Перстень для Гелены. Рассказы о любви - [18]

— Я хотел бы видеть вашего почтенного супруга, блистательная, — произнес Бранд.

— Он болен. Каллат, пошла! — прошипела она бледной от испуга и любопытства служанке. — А отца нет дома — он уехал по делам.

— Что ж, тогда я попрошу вас, блистательная Руахравван. Вынести мне платье, подаренное вам вашим добродетельным супругом в день свадьбы.

— Да продлятся дни его, — ядовитым шепотом докончил Крысяка. Он чувствовал ненависть и раздражение женщины, слишком опасавшейся Храма, чтобы посметь укусить.

— Демоны Ресорма… — она закусила губу, рывком откинула флер с лица, будто он мешал ей дышать. Мечники Храма подались вперед. Бранд отогнал их, как псов. — Вот что… Сейчас!

Резко повернулась на каблуках и ушла в глубины дома.

— Сбежит, — шепотом предостерег Яан.

— Дом окружен, — так же тихо ответил Бранд.

— Стерва.

— Согласен.

Крысяка вдруг понял, что ему симпатичен этот храмовник-полукровка. Прижмут бабенку — надо напиться вместе. Чтобы забыть про жажду, он, закинув голову, стал разглядывать эмалевые плафоны и легкие, будто кружевные, мраморные поднизи крыши. Потом перевел взгляд на мозаичный пол: цветные кусочки камня составляли рисунок виноградных лоз с разноцветными кистями и разных других плодов, вызвавших у Яана слюнотечение. Он поднял оброненный Каллат кувшин и допил то, что в нем оставалось.

— Вот! — блистательная Руах выскочила на крыльцо и швырнула им под ноги синий сверток. — Подавитесь! Придурок, как все мужчины! Оно треснуло на мне, я больше не надевала.

Бранд развернул и тщательно осмотрел снаружи и изнутри лопнувшее по шву шелковое, шитое жемчугом платье. Потом передал Крысяке. Ткань и жемчужный узор были точь-в-точь такие, как на рисунке Маар, и, значит, в видении — но без следов ветхости и грязи. Так не отстираешь, да и жемчуг при стирке часто обрывается. Конечно, можно все расшить заново… но следов от старых проколов не спрячешь — слишком тонок шелк. И вот эти складки, образовавшиеся от долгого лежания в свернутом виде, стойкий запах лаванды, заставивший ун Рабике расчихаться: лавандой обычно перекладывают вещи, хранящиеся в сундуках. Чтобы полностью исключить сомнения, храмовник рассмотрел ткань и швы через отполированный до шелковистой гладкости хризопраз и со вздохом вернул платье хозяйке.

— Прошу простить. Не мог ли им воспользоваться кто-то без вашего ведома?

— Что?!! — взвизгнула она. — Я хорошо вышколила службу. Если вопросов больше нет, вас проводят.

— Спасибо, мы сами, — Яан с издевкой поклонился. Блистательная госпожа едва не пронзила его взглядом и черными ресницами. Запнувшись, Крысяка соскочил с крыльца и пробормотал то ли себе, то ли Бранду:

— Чего-то она боится. Я бы все же приказал обыскать склады ее папочки и супруга. И службы при доме. Нужны какие-то разрешения?

— Для Храма — нет.

У Бранда был измученный вид. А ведь вечером еще предстояло тащиться по портовым кабакам и табернам. Такое хорошо, когда не по служебной надобности.

— Ну, и что теперь? — обходя угол забора, Яан от души пнул подвернувшийся камень и взвыл, подскакивая на одной ноге, потому что разбил большой палец. Сзади тихо хихикнули. Мужчины обернулись. Перед ними, закрываясь локтем, стояла давешняя служанка, Каллат.

— Госпожа врет, — мягко проглатывая «р» и «в», промяукала она. — Я видела женщину в синем платье.

Крысяка схватил девчонку под локоть:

— Где, когда?

— Тише… Быстрее, она хватится…

Каллат почти затолкала мужчин в нишу ограды, под спускающиеся до земли грушевые ветки: у носа ун Рабике важно качнулся пронизанный солнцем плод. А потом, приплясывая на месте, выбивая из известковых плит улицы искры деревянными подошвами, глотая буквы, служанка зачастила. Яан понимал ее пятое через десятое, но видел, как делается все мрачнее Бранд.

— Ну? Что она говорит?!

Храмовник отмахнулся: потом!

Доплясав и поцеловав храмовнику локоть, девчонка ускакала, помахав рукой и показав Яану язык. Бранд позвал к себе стражников и отдал им какие-то распоряжения, а сам заспешил по улице вниз, к морю. Яан вгрызся в язык, чтобы промолчать. Когда они отошли уже достаточно далеко от негостеприимного Эмалевого чертога, Бранд присел на бортик уличного водомета и, зачерпнув горстью, вылил воду себе на голову. А потом долго и жадно пил.

— Не беспокойся. За домом будут следить. За Руахравван и ее мужем тоже, — Яан отметил, что в этот раз храмовник не назвал ее «блистательной». — Сперва я решил, что девчонка хочет оговорить госпожу из мести. Ты видел следы побоев?

— А еще ожоги на груди и укол булавки в основании шеи.

Бранд наклонил голову.

— Так вот, три ночи назад Каллат не могла заснуть — синяки мешали. Она тихонько спустилась в сад, но, когда услышала шум, спряталась за куст самшита.

— Вот откуда у нее на руках красные прыщики!

— Да, самшит ядовит. Ближе к утру кто-то постучал в калитку, залаяли веррги, а потом на дорожке к дому появилась женщина: та самая, в синем платье с вышивкой жемчугом — только платье было потрепанным и грязным, как в моем видении. Каллат до сих пор недоумевает, когда госпожа успела его выстирать, выгладить и спрятать — ведь именно она отвечает за хозяйские одежные сундуки. И куда делись следы собачьих зубов.