Перстень Матильды - [31]

Вопреки ожиданиям, суровый приговор главы императорского дома не вызвал в душе опального князя ни сожаления, ни раскаяния. Более того, в газете «Сидней морнинг геральд» появилось интервью Дмитрия Александровича, в котором он глубоко анализировал международное и внутреннее положение двора Владимира. Вкратце оно сводилось к четырем пунктам.

1. Невероятно, чтобы русская монархия была когда-нибудь восстановлена, и единственно, что можно было из нее извлечь — это та наличная сумма, которую водочная фирма уплатила за двуглавого орла.

2. Он не понимает, от какого дома его отлучили, потому что от того, чего нет, никого отлучить нельзя.

3. Великокняжеский титул, который носит Владимир, так же, как и титул наследника-цесаревича, были ему пожалованы в 1924 году его отцом Кириллом Владимировичем, который сам никогда императором не был и никому ничего жаловать не мог. Поэтому затея со двором и придворными не больше чем кукольный театр.

4. С тех пор как Владимир породнился с коммивояжером Мухранским, Дмитрий Александрович считает зазорным поддерживать с ним какие-либо отношения. Этот человек, называющий себя грузинским царем, на самом деле владел лишь десятью баранами, а раньше на Кавказе у кого было десять баранов — тот и считался князем. Что же касается его сестры Леониды, то ее если можно именовать царицей, то только царицей кабаре. И вообще он, Дмитрий Александрович, не понимает, как можно было ради денег взять в жены особу на двенадцать лет старше себя.

Так, сам того не желая, Владимир одним ударом обрубил пять сучьев своего генеалогического древа. Оставалось еще два второстепенных отростка — князья Всеволод и Ростислав и хилая сухая веточка в образе великой княгини Веры Константиновны.

Рассчитывать на боевые качества угасающей старушки было бы неблагоразумно, и ее тут же пришлось сбросить со счета. Вслед за Верой Константиновной отпал и князь Всеволод. Занимавшийся мелкооптовой виноторговлей Всеволод Романов под благовидным предлогом уклонился от объявленной Владимиром мобилизации, сославшись на неотложные дела, связанные с закупками молодого вина.

Зато князь Ростислав на зов Владимира откликнулся без промедления. Он извещал своего родственника, что вот уже около двух лет мужественно борется с подлым самозванцем. Подобно своим великим предкам, он отстаивает честь короны и не жалеет ради этого своей жизни так же, как и они не жалели живота своего на поле Куликовом. До недавнего времени князь Ростислав вел безбедное существование. Он был младшим компаньоном русского штабс-капитана, владельца небольшого ресторана в Чикаго. Князь предоставлял хозяину право использовать его имя и титул для рекламы, а тот, в свою очередь, обеспечивал его бесплатными обедами и выдавал деньги на сигареты. Но однажды в ресторане появился некий Майкл Джонсон, оказавшийся великим проходимцем. Увидев, что заведение процветает, Майкл Джонсон прямо из ресторана отправился в суд и заменил дарованное ему родителями имя на другое — принц Майкл Романов.

Присвоив себе чужое имя, этот басурман открыл свой ресторан. Он завел медный самовар, расписал стены в обеденном зале двуглавыми орлами, а на вывеске изобразил царскую корону и аршинными буквами написал: «Принц Майкл Романов». Заведение штабс-капитана сразу же лопнуло, после чего он, Ростислав, остался без горячей пищи. Более того, проходимец, лишивший его куска хлеба, снова обратился в суд и добивается, чтобы его, Ростислава, либо лишили великокняжеского титула и законного имени, либо запретили появляться в ресторанах, так как это наносит истцу материальный ущерб.

В заключение великий князь просил Владимира оказать ему материальную помощь и обещал, что, как только он разделается с чикагским самозванцем, они совместными усилиями возьмутся за мюнхенского.

Короче говоря, потрепанное житейскими бурями генеалогическое древо Романовых оказалось трухлявым и, что называется, без сучка, без задоринки, без единой веточки. На него не только нельзя было опереться, но даже и пустой авоськи повесить было не на что.

Теперь вся надежда возлагалась на армию и флот. Они должны были воспрепятствовать осуществлению замыслов самозванца, расстроить свадьбу, которая должна была состояться в Свято-Отеческом храме в Мюнхене.

Наконец-то настал час, когда генерал Глазенап мог проявить себя как стратег и военачальник.

Но перед этим ему необходимо было утрясти некоторые организационные вопросы личного порядка. Дело в том, что командующий императорской армией и флотом вот уже много лет занимал пост швейцара в одном из дорогих отелей, где его держали за бравый вид, строевую выправку и пушистую фирменную бороду. Самому Глазенапу эта должность тоже импонировала, так как давала возможность появляться в штаб-квартире в ливрее с золотыми галунами, напоминавшей прежний генеральский мундир. Генерал дорожил своим местом и теперь, когда ему понадобилось отлучиться по делам Владимира, пошел испросить разрешения у хозяина.

— Меня эта ваша династическая война нисколько не интересует, — возразил владелец отеля в ответ на просьбу Глазенапа. — И то, что вы там чем-то командуете, меня не касается. Впрочем, вы собираетесь в Мюнхен? Оттуда я как раз жду партию пива. И если вы согласитесь проследить за отгрузкой, я могу вас отпустить. Но за ваш счет.