Первая гражданская война в Риме - [44]
Если в отношении Анхария дата его гибели, 1 января 86 г., лишь предположение, хотя и очень вероятное, то с сенатором Секстом Лицинием нет никаких сомнений: в отношении его прямо указывается, что он был сброшен со скалы (несомненно, с Тарпейской) в иды января[533]. У Веллея Патеркула сообщается также о расправе плебейского трибуна Попилия Лената с трибуницием Секстом Луцилием, которого иногда считают тем же лицом, что и Лициний[534]. Ф. Мюнцер полагает, что правильное имя — Секст Луцилий, ибо для Лициниев преномен «Секст» не характерен. Однако Э. Бэдиан считает, что невозможно установить, какое из этих двух имен правильно, ибо трибун 138 г. звался именно Текстом Луцилием, а потому возможны оба варианта[535]. Стоит заметить, что у Плутарха номен передан неточно — Λουκίννον, и допускает оба варианта толкования. С одной стороны, оснований для их отождествления недостаточно, с другой же — сообщение вообще весьма темное и путаное. Казнь отнесена ко времени, когда Фимбрия стал командующим армией вместо убитого им Валерия Флакка, что подразумевает 85 г., но контекст говорит в пользу 86 г.[536] Вполне возможно, что путаница произошла и с именем. К тому же об убийстве сразу двух трибунов[537], да еще в самом начале года, сообщает Дион Кассий (fr. 102.12), причем один из них был сброшен с Капитолия, т. е. с той самой Тарпейской скалы. Все это позволяет предполагать, что под Лицинием и Луцилием имеется в виду один и тот же человек.
Таким образом, кое-кого из должностных лиц убили лишь после того, как миновал срок их магистратур, что немного облегчало в юридическом смысле расправу с ними[538], ибо действующие магистраты наказанию не подлежали. Это может показаться странным на фоне бессудного убийства Октавия, однако, как продемонстрировали случаи отказа Мария сначала принять проконсульские инсигнии от Цинны, а затем вернуться в Рим до отмены направленного против него решения, арпинат предпочитал соблюдать законность там, где это не мешало делу. С аналогичным случаем, очевидно, мы имеем дело и здесь. Что же касается Октавия, то его кончина могла рассматриваться как гибель в бою.
Умерщвлением иногда дело не ограничивалось. Труп Цезаря Страбона протащили по улицам Рима до могилы плебейского трибуна 90 г. Квинта Вария, обвинителем которого он, видимо, выступал в свое время, и надругались там над телом убитого[539]. Бебию и Нумиторию растерзали внутренности, волокли их крюками и затем разорвали в клочья[540]. Голову Антония Оратора Марий, как уже говорилось, будто бы поставил на свой пиршественный стол (Val. Max. IX. 2. 2; Lucan. II. 121-124; Flop III. 21. 13). Дион Кассий (fr. 102. 12) уверяет, будто голову одного из убитых им плебейских трибунов Марий Младший отослал консулам, т. е. своему отцу и Цинне.
Единственным из тех, кого собирались убить победители, но кто сумел спастись, оказался Корнут[541]. Его рабы сожгли тело другого человека и заявили преследователям, будто их хозяин покончил с собой. Корнут нашел убежище в Галлии (Арр. ВС. I. 73. 336; Plut. Маr. 43.10).
Если в отношении указанных лиц о каких-либо официально предъявленных им обвинениях и тем более процессах над ними ничего неизвестно, то Луция Корнелия Мерулу и Квинта Лутация Катула вызвали в суд[542]. Первого можно было обвинить в незаконном занятии консульской должности[543], а против второго, как полагают, поводов для обвинения и суда не имелось[544], разве что его участие в посольстве к Метеллу Пию с просьбой поспешить под стены Рима, чтобы защитить его от Цинны[545]. Однако Аппиан, упоминая о выступлении Катула в поддержку декрета об изгнании Мария (ВС. I. 74. 341), хотел не просто поведать об одном из примеров обоюдной вражды[546], но и назвать причину обвинения. А ведь соответствующее постановление, направленное против отнюдь не одного только арпината, являлось, в сущности, незаконным, и повлекло за собой убийство плебейского трибуна (Публия Сульпиция), т. е. речь здесь вполне могла идти о смертном приговоре. По-видимому, Мерулу и Катула вызвали в суд по той простой причине, что для возбуждения против них обвинения имелись веские основания, чего, похоже, нельзя было сказать о других жертвах репрессий[547]. Однако и этим двум рассчитывать на беспристрастный процесс явно не приходилось[548].
Обвинение предъявил племянник полководца, плебейский трибун Марк Марий Гратидиан[549]. Процесс, очевидно, должен был носить характер iudicium pjopuli с троекратным вызовом обвиняемого (anquisitio), а обвинение, если таковое выдвигалось, — форму perduellio[550]. Цицерон и Плутарх рассказывают, что Мария просили пощадить Катула[551], но на все уговоры следовал неизменный ответ: «Он должен умереть (moriatur)!» (Cic. Tusc. disp. V. 56; Plut. Mar. 44.8). Произносилась эта фраза в действительности или нет, не столь уж важно — приговор явно был предопределен заранее
