Пертурабо: Молот Олимпии - [14]

При желании я могу отследить перемещения нашего рулона ткани до самого начала и даже найти его создателя. Любопытство заложено в нашей натуре. Мы подспудно выдумываем истории об этом рулоне и всем остальном, но в той или иной степени их все можно проверить. И точно так же вы рисуете себе богов, чтобы придать смысл наблюдаемым явлениям. Это похвально, но удостовериться в них невозможно. Религия — учение не скрупулезное. Мифы недоказуемы, а потому подвержены искажениям.

— Мы очень скрупулезны в нашей вере, — заявил жрец.

— Но не в мышлении. Иначе бы не стали приписывать окружающему вас миру божественное происхождение. Это лишь один из нескольких возможных вариантов.

— Но в чем тогда правда? Давай, расскажи мне о солнце.

— Это мне еще предстоит выяснить. Но здесь, в этой библиотеке, я прочел множество старинных текстов…

— Богохульных текстов, — перебил его священник.

— Старинных текстов, — спокойно, но настойчиво повторил Пертурабо, — в которых говорится, что солнце — это звезда сродни другим светилам на небосклоне, и что они кажутся маленькими из-за расстояния. Мои собственные расчеты это подтверждают.

— И на чем строятся твои вычисления? — с язвительной ухмылкой поинтересовался жрец.

— На формулах Деннивора Астрокона, — ответил мальчик.

— Они предназначены для сохранения пропорций по законам перспективы, — фыркнул Родаск. — Инструмент художника.

— У искусства и науки одни инструменты. Они — части большого целого. Проблема олимпийцев в их стремлении все разделять, разграничивать. Ваших философов хлебом не корми — дай что-нибудь классифицировать, разложить по полочкам, тем самым подрывая единство физического и метафизического. Такие надуманные деления бесполезны. Они вынуждают судить о природе вещей и явлений по инструментам, мешая увидеть саму их суть.

— А как быть с тобой? Ведь ты и есть самое наглядное доказательство существования богов. Подобных тебе больше нет. Ты не мог выйти из человеческой женщины!

— Думаю, это правда, — кивнул Пертурабо. — Все ведет к тому, что я — дитя чьего-то умысла, а не природы. Мои способности слишком обширны, а отличия от других людей слишком велики, чтобы допускать обратное.

— И все же ты настаиваешь, что тебя создали не боги. Тогда кто?

— Я — что тот кусок ткани, — сказал юноша. — Однажды я выясню, кто меня сплел, и, уверен, окажется, что это никакой не бог.

— Человеку такое не под силу! — скептически воскликнул жрец.

— Но раньше было, — возразил Пертурабо.

Наблюдая за словесной дуэлью, Адоф наклонился к Даммекосу и тихо прошептал:

— Сколько, говоришь, ему лет?

— Слухи о нем появились два года назад, — ответил тиран Лохоса. — До того была тишина — ни следов, ни намеков. Сдается мне, на его возраст и пальцев одной руки хватит.

— Невозможно! — воскликнул принц, глядя на широкоплечего и поджарого молодого человека.

— В этом мальчике все невозможно, — усмехнулся Даммекос. — Смотри.

Меж тем жрец, похоже, начал терять самообладание.

— Твои слова кощунственны! — причитал он. — Ты не боишься за свою душу?

— Даже будь у меня душа, — сказал Пертурабо, — ее тоже нельзя увидеть или потрогать — лишь принять на веру. Но об этом поговорим в другой раз. Так или иначе, бояться мне нечего. В вашей истории всякое наказание за святотатство присуждали и исполняли люди, а не боги. Описанные в «Мифике» не в счет — она недостоверна. Из этого я с полной уверенностью делаю вывод, что никакая всевышняя сущность не снизойдет до того, чтобы покарать меня.

— Тебя покарает паства, — настаивал священник, на глазах теряя прежнюю блаженность.

Пертурабо вскинул бровь.

— Опять же, люди, не боги. А люди… Что ж, пусть попробуют.

— Он обречет Лохос на гибель! — жрец снова воззвал к толпе. — Голод, война… Вы еще вкусите плоды сего отравленного древа!

— Теперь ты заговорил как демагог? Характерный признак заблуждающегося человека. Случись голод, он начнется из-за множества взаимосвязанных факторов: погоды, неумелого ведения хозяйства, отсталых приспособлений, сокращения посевных земель по экономическим соображениям, отселения бедняков по жадности богачей — но уж точно не от того, что я разгневал существ, которых даже нет.

— Ты называешь свое богохульство «гипотезой», хотя сам не приводишь доказательств.

На лице Пертурабо возникла холодная, змеиная улыбка — выражение слишком зрелое и жестокое для столь молодого юноши.

— Но мне хватает мужества следовать моим убеждениям. Я пока не знаю, прав ли, но уверен, что никто меня не накажет, а ты будешь выглядеть вздорным дураком.

Толпа засмеялась. Жрец, напротив, разозлился.

Пертурабо на мгновение задумался.

Тебя нельзя корить за невежество. Позволь привести метафору. Вообрази пещеру, где томятся люди. С рождения и до самой смерти они прикованы к стене, не зная внешнего мира и наблюдая лишь другую стену, что стоит напротив входа. Снаружи день и ночь горит костер, и все, что оказывается между ним и пещерой, отбрасывает внутрь тени…

— Я не понимаю, при чем тут боги? — перебил его жрец.

— Всему свое время. Ты любишь истории — так дай мне рассказать мою.

Толпа вновь разразилась хохотом, и в этот раз Пертурабо улыбнулся вместе с ней. Своей подколкой он нарочно сыграл на публику, и ее реакция, когда не была направлена на него самого, начинала приносить ему удовольствие.