Перстень Борджа - [112]

И Петр, приспосабливаясь к тону короля, ответил:

— Очень и очень, Сир, но все-таки не так, чтоб невозможно было выдержать.

— Выдержать это невозможно, — ответил король. — Я дома попробовал.

— Правда, Ваше Величество? И как Вы попробовали?

— Я подержал ладонь над пламенем свечи, — ответил король. — Но тут же отдернул, так что даже волдырь не вскочил. У вас вскочили волдыри, господин де Кукан?

Петр подтвердил.

Король поколебался, а потом, залившись румянцем, выпалил:

— Господин де Кукан, я ужасно восторгаюсь вами.

— Право, не знаю, каким образом я удостоился такой чести, Ваше Величество, — ответил Петр.

— Преклоняюсь, и все, — упрямо повторил молоденький король. — Господин де Кукан, у меня теперь возникает нужда в помощниках и советниках. Разумеется, не таких, какие были у моей матери.

— Разумеется, Ваше Величество.

— Я хотел бы, чтобы вы стали моим первым советником, господин де Кукан.

— Бесконечно признателен Вам, — сказал Петр, — за почет и доверие, которое Вы мне оказываете, и тем горше удручен, что не могу исполнить желание Вашего Величества, поскольку, как Вашему Величеству наверняка известно, я — первый советник турецкого султана.

— А вы не возвращайтесь к турецкому султану и оставайтесь у меня, — сказал король.

— У меня в Стамбуле жена, Сир.

— Так привозите ее в Париж. Она турчанка?

— Да, турчанка, Сир.

— И красивая?

— Очень красивая.

— А как ее зовут?

— Ее зовут Лейла, что означает «очень долгая и темная ночь».

— Une nuit tres longue et sombre, — мечтательно повторил молоденький король. — Великолепное имя! Прекрасная турчанка с роскошным экзотическим именем при французском дворе, это потрясающе! Вашу жену здесь ждет невиданный успех.

— Я не могу ее привезти, — сказал Петр. — Я дал слово Его Величеству султану, что не оставлю его.

— Тогда задержитесь здесь, со мной, до тех пор, пока все не наладится, — сказал король.

— Не могу. Сир, не могу, — повторил Петр. — Я обещал Его Величеству султану, что как только завершу свою миссию и отомщу Гамбарини, тут же отправлюсь в обратный путь.

И тут молоденький король Людовик Тринадцатый произнес нечто по-королевски великолепное.

— Как жаль! — сказал он. — Я не могу вас подкупить, потому что вы честный. А если бы вы были нечестный, это не были бы вы. Как бессильны короли!

И случилось так, что первым советником молоденького короля Людовика Тринадцатого стал некий безвестный мелкопоместный дворянин, лишенный размаха и таланта, который тем не менее нравился королю своим искусством в соколиной охоте; он оставался советником четыре года, пока руководство государственными делами во Франции не взяли на себя, как всем известно, два кардинала: де Ришелье, который в нашем повествовании еще только епископ, и отец Жозеф, его правая рука, прозванный впоследствии Серым кардиналом.

Как уже сказано, Петр отбыл из Парижа утром следующего дня, и одновременно с ним отправились в дальнейший путь первый курьер отца Жозефа, который переночевал в городе Жуаньи на Ионне в гостинице «У пращи Давида», равно как и второй курьер, переспавший у «Образа святой Екатерины» в городе Сане, тоже на Ионне. Если мы посмотрим на карту, то убедимся, что преимущество обоих курьеров перед Петром, который только что проехал через Сент-Антуанские ворота у Бастилии, было хоть и значительно, но, принимая во внимание долгий путь до Марселя, который им предстояло одолеть, не так уж и велико, чтобы Петр не смог играючи их обогнать. Однако стояла прекрасная погода, у Петра с собой снова был поясок, набитый золотыми монетами, и он не знал и не видел особых причин торопиться. Его тоска по темноокой и черноволосой Лейле, — как и боль, которую доставляла обожженная рука, — была, естественно, очень и очень сильной, но все же и не столь мучительной, чтобы этого нельзя было выдержать, поэтому ехал он весело и беспечно, наслаждаясь прекрасным весенним пейзажем, словно несколько лет назад, когда он странствовал по Италии с бравым капитаном д'Оберэ, и, так же как и тогда, заказывая по дороге свои излюбленные paupiettes с начинкой из шампиньонов и запивая их красным вином. Повсюду царили мир и покой, люди постепенно, с изрядным запозданием, осознавали, что в Париже снова случилась какая-то заварушка, и спокойно продолжали свою работу.

Да и в Стамбуле не происходило в это время ничего, достойного внимания. Генералы фон Готтенрот и фон Шауер провели на равнинах за городскими валами большие учения всех родов наземных войск, чей внешний блеск с лихвой искупал разные мелкие и не столь мелкие недочеты, которые объяснялись тем, что оба названных немецких стратега завели в турецкой армии непривычные правила, которые оказались не по зубам ни командирам, ни тем более рядовым солдатам; несколько проштрафившихся, а точнее говоря — четыре офицера, тринадцать младших чинов и двадцать три солдата, были приговорены за тупость к смертной казни. Зато генерал Ибрагим-ага, то бишь наш Франта Ажзавтрадомой, за образцовое воспитание янычар и руководство янычарскими частями был удостоен ордена Железного полумесяца.

Когда на четвертый день после своего отъезда из Парижа оба срочных гонца, один следом за другим, проезжали горный массив Монт дю Лионнэ, возникла ситуация, когда трагедия, которую они in potentia несли в своих сумках, могла бы обернуться фарсом. Сперва лошадь первого курьера, того, что вез сообщение о смерти Петра, потеряла подкову, так что гонец вынужден был спешиться и за узду довести ее до ближайшего селения — к кузнецу. Он нашел кузнеца, который почивал сном праведника, отсыпаясь после вчерашней пьянки; пригрозив его жене, что если она не заставит мужа приняться за дело, то всемогущий отец Жозеф расценит их поведение как саботаж, и с ее помощью выплеснув на голову пьяницы бессчетное количество ушатов студеной воды, гонец за час поднял его на ноги, и прошел еще час, пока кузнец опомнился настолько, что смог, ворча и проклиная все на свете, приняться за работу. Тем временем через селение проехал следующий курьер, у которого в сумке лежало послание, отменявшее известие о смерти Петра, и который, никак, не предполагая, что коллега, которого он должен настичь и остановить, совсем близко, проследовал своим разумно-неспешным темпом дальше. При таком положении дел, когда второй курьер вырвался вперед, легко могло случиться, что опровержение факта смерти Петра прибудет в Стамбул раньше, чем послание, где об этой смерти извещалось, что также вызвало бы лишь бурю здорового веселья и ничего больше. Но до этого благоприятного осложнения дело не дошло, потому что вырвавшийся вперед изначально второй курьер, доехав до Лиона, повстречал в гостинице «У знаменосца», где остановился на ночь, своего старого товарища, с которым в свое время служил в полку герцога де Лаведан; оба приятеля до глубокой ночи вспоминали минувшие дни, так что курьер проснулся поутру с больной головой и мутными глазами, тогда как изначально первый посол, тоже ночевавший в Лионе, но только в гостинице «У барабанщика», был уже два часа как в пути.