Перстень вьюги - [37]

— Пора, — напомнил он.

— Спасибо вам, — проговорил дед Юхан. — Теперь можно и умереть спокойно.

Они вышли из хижины, а старик еще долго стоял на пороге и провожал их взглядом.

Бубякин был несколько удивлен, когда увидел девушку. Ведь он знал ее. Имя, правда, запамятовал. Но это была она, та самая, что ухаживала за ним в эстонском поселке, когда он был ранен. Вспомнил: ее зовут Линда!.. Еще больше он поразился, когда подметил, что эта девушка в шубе из телячьей шкуры и Дягилев будто бы давно знакомы. Она вроде бы смотрит на него с нежностью, а он пожимает ей пальцы. А возможно, этот удивительный человек сразу же околдовал ее, как тогда Наташу? В чем его сила? Утреннее солнце золотило смуглые щеки девушки. Светлые волосы рассыпались по плечам. Девушка была рослая, статная. Синие глаза ее смотрели спокойно, без малейшего признака тревоги. И только глубокая складка между тонкими бровями свидетельствовала о какой-то затаенной мысли.

Высокие сосны, ели и березы обступали их со всех сторон. Была ранняя весна, и в низинах еще лежал снег. Остро пахло прелью. С зарослей черной ольхи капала роса. Лес был пронизан солнцем и казался обжитым, как парк. Столько было блеска вокруг, что глаза невольно щурились. Липы и ясени стояли совсем голенькие. Треснул сучок вверху. Это белка. А Бубякин и Дягилев сразу же схватились за пистолеты.

Да, да, они задержались, разыскивая хижину деда Юхана. Солнечный день не радовал. Ведь лес казался прозрачным. Даже кусты можжевельника словно сито. Порхнул между ветвей большой темный крохаль, а звону на весь лес. Хрустальная пустота, зеленое эхо…

Линда торопилась. Она шла быстро, уверенно, легко перепрыгивая через рытвины. Дягилев и Бубякин, вымотавшись за ночь, едва поспевали за ней. Она старалась увести их как можно дальше от опасных мест. Скоро проснется все побережье, лес наполнится гулом грузовиков, руганью немцев, лаем собак.

Дотошность гитлеровцев была хорошо известна Линде. Молодчики из легиона останавливали всякого, придирчиво проверяли документы, стреляли без предупреждения. Они были неумолимы. Они могли месяцами выслеживать одного-единственного человека, ходить, выискивать, как говорится, пока не стопчут ноги по самые колени.

Но сейчас Линда забыла осторожность. Она летела словно на крыльях. Сколько раз она думала о Николае и никогда, никогда не надеялась больше встретиться с ним. Она любила. И вот он, он, как в волшебной сказке… Теперь ей ничего не страшно.

Опасность подстерегала их на открытом месте, по которому проходила дорога. Линде думалось, что в ранний час дорога должна быть пустынной. Раздвинув кусты, чтобы проверить свободен ли путь, она в десяти шагах увидела легионеров. Они возились у заглохшего грузовика. Линда отпрянула назад. Но ее заметили.

— Эй ты, красотка, иди сюда! — заорал на весь лес один из толстомордых молодчиков.

Дягилев и Бубякин присели от неожиданности.

— Я тороплюсь, некогда, — беззаботным голосом отозвалась Линда из-за кустов.

Всем троим казалось, что сейчас начнется преследование, пальба. Но мотор заурчал, легионеры захохотали. Послышалась крепкая брань. Грузовик скрылся за поворотом, оставив после себя синюю вонь. А Дягилев и матрос все еще не могли опомниться, унять дрожь.

— Ну и ну! — проворчал Бубякин. — Швырнуть бы в них гранату…

Кровь закипала у матроса в жилах. Он привык чувствовать свое преимущество над врагом. А тут приходится изображать из себя зайца! Он ненавидел яркое солнце, прозрачный лес, лоснящиеся дороги, по которым то и дело проносятся автомашины, медленно тянутся повозки. Из автомата бы по ним… Весь их путь напоминает путешествие по паутине. Дороги, бесчисленные речки, тропы, хрящевые гряды.

Бубякин накалялся все больше и больше. Теперь он боялся встречи со всей этой швалью в мундирах. Боялся, что не сдержится, не сумеет притворяться глухонемым, а сразу же пустит в ход пистолет и гранаты. Ощущение опасности было невыносимо мерзостно, гнуло к земле.

Когда снова углубились в густой молчаливый лес, возбуждение постепенно прошло. За песчаной равниной потянулось болото. Почва под ногами колыхалась. Они то и дело цеплялись за упругие, мокрые ветки карликовой сосны, осторожно опускали ноги на белый мох. Когда ледяная вода просачивалась поверх голенищ сапог, Бубякин спешил ухватиться за протянутую руку Дягилева. Зыбуну не виделось конца. Линда то и дело предупреждала:

— Впереди «окно»! Осторожнее…

По-видимому, вела их по тайной тропе, не известной никому, кроме партизан.

Это была Северная Эстония — край не тронутых рубкой лесов и непроходимых болот. Во время весеннего половодья болота превращаются в безграничные водные просторы. Часто попадались небольшие озера и мелкие озерки, заросшие тростником. Поднимались и опускались стаи диких уток, гусей. При виде такого количества дичи у матроса зудели руки. «После войны обязательно сюда наведаюсь, — думал он. — Места что надо!» Приводили в изумление хорошо обкатанные громадные серые валуны. Издали они напоминали пасущихся животных.

Населенных пунктов и дорог здесь не было, и картины мирной природы действовали успокаивающе. Забывалось, куда они идут и зачем. Просто был пронизанный солнцем лес, высокие сосны и ели с черно-зеленой хвоей, турпаны, кулички и озера, прозрачные как стекло. Лед еще не всюду растаял. Дышалось легко. Звонко пели зяблики. Линда радовалась чудесной, как она считала, встрече с Дягилевым. Она не сомневалась, что Дягилев пришел сюда главным образом из-за нее. Любовь провела его сквозь все преграды. Теперь она признается ему во всем… Она полюбила его сразу, еще там, в Ленинграде, когда они впервые встретились. Мартин тогда привел Дягилева к себе на квартиру. Пока Линда готовила традиционную яичницу, парни громко спорили, словно шпагами, протыкали друг друга формулами и математическими выкладками, от которых у Линды всегда болели зубы. «Я рад, что познакомился с вами. Очень рад…» — сказал тогда Николай и легонько пожал ее пальцы. А она не могла сомкнуть глаз до рассвета. Позже здесь, у деда Юхана, они уходили на рыбацкой лодке в море или же помогали деду освобождать мережи… Однажды Николай привлек ее к себе и хотел поцеловать. Но она не позволила. У мужчин слишком длинные руки… Сейчас она, пожалуй, позволила бы… Тогда она была глупенькой. Вот и все.