечатления от первых пяти дней пребывания в одиночной камере тюрьмы Большого Дома (здание Ленинградского управления НКВД)


Тяжелый дивизион

В романе воссоздаются события того времени, когда, по определению великого русского поэта А.Блока, в России назревали «неслыханные перемены, невиданные мятежи». Рукой большого мастера в книге изображен путь страны к революции. В романе много картин подлинно эпического звучания: массовые солдатские митинги на фронте, запруженная восставшими рабочими Выборгская сторона, предштурмовые часы у Зимнего, Штаб революции — Смольный.На страницах «Тяжелого дивизиона» талантливо показан распад царской армии, гибель великой империи Романовых, могучая сила восставшего народа.


Рекомендуем почитать
Не откладывай на завтра

Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.



Как я нечаянно написала книгу

Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).


Утро года

Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.


Рассказ о любви

Рассказ Александра Ремеза «Рассказ о любви» был опубликован в журнале «Костер» № 8 в 1971 году.


Мстиславцев посох

Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.