Перстень Борджа - [12]

Ее союз с известным трубочником, кому Прекрасная родила пятерых детей, не помешал ей, Божественной, ездить из страны в страну, из города в город.

Прежде всего она очаровала своим пением и красотой неаполитанских магнатов, князей ди Сант-Элиа, ди Черче, д'Арагона, Лаурензана, Караффа; с огромным успехом прошло ее выступление при дворе французского короля, равно как и при дворе Медичи во Флоренции; флорентийский граф Фонтанелла сочинил мадригал, где назвал Прекрасную десятой музой, четвертой Грацией, первой среди женщин, чудом природы, украшением искусств, воплощением чести и всяческих добродетелей и богиней красоты. Главную ее соперницу, флорентийскую певицу Санвителли, успехи Олимпии свели с ума, и она, вне себя от гнева, выпрыгнула из окна своего дома и раздробила себе левое бедро, так что на всю жизнь осталась хромой. Губернатор Милана считал Олимпию дьяволицей, способной ввести в искушение самого Юпитера. Трудно назвать лицо светское либо духовное, которое не попыталось бы воздать должное ее пенью, ее добродетелям, ее очарованию либо ее ножкам и всему, что так или иначе имело к ней отношение. Одним из самых страстных ее почитателей был крупнейший композитор семнадцатого столетия Монтеверди. Кардинал Сципион Боргезе, племянник папы, в знак своего восхищения и поклонения преподнес ей жемчужное ожерелье, но она отказалась принять этот дорогой подарок и попросила кардинала подарить ей цепочку от святого креста; кардинал, очарованный таким проявлением набожности и целомудрия, охотно исполнил ее просьбу.

Выступала La bella Olympia и в Страмбе перед герцогиней Дианой.

То была одна из неожиданных дорогостоящих прихотей герцогини, проявление ее спеси, которую не смогли сбить ни смерть мужа, ни гибель единственной дочери, ни потеря трона; в один прекрасный день, ни с того ни с сего, обращаясь к «мокрым курицам», как с жестокой издевкой величала она немногих представителей страмбского общества, дам и господ, которые изредка посещали ее салон, герцогиня заявила, что уже два года не перестает удивляться их пассивности и трусливому малодушию; Страмба, которая из столетия в столетие давала миру блестящих и благородных героев, что под предводительством своих кондотьеров вели сражения во всех концах Италии, повсюду, где была нужда в их ратном труде, когда брызжет кровь и трещат кости, эта самая Страмба — ox ты, горе горькое! — превратилась нынче в гнездо засонь и хвастунов, ночных колпаков и лапотников, — они только и умеют, что сидеть дома, считать денежки да подсматривать, спрятавшись за занавесками, как Марио Пакионе, пришелец из Рима, развлекается с проститутками, как курия мало-помалу, но неуклонно растаскивает старинное герцогское имущество и на вырученные деньги превращает Страмбу в безобразную военную крепость..

— А вы все, здесь сидящие, — вдохновенно продолжала вдовствующая герцогиня, прекрасная лицом и безупречная станом, скользя взглядом по лицам, вытянувшимся от беспокойства, ибо упоминание о пересчитываемых денежках не предвещало ничего хорошего, — все вы, кто в прошлые годы были участниками наших балов, пиршеств и других общественных событий, теперь сидите мертвыми призраками и пальцем не шевельнете, чтоб возродить наше общество. В чем же дело, почему вы не можете решиться на смелый шаг и вышибить дух из Марио Пакионе, показать и доказать нашим правителям в сутанах, что древняя Страмба еще жива? Я знаю, знаю, дон Тимонелли, что дядя этого Марио Пакионе уже два года назад разорил вас дешевыми устрицами, которые он привозит из заморских стран; я уже столько раз это слышала, что выучила наизусть и не в силах выслушивать снова. Мне известно и о том, господин Тремадзи, что ваш банк на грани краха и вам остается лишь ставить все новые заплаты, да и остальные, по слухам, уже приготовили себе нищенскую суму и посох; я не жду от вас новых скорбных отговорок и извинений, я жду действия. Какого? Скажу без обиняков и церемоний: я желаю, чтобы в этом салоне для нас, здесь собравшихся, пела La bella Olympia. Славнейшая из славных просит за свои концерты высокие гонорары, оплатить их из той грошовой ренты, которую соизволили назначить мне Его Святейшество, невозможно. Значит, вы должны собрать деньги сообща. Вот то действие, о котором я говорила и которого я от вас жду.

Кто-то из гостей предложил: коль скоро госпожа герцогиня непременно желает, чтоб в ее appartamento были устроены концерты, — пригласить в Страмбу какую-нибудь другую певицу, столь же знаменитую, но подешевле, чем La bella Olympia, к примеру, знаменитую Санвителли, чей незначительный физический недостаток, проявляющийся в хромоте, ничуть не сказался на ее великолепном голосе и искусном исполнении, зато вынудил ее значительно сократить размеры гонораров. После того как это предложение было решительно отвергнуто герцогиней, все покорились ее воле. La bella Olympia, совершенно случайно гастролировавшая неподалеку — в Песаро, охотно приняла приглашение вдовствующей герцогини Дианы и спустя два дня была в Страмбе, в герцогском дворце на piazza Monumentale, приехав в своей внушительной дорожной карете, огромной и старомодной, но удобной и явно добротной, со специальной формы съемным верхом, чтоб в карету можно было поместить и арфу: Прекрасная Олимпия, знавшая, что многие вельможи звучных старинных фамилий, у которых ей приходилось выступать, в действительности оказывались сущими нищими без собственного оркестра, вынуждена была аккомпанировать себе сама; кроме арфы, с которой она запечатлена на портрете маэстро Маттео Росселли, пространно описанном ранее, певица возила с собой еще маленькое, столь же изысканно-элегантное чембало.