Перстень Матильды - [34]

Ирмгард

(Маргарет Романова)».

Разгромленный наголову противник бежал в США, прихватив с собой на память о сражении за царские миллионы чужую фамилию. Настал момент, когда глава уважаемой адвокатской конторы мог поздравить своего клиента с успешным окончанием дела о наследстве.

— Я вас предупреждал, что борьба будет нелегкой, — тепло пожимая руку Владимира, говорил адвокат. — Двадцать девять лет тому назад, когда вы впервые пришли ко мне, оба мы были намного моложе. Но деньги всегда нужны. И может быть, в старости они нужны не меньше, чем в молодости. А может быть, и больше. В общем, желаю успехов…

В Лондон за наследством Владимир поехал все с тем же фамильным чемоданом, с которым он все эти годы связывал осуществление своих надежд. На пути к парадному подъезду лондонского банка больше не существовало никаких преград. Притязания Анны Андерсон были отклонены. Графине фон Мекленбург не удалось утвердиться в роли царевны Ольги. Сгинул, не сумев доказать своего тождества с царевичем Алексеем, и беглый полковник Голеневский.

Стальные двери английского банка, за которыми, по семейному преданию, хранились несметные богатства последнего русского самодержца, готовы были открыться перед его единственным наследником.

По мере того как Владимир поднимался по широкой мраморной лестнице банка, ему казалось, что с каждой ступенькой чемодан становится тяжелее. В операционном зале клерк указал окошко, куда следует обратиться. Оттуда наследнику пришлось перейти ко второму окошку, затем к третьему. Там банковский чиновник, краем уха выслушав клиента, посмотрел на него поверх очков и молча указал на прикрепленное около окошка объявление:

В связи с тем, что в английский банк обращаются разные лица по поводу 400 миллионов рублей, якобы депонированных свыше пятидесяти лет тому назад русским царем, правление банка доводит до всеобщего сведения, что русский царь никаких вкладов в английском банке не имел и слухи об этих деньгах являются вымышленными.

В этот день обитатели лондонского Сити видели, как из дверей крупного английского банка вышел пожилой грузный мужчина с потертым чемоданом. Поставив чемодан на тротуар, он тяжело опустился на него и вперил отрешенный взор в надпись на фронтоне: «Деньги — это власть!» Через некоторое время грузный мужчина поднялся и, нетвердо ступая, поплелся по улице.

— Сэр! — окликнул его швейцар. — Вы оставили свой чемодан!

Но мужчина не оглянулся.

В эту минуту около банка по чистой случайности оказался полицейский репортер из Парижа. Увидев брошенный на тротуаре знакомый чемодан, он радостно воскликнул:

— О, да ведь это чемодан царя Владимира!

И бросился к телефону.

ПЕРСТЕНЬ МАТИЛЬДЫ

ДВА «ЯГУАРА» В ОДНОМ КАПКАНЕ

Однажды в полночь в одной из московских квартир зазвонил телефон.

— «Ягуар-101»? — послышался в трубке мужской голос. — Говорит «Ягуар-102». Напоминаю: «Комета» стартует ровно в девять. «Кобра» все приготовила… «Амазонка» может отправляться налегке…

— Вас понял, — ответил «Ягуар-101». — Старт ровно в девять!

Об этом ночном разговоре мы могли ничего не знать, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что под кличкой «Ягуар-101» фигурировал один из нас, а под кличкой «Ягуар-102» — другой.

К эзоповскому языку и кличкам мы стали прибегать с тех пор, как одна из иностранных разведок занесла нас в свою картотеку. Какая именно эта была разведка — английская «Интеллидженс сервис», западно-германская служба безопасности или американское ЦРУ, мы еще не знали. Но поскольку сам факт не вызывал никаких сомнений, мы поспешили законспирироваться.

В эту одиссею нас втравил юный практикант Женя Лифанов. Женя был страстным собирателем марок и состоял в личной переписке с французским филателистом господином Леви.

Письма от господина Леви приходили каждую неделю. Иногда парижанин в знак внимания вкладывал в конверт небольшой презент — две-три пластинки жевательной резинки.

— Полезная штука! — отправляя в рот жевательную резинку, бравировал своими международными контактами Женя. — Ароматизирует полость рта… Развивает мышцы лица, предупреждает от преждевременных морщин!

Сотрудничество двух коллекционеров было плодотворным и, возможно, со временем могло обогатить мировую филателию. Но вот однажды Женя обнаружил в своем почтовом ящике письмо не из Парижа, а из Франкфурта-на-Майне. Адрес на конверте был написан незнакомым почерком.

В письме говорилось:

«Уважаемый коллега!

Ваш адрес я получил от Леви из Франции, с которым Вы обменивались марками. Я же не филателист (чем, вероятно, огорчу Вас), но могу Вам посылать некоторые новинки, выходящие в нашей стране.

Лично я интересуюсь современной художественной литературой и поэзией.

Если Вы интересуетесь еще чем-либо, кроме марок, то я охотно помогу Вам.

Вероятно, у нас найдутся общие интересы. А мне переписка на русском языке доставит большое удовольствие, так как знание этого языка я получил от матери и интересуюсь жизнью России.

Надеюсь на Ваш скорый ответ.

С приветом и уважением к Вам

Алекс Липперт».

Вывод напрашивался сам собой: господин Леви отказывался от дальнейшего сотрудничества с Женей. Юного филателиста охватило глубокое возмущение. Во-первых, французский филателист, денонсировав договор, даже не удосужился лично уведомить об этом коллегу. Во-вторых, в переписку представителей двух стран бесцеремонно вмешалась третья держава.