Первая исповедница - [47]

У Исидоры перехватило дыхание, когда она попыталась продолжить рассказ.

— Потом я использовала свой дар для того, чтобы остановить их сердца, одно за другим, снова и снова. Пришлось это повторить более четырехсот раз. Потребовалось еще много времени после наступления темноты, пока я не избавила от мучений всех жителей Гранденгарта, кроме одного. Работа еще не была закончена. Я уняла стоны и остановила все сердца, кроме одного.

Глава 26

— Прошло уже много времени с тех пор, как луна должна была быть высоко в небе, когда я наконец добралась до последнего человека, — сказала Исидора. — Но луны не было видно из-за плотных облаков, понемногу затягивающих небо, как пелена серой тьмы, закрывающая покойного. Я знала, что скоро пойдет дождь. Последний выживший дрожал и тяжело дышал. Его звали Джоэл. Он был пекарем. Каждый день он обычно приносил мне маленькую буханку хлеба. Он никогда не брал денег. Джоэл говорил, что это был его маленький вклад для того, чтобы быть уверенным, что колдунья Гранденгарта не нуждается в еде. По правде говоря, Джоэл испытывал чувства ко мне, хотя никогда не говорил о них и не предпринимал ничего, кроме того, что приносил мне эту буханку хлеба. Думаю, это был предлог, чтобы увидеть меня.

Жена Джоэла умерла при родах еще до того, как я попала в Гранденгарт. Ему было одиноко и ужасно грустно. В нем было еще что-то помимо грусти, что мне нравилось, но так как я знала о смерти его жены и нерожденного ребенка, мне было неудобно долго с ним разговаривать, кроме того, чтобы спросить, как городской колдунье, о его делах, и не могу ли я чем-нибудь помочь. Он всегда отвечал, что все в порядке, и отвергал любые предложения о помощи. Со временем мои чувства к нему росли, но из-за его утраты мне казалось, что не следует заговаривать о таких вещах. Я знала, ему понадобится еще много времени, чтобы пережить такую утрату, и чувствовала, что должна уважать его скорбь, и мне не стоит вмешиваться. Так что, как бы ни хотелось рассказать ему о своих чувствах, я держалась на расстоянии. И каждый день он приносил мне буханку хлеба, как будто для него это был единственный способ встретиться со мной.

Когда я добралась до Джоэла, лежащего на земле в темноте возле дороги, то уже была обессилена. Едва могла ходить. Я была потрясена и покрыта кровью тех, кому только что помогла умереть. Я упала на колени рядом с Джоэлом и взяла его за руку, зная, что нужно собраться с силами, чтобы принести смерть последнему человеку. Прижала его руку к своему сердцу и вложила всю силу в попытку передать ему столько утешения, сколько могла. Но при этом почувствовала, что, в отличие от остальных, он еще не совсем перешел ту грань, за которой исцеление было уже невозможно. Я поняла, что есть маленький шанс спасти ему жизнь.

Я помню, как смотрела на его потрескавшиеся губы, шевелящиеся в лунном свете. Он хотел что-то сказать. Я дала ему глоток воды из бурдюка, как и многим другим, а потом склонилась ближе. Он выразил сожаление из-за того, что мне пришлось испытать. Я призналась ему, что мне стыдно из-за того, что не была с ними, что если бы я была здесь, то смогла бы что-то предпринять. Он ответил, что сам был там и точно знает, что я не могла противостоять этим бесчеловечным солдатам. Он рассказал, что с врагами были и одаренные, люди со страшной силой. Сказал, что если бы я была там, то уже висела бы на столбе вместе с остальными, и тогда бы не смогла помочь окончить их страдания. Джоэл считал, что все должно было произойти именно так, чтобы я смогла помочь людям. Я сказала Джоэлю, что думаю, что смогла бы спасти ему жизнь, что его можно вылечить. Приказала ему держаться, быть сильным. Я провела несколько часов, склоняясь над ним в темноте, заживляя то, что могла. Впрочем, я понимала, что ему нужно больше, чем я могла дать.

Я знала, что в Уитни, в городе на севере, есть необходимые целители. Я помогла ему залезть на мою лошадь, и мы отправились на север в Уитни. Мы ехали так быстро, как только могла лошадь. Ехали всю ночь и весь следующий день. Мне часто приходилось использовать свой дар не только для придания животному выносливости, чтобы продолжить путь, но и для того, чтобы дать Джоэлю сил, чтобы держаться за жизнь. Мы почти добрались до Уитни. Джоэл кричал от боли. Я пыталась его удержать, чтобы продолжить двигаться, но он не мог ехать дальше и просил меня опустить его на землю.

Опустившись на колени рядом с Джоэлом, я поняла, что единственному человеку, которого я могла бы спасти, помочь уже невозможно. С помощью дара я поняла, что, несмотря на отчаянные попытки помочь, его внутренние повреждения были слишком серьезны. Я ощущала, как жизнь ускользает из него. После той надежды на спасение это был жестокий удар. В тот момент я уже ничего не могла сделать, чтобы спасти Джоэла от смерти.

Когда я склонилась ближе, сжимая его ладони, со слезами, текущими по лицу, он сказал, что жалеет о том, что совершил. Я спросила, что он имел в виду. Джоэл ответил, что цеплялся за воспоминания об умершей жене, отвергая все остальное. Он любил ее, но она умерла. Ему следовало жить дальше и наслаждаться той жизнью, что оставалась. Он сказал, что знал о том, что я молчала из уважения. Он говорил, что если бы рассказал мне о своих чувствах, возможно, я открылась бы ему, и мы могли быть счастливы какое-то время. Но он цеплялся за мертвое, вместо того, чтобы обратиться к живому. Он сказал, что надо было жить своей жизнью, но теперь все кончено и уже слишком поздно.