Перстень Борджа - [96]

Петру послышался вдруг хорошо знакомый ему шепоток Искусителя, подбивавшего совершить невозможное, и он ответил:

— Увы, но это правда — большого впечатления это на меня не произвело. Когда я хочу показать свое искусство, я стреляю в две монеты сразу.

— Это невозможно, — сказал де Тревиль.

— Вы ничем не рискуете, утверждая, что это невозможно; ведь я, безоружный заключенный, не могу вас опровергнуть.

Де Тревиль поколебался и, подергав себя за бородку, произнес, вынув из кармана две монетки:

— Господа, подайте ему два пистолета, пусть покажет, на что он способен. Собственно, если смотреть в корень, то тут нет нарушения правил, поскольку о том, что командир эскорта не смеет доверить эскортируемому заряженное огнестрельное оружие, в служебных предписаниях ничего не сказано, очевидно, их составителям такая несообразность даже в голову не пришла.

Петр выбрал себе два пистолета, которые кадеты в восторге от предстоящей забавы поспешили передать друг через друга прямо ему под нос, сжал их правой рукой, а левой подбросил обе денежки как можно выше. Еще когда они летели вверх, Петр, перебросив один из пистолетов в левую руку, выстрелил из обоих одновременно — и монетки, резко изменив свой путь, расплющились о стену ратуши. И кадеты на глазах у изумленных писарей и служителей ратуши, которые, заслышав пальбу, приникли к окнам, кинулись к Петру и с восторженным воплем «браво!» вскинули его на плечи и принялись вышагивать по двору, распевая мушкетерскую песню, самую хвастливую из всех, которые когда-либо были сложены:

D'un pied je fais trembler la terre,

Et pour me rendre egal aiix dieux,

Je veux escalader les deux,

Pour у produire mon tonnerre.

А это означало приблизительно вот что:

Мой шаг бросает землю в дрожь,

И чтобы встать с богами вровень,

Мне влезть на небо невтерпеж,

Чтоб сверху разразиться в громе.

Потом капитан де Тревиль отобрал у Петра все движимое имущество, среди прочего и его пояс, набитый золотыми, и когда слуга привел из конюшни запряженную лошадь Петра, все вскочили в седла.

— Вперед во Вьенн, и да пусть не пережарится наша баранья отбивная в «Красной харчевне», — сказал капитан.

И они двинулись в путь. Когда они миновали ворота города Баланс и направились на север, вверх по узкой каменистой тропе, извивавшейся между рекой и откосами, где росли сосны и дубы, капитан де Тревиль спросил Петра, ехавшего от него по правую руку:

— А вы играете в пике, сударь?

— В свое время, когда случалось участвовать в этой хитроумной игре, меня считали сносным партнером.

Капитан де Тревиль выпрямился.

— Вы всерьез называете эту игру хитроумной или в насмешку?

— Пожалуй, всерьез, — сказал Петр. — Это игра не столь изощренная, как шахматы, но все-таки требует смекалки.

— Тогда хорошо, — сказал капитан де Тревиль. — Я надеюсь, что, пока мы доберемся до Парижа, мы успеем сгонять не одну партию; денег, как я сужупо толщине вашего пояса, у вас достаточно.

— Я твердо надеюсь, что партий мы сгоняем немного, — возразил Петр, — потому что, как вы уже слышали, я сбегу от вас раньше, чем вы думаете.

— С вашей стороны, господин де Кукан, неблагородно использовать во зло то, что мы обращаемся с вами не как с вульгарным преступником. Обратите внимание, я ведь даже не приказал надеть на вас наручники.

— Ну так обращайтесь со мной, как с вульгарным преступником, — сказал Петр. — Велите надеть на меня наручники, а я все равно сбегу.

— Quel homme! Quel hommet Какой человек! Какой человек! — восхищенно бросил безусый кадет с детским румянцем во всю щеку, ехавший справа от Петра. — Какая жалость, что он не француз.

— Оставьте свои замечания при себе, Гастон, — сказал де Тревиль. — А почему, тысяча чертей, вы хотите от нас сбежать? Ведь мы же вам объяснили, что заключение в Бастилию не означает ущерба для чести. Особенно если это делается по личному приказу Ее Величества. Или вы хотите нанести мне оскорбление, не доверяя моим словам? Этого, сударь, я никак не советовал бывам делать.

— Честь честью, господин де Тревиль, — сказал Петр, — но я не из тех, кто безропотно дает вести себя на смерть.

— А вы считаете, что мы ведем вас на смерть?

— Я не считаю, я знаю, — сказал Петр. — Я приехал во Францию с намерением убить одного высокопоставленного негодяя; увы, он прознал о моем намерении и теперь, когда я в его руках, поступит со мной так же, как я хотел поступить с ним.

— Это справедливо, — заметил де Тревиль. Теперь пришла очередь Петра возмущенно распрямиться.

— Справедливо?! — воскликнул он.

— Конечно, — подтвердил де Тревиль. — Когда я вызываю кого-либо драться, то в поединке либо я убью его, либо он меня, и это правильно.

— Но я не вызываю этого негодяя на поединок, — сказал Петр.

— В переносном смысле — вызываете, — сказал капитан де Тревиль. — Бывают поединки на большом расстоянии, и то, о чем говорите вы, смахивает на один из них.. Какое бы ни было расстояние — большое или нет, конец всегда одинаков.

— Вы правы, — согласился Петр. — С той только оговоркой, что мой противник, к которому вы меня ведете на смерть, преступник особо опасный, и как только он перестанет меня бояться — а я, наверное, единственный в мире человек, кого он боится, — то без помех продолжит дело, которое с успехом начал, и не остановится, пока не ввергнет в беду Францию, а вместе с Францией — и все европейские народы.