Первая Ленская - [8]

— Пора и о лесах ваших подумать, — говорю я.

Но мое замечание присутствующие встречают с некоторым холодком. Это не ново для меня. Очень часто охотничьи деревни с недоверием и опаской смотрят на приближающегося лесоруба: его топор может испортить охоту.

— Ну, лесов-то в других местах побольше. Наши пока можно и не трогать,—вот обычное возражение.

Но это не совсем так. Выше по Енисею, действительно, «лесов побольше», но и леса Подкаменной Тунгуски, где уже есть много перестойного леса, где старый лес губит молодняк, пора поставить мл «службу советскому государству. Надо однако организовать здесь не выборочную рубку сосны, как вынуждены мы это делать в Ярцевском и других леспромхозах. Пора продвигать на рынок великолепную северную лиственницу, кедр и пихту.

Наш разговор возвращается опять к работе молодого колхоза.

— План наш в этом году выполнен и по пушнине, и по рыбе, — заявляют колхозники. — А к осени и с овощами будем…

Я вкратце рассказываю им содержание доклада профессора Вавилова о проблемах северного земледелия.

«В целом предельной границей вызревания современных самых разных сортов хлебных злаков можно считать широту полярного круга (66с30’ северной широты). Большинство овощных культур, включая картофель, как показал наш и мировой опыт, практически не знает северных пределов»— так заявил профессор в своем докладе.

Это заявление встречается общим одобрением:

— У нас дело развернется! Колхоз — это не единоличник.

Чаепитие закончено. Аэроплан получил нужное количество бензина. Пилот Липп торопит с отлетом. Он хочет ночевать если не в Игарке, то по крайней мерс в Туруханске.

— Приедете с Ленского похода, опять заезжайте. Расскажете, как там люди живут…

— Ладно. А вы мне расскажете о вашем колхозе, чтобы было что сообщить в Подкаменной Тунгуске…

Самолет снова несет нас сначала над темными водами Тунгуски, а потом над желтоватым Енисеем; резкая черта видна на поверхности в том месте, где они соединяются.

Под нами снова только вода и леса. Начиная с реки Вахты, природа вес более принимает северный колорит. Леса становятся мельче, почти не встречается сосны. Лиственница и мелкий березняк становятся преобладающими породами, но и они грудятся около Енисея и его притоков суживающейся полосой. Ржавые пятна болот с чахлой растительностью отвоевывают все больше и больше пространства.

Левый берег дал уже бесчисленное количество озер самой разнообразной формы. Видно, как иногда слетают с них утки и чайки, испуганные шумам нашего мотора.

Погода заметно ухудшается. Аэроплан то и дело пролетает среди низких, сырых облаков. Они скрывают от нас ленту Енисея. Полет становится затруднительным. Однако товарищ Липп настойчиво гонит аэроплан вперед. Он хочет быть обязательно в Туруханске. Это вполне понятно. Неуютно сидеть в холоде и сырости на берегу пустынной реки. Будем лететь, пока редкие просветы дают возможность правильно ориентироваться.

Рыбников задумчиво вертит перед собой лист зарисованной бумаги. Со стороны мне кажется, что он сам в сильном недоумении — где верх и где низ его рисунка.

— Ни за что не поверят, что так это было…

На рисунке — тайга, над ней протянувшаяся вверх дуга радуги, смыкающаяся с нашим аэропланом. Рисунок, действительно, производит впечатление фантастического. Но я подтверждаю, что «так было на самом деле», на тот случай, если москвичи не поверят художнику.

Енисей уже не кажется узкой лентой. Приняв в себя многочисленные притоки с правой и левой стороны, он широко раскинулся в обе стороны, оттеснив дальше таежные и лесо-тундровые пространства. Часто встречаются пески, идущие длинной полосой. Обычно на них стоит несколько чумов племени кето (енисейских остяков). Это рыбаки, выехавшие для летнего и осеннего промысла. С появлением льда они вновь отходят в глубь родной им тайги. Небольшие лодки, разостланные на песках сети, несколько собак около чумов — вот и все их несложное хозяйство.

Нужна большая выносливость, исторически выработавшаяся привычка, чтобы долгими месяцами жить в тесном, дымном чуме среди пронизывающей сырости и холода северной погоды.

Пожалуй, правы те, кто утверждает, что главное богатство Севера — это народы Севера. Они стали теперь жить несравненно лучше в материальном отношении, а главное— почувствовали себя свободными гражданами великой трудовой семьи. Но много еще надо сделать на енисейском Севере, чтобы создать нужные северянину культурно-бытовые условия.

На восток от Енисея виднеются длинные цепи гор. Туда стремится и приречная полоса леса, становясь все гуще по мере приближения к горам. Это берега самого большого притока Енисея — реки Нижней Тунгуски. Самая река, скрытая высокими гористыми берегами, еще не видна. Она откроется около самого Туруханска, под 65°47‘22” северной широты, невдалеке от полярного круга.

Сказочная, но еще малоисследованная река! Длина ее — 3 250 километров. В своем верховьи она отделяется от реки Лены водоразделом всего в тридцать километров. Несмотря на малую разве данность, район Нижней Тунгуски уже сейчас известен как место мощных залежей каменного угля, графита, исландского шпата и огнеупорной глины. Сравнительно удобными водными путями сообщения все эти богатства связаны с Северным морским путем и через него — со всеми портами СССР. Здесь вероятный центр будущей северной промышленности.