Первая красавица - [9]

Шрифт
Интервал

Э л л а. Это все правильно. Но вы с ним оставались вдвоем? У вас что-нибудь было?

З и н а. При чем тут было, не было. Ты же знаешь, какой он занятой человек. Не успеешь оглянуться — уже в отъезде: то Краматорск, то Камчатка. Поговорить спокойно некогда. Да и неужели обязательно все сразу?

В е р о н и к а. Но если он сейчас придет и будет разговаривать с тобой как с чужой, ты должна начинать все сначала. Вот выкинул номер женишок!

З и н а. Борис ни в чем не виноват. Он порядочный человек.

В е р о н и к а. Смотри, как бы тебе при порядочном человеке порядочной дурой не остаться.

Э л л а. Во всяком случае, ты должна ему убедительно напомнить все, что у вас было.

В е р о н и к а. Слушай, а он не забыл, что он мужчина?

З и н а (презрительно вздохнув). Разговор умственно отсталых детей. Тоже мне специалистки по мужикам. Сидите уж лучше. (Идет к шкафу.) А вот какое платье надеть?

Э л л а. В Новый год ты была в муаровом.

З и н а. Правильно. Значит, надо муаровое. (Достает из шкафа платье, бросает его на тахту.) Так. Теперь, где у нас коньяк? (Достает бутылку коньяка, вазочку с фруктами, два бокала, ставит на столик.) Очень хорошо.

В е р о н и к а (хихикнув). А я и не знала, что коньяк укрепляет память. В пьяном виде ее обычно теряют.

З и н а. Ты погоди меня учить. Сними-ка лучше эту муру с магнитофона, поставь вон ту голубую кассету. Это тебе не шаркун с танцев придет. (Напевает.) «Я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, случайный». (Зажигает настольную лампу, гасит верхний свет.) Ну вот. Главное — обстановка и стратегия. (Подмигнув.) Сегодня я буду нежнейшей из нежных, загадочной и строгой. (Вдруг с хохотом падает на тахту перед изумленными подругами.) Я, кажется, немножко опьянела. Зачем это вино! «Возьми меня и унеси за облака. Я марсианка, я богиня, я царица. Взгляни в мои глаза. В них бездны хладный свет».

В е р о н и к а. Ой, Зинка! Где это ты научилась?..

З и н а (зло). В самодеятельности. (После паузы.) Вот так-то, дорогие подруги… (Встает, торжествуя проходит по комнате, потом, спохватившись, смотрит на часы.) Боже мой! Без десяти семь, а я еще не одета. Девоньки, ликвидируйтесь! Он сейчас придет.

В е р о н и к а. А можно, мы за стенкой посидим?

Э л л а. В той комнате.

В е р о н и к а. Мы будем тихо, как мышки…

З и н а (возмущенно). Мышки! Вон отсюда, старые крысы. (Подает Элле ее сумку и шутливо подталкивает приятельниц к двери.) Чтобы духу вашего не было.

Э л л а. Я надеюсь, ты нам потом расскажешь?

В е р о н и к а. Да. Мы будем очень переживать…

З и н а (обнимает подруг). Идите, лапоньки мои, и не волнуйтесь, все будет в порядке.


Элла и Вероника уходят.


(Берет в руки зеркало, рассматривает себя.) Конечно, лет десять назад я бы ничего не боялась, а сейчас… (Решительно.) А что сейчас?.. Плевала я на все. Нет худа без добра. Про свой возраст я ему соврала, и теперь он наверняка это забыл. Пусть узнает уже в загсе. Там раздумывать поздно. И вообще, чего я волнуюсь? Никто у меня его не отберет. (Поет.) «Я в синий троллейбус сажусь на ходу. В последний, случайный».


В передней раздается звонок. Невольно вздрогнув, Зина сгребает разложенные платья и, швырнув их в шкаф, захлопывает дверцу. Оставляет только одно, в которое должна переодеться. Взяв платье на руку, идет открывать дверь. Входит  Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Эту женщину нельзя назвать красивой. Но она молода и есть в ней какое-то своеобразие, изюминка, что-то и мальчишеское и грустное. В руках у Татьяны Андреевны несколько книг.


Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Здравствуйте, Зинаида Геннадиевна! Я занесла Геннадию Демьяновичу книги. Он дома?

З и н а. Да. Только прошу вас немного подождать. Я переоденусь и скажу ему. Присядьте, пожалуйста. (Уходит.)


В незапертую дверь квартиры входит  К а ш и н ц е в. Он с любопытством разглядывает обстановку, видит Татьяну Андреевну.


К а ш и н ц е в. Кажется, это Татьяна Андреевна. (Идет навстречу.) Простите, что я так неуверенно говорю, но я теперь как следует ни в чем не уверен. Здравствуйте.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Здравствуйте, Борис Николаевич. Все-таки вы не забыли меня.

К а ш и н ц е в. Нет, что вы. Я бы не мог себе этого простить. Я узнал вас еще на улице. Хотел окликнуть, но вы как метеор пересекли дорогу и скрылись в подъезде. Я, кажется, правильно сказал: метеор? Это какое-то летающее тело.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Небесное тело.

К а ш и н ц е в. Ну, если небесное, тогда к вам наверняка подходит.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Скажите, пожалуйста! А вы действительно изменились. Раньше вы не говорили мне таких комплиментов.

К а ш и н ц е в. Раньше я хвалил вас за другое. Нас связывали чисто деловые отношения. Спешу заверить, что тут ничего не изменилось. Все идет отлично. Но теперь я обрел еще удивительное свойство: заново открывать для себя некоторые понятия, и даже людей. Стертые пятаки старых представлений утрачены. Меня начинают охватывать чувства, доступные только детям. Представляете, какими глазами смотрят на мир дети? Очень забавно.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Еще бы… Помню, когда я была маленькая, мы жили в Крыму у моря. Вокруг дома стоял высокий забор. За этим забором, у соседей, лаяла собака. Я ее никогда не видела и очень боялась. Я представляла ее лохматой и страшной. А море, волны издали выглядели крохотными, совсем игрушечными. И вот однажды я сделала в заборе дыру и отправилась путешествовать. Все оказалось наоборот. Море катило на берег огромные валы. А собака была тощей и жалкой.