Первая гражданская война в Риме - [42]

.

Так или иначе, после перехода значительной части армии Помпея Страбона на сторону Цинны, отступления Метелла Пия и гибели множества воинов от эпидемии, не говоря уже о нараставшем голоде, положение Города стало отчаянным, последний бой этой кампании, имевший место между воинами П. Красса и Г. Фимбрии, закончился поражением первого[503]. Кое-кто из сенаторов бежал к осаждающим (Liv. Per. 80). В этих условиях patres, опасаясь помимо прочего волнений бедноты, обратились к Цинне с просьбой о перемирии. Однако, согласно Аппиану (ВС. I. 69. 316-317), тот предложил прежде уточнить свой статус: считают они его консулом или частным лицом? У Диодора Цинна заявляет, что в качестве частного лица входить в Город не желает (XXXVIII. 1); так или иначе, ясно, что он требовал восстановить его в должности консула[504]. Послы отправились выяснять позицию сената, а Цинна тем временем придвинул войска совсем близко к Городу, «на расстояние полета стрелы» (έπλησίαζε καί άποσχών όσον βέλους ορμήν έστρατοπέδευεν, άπορούντων ετι καί δεδιότων) — очевидно, чтобы поторопить patres с положительным ответом (App. ВС. I. 70. 318). Сенаторам пришлось принять условие Цинны, и Мерула сложил с себя полномочия консула[505]. Новое посольство обратилось к Цинне как к консулу, прося его поклясться не устраивать резни. Цинна от принесения клятвы отказался, «а обещал только, что по своей воле он не будет виновен в убийстве хотя бы одного человека (ό δε όμόσαι μέν ούκ ήξίωσεν, ύπέσχετο δε καί ώδε έκών ούδενί σφαγής αίτιος έσεσθαι). Октавию же, который по обходным дорогам через другие ворота вошел в Город, Цинна советовал не попадаться ему на глаза, чтобы с ним не случилось чего-либо против воли Цинны»[506]. Правда, чуть ниже Аппиан сообщает, будто Цинна и Марий гарантировали Октавию безопасность (Όκταουίω δε Κίννας μέν καί Μάριος όρκους έπεπόμφεσαν, καί θύται καί μάντεις ούδεν)[507], что представляет собой, в лучшем случае, неточность в выражениях[508], а то и просто домысел их врагов[509]. Очевидно, Аппиан воспроизвел две различных версии, не согласовав их.

Марий официально в переговорах участия не принимал, однако присутствовал на встрече, всем своим мрачным видом демонстрируя, по словам Аппиана (ВС. I. 70. 322), «какая ожидается резня» (πόσον έργάσεται φόνον)[510]. Тем не менее в выработке решения он наверняка участвовал, но, с другой стороны, вряд ли продиктовал условия, которые Цинна лишь принял (έπιγράφεσθαι). Аппиан, как уже говорилось, явно стремится приуменьшить его роль по сравнению с ролью Мария. Высказывалась точка зрения, что арпинат не участвовал в переговорах в силу своего не только формально, но и фактически подчиненного положения[511]. Отчасти это подтверждается соглашением с Метеллом Пием, когда Цинна не принял в расчет возмущение Мария. Тем не менее игнорировать мнение столь прославленного полководца и влиятельного политика было небезопасно, особенно учитывая и его характер, и имевшиеся у него возможности.

Сенат принял условия осаждающих, и они вступили в Город. Марий, однако, заметил, что как изгнанник не может войти туда, и решение об объявлении арпината[512]hostis было немедленно отменено. Теперь померий пересек и он — вероятно, на следующий день после Цинны[513].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

События 87 г. знаменовали новый виток гражданской войны. И вновь в центре конфликта оказался италийский вопрос. Если в 88 г. сенат и народ в целом достаточно лояльно отнеслись к законопроекту Сульпиция, то попытка реанимировать его вызвала совсем иные настроения, и предпринявший ее Цинна потерпел полное поражение, несмотря на поддержку италийцев. Характерно также, что он вообще решился сделать ставку на них, и остается лишь гадать, что заставило его столь сильно рискнуть; похоже, он не рассчитывал на союз с Марием, чья поддержка сыграла значительную роль в победе. Иными словами, Цинна, как и Сулла, проявил изрядную долю авантюризма. Примечательно, с одной стороны, относительное единение сената и народа, а с другой — достаточно активное участие рабов в борьбе, не наблюдавшееся ни до, ни после этого раунда гражданской войны. Победа врагов Суллы сделала неизбежным третий этап bellum civile.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ TRIENNIUM SINE ARMIS : ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ В РИМЕ И ИТАЛИИ В КОНЦЕ 87 ― НАЧАЛЕ 83 гг.

СAEDES MARIANA

Взятие Рима войсками Цинны и Мария ознаменовалось первой в истории Рима кровавой «операцией» в отношении представителей нобилитета без санкции сената. Именно эта акция стала определяющей в оценке Мария и Цинны в литературе последующих веков, а отчасти и в историографии нового и новейшего времени. Как же развивались события?

Диодор (XXXVIII. 4. 1) пишет, что победители перед вступлением в Рим приняли решение убить всех наиболее выдающихся из числа своих врагов (τούς έπιφανεστάτους των εχθρών... πάντας άποκτείναι). По-видимому, речь шла о том, что у Мария, Цинны и их приверженцев были свои пожелания, и они обсуждали с товарищами, насколько допустимо их исполнение.

Саму расправу античные авторы описывают с рядом существенных расхождений. Вот что рассказывает Аппиан: «Тотчас же рассыпались во все стороны сыщики и стали искать врагов Мария и Цинны из числа сенаторов и так называемых всадников. Когда погибали всадники, дело этим и кончалось. Зато головы сенаторов, все без исключения, выставлялись перед ораторской трибуной. Во всем происходившем не видно было ни почтения к богам, ни боязни мести со стороны людей, ни страха перед мерзостью таких поступков. Мало было того, что поступки эти были дикие; с ними соединились и безнравственные картины. Сначала людей безжалостно убивали, затем перерезывали у убитых уже людей шеи и, в конце концов, выставляли жертвы напоказ, чтобы устрашить, запугать других, или просто, чтобы показать нечестивое зрелище (κατάπληξιν ή θέαν άθέμιστον)» (ВС. I. 71. 330-331).