Перстень без камня - [53]

— Говоришь, когда король вынет камень из перстня… — прошипел Бенга.

Аннуха запнулся. Судя по реакции Бенги, что-то было не так в их дерзком, но выверенном до последней мелочи плане. Что же именно? Как всегда, мудрейший знал нечто такое, чего не знал никто из них. Это было унизительно, но привычно.

Старый маг прикрыл уставшие глаза. Даже здесь, в полумраке, ему было трудно смотреть. Кто бы ни украл королевский перстень, он был врагом Бенге. Змеемаг был почти уверен, что похититель вовсе не собирался сорвать южанину побег с архипелага, у него были собственные, неизвестные Бенге цели. Но по всему выходило, что они противоречат целям змеемага.

Поскольку вор своевременно вставил камень в оправу и до сих пор не вынул его, можно предположить, что он намерен продлить действие магии на архипелаге. То есть он не разнимет артефакт на составляющие в урочный час. Значит, сегодня в полдень магическое поле не исчезнет, Охранное кольцо не разомкнется, и уйти Путем праведников не получится.

Если бы не подступившая линька, Бенга сумел бы найти вора, отобрать перстень и взять ситуацию в свои руки. Во всяком случае, он имел основания так считать. Но — увы. Семирукая может хихикать над ним. Змеемаг не способен сейчас расправиться с врагом и не может ждать, пока ситуация разрешится без него. Собственное тело торопит его, навязывает сроки. Остается единственный выход — в самом буквальном смысле этого слова.

— Хороший план, — прошелестел змеемаг, и все за столом подобрались, потому что его слова не были похвалой. — Хороший план, но мы не пойдем Путем праведников.

У Аннухи сквозь стиснутые зубы вырвался невнятный звук, и он ссутулился, пытаясь казаться меньше. Старик скривил губы в подобии недоброй улыбки. Собравшиеся замерли, ожидая его слов.

— Кто из вас знает про Путь грешников? — свистящим шепотом спросил Бенга.

Молодые маги не знали.

* * *

Вчера Орвель упросил Трину занять гостевые покои во дворце. Обнадеженный, он долго не мог уснуть, строил далеко идущие планы, спохватывался, обличал себя в глупости и снова принимался мечтать. Ночь была беспокойной, Орвель то и дело просыпался — ему казалось, что уже давно утро. Как ни странно, встал он бодрым и тотчас послал узнать, как там гостья, хорошо ли почивала и присоединится ли к нему за завтраком. Король Тарсинг совершенно забыл о неприятностях пребывания в зверином обличье, чего с ним прежде не случалось. И даже пропажа перстня отошла на второй план.

После завтрака Орвель, слегка робея, спросил, не согласится ли Трина зайти с ним в тронную залу, к родителям. Девушка согласилась. По дороге Орвель рассказал ей о проклятии, постигшем короля и королеву, когда ему было всего шестнадцать лет. Затем, чтобы не возвращаться второй раз к неприятным материям, он рассказал о родовом проклятье Тарсингов — тем более что прямо сейчас Трина наблюдала его в действии и ничуть не пугалась. И, не успев опомниться, Орвель обнаружил, что рассказывает девушке об исчезновении перстня. Слушая его, Трина все больше хмурилась. Заметив это, Орвель осекся.

— Я огорчил вас, милая Трина! — покаянно воскликнул он. — Простите, я не должен был вываливать на вас все свои неприятности сразу. Но я ничего не хочу скрывать от вас. Мне кажется…

— Вам правильно кажется, Орвель, — улыбнулась девушка, и ямочки на ее щеках заиграли. — Я просто задумалась, что же я могу сделать, чтобы разыскать перстень. Пока рано обещать, но я найду, как вам помочь.

— О!

Тарсинг слегка оторопел, поскольку не ждал от девушки помощи — скорее понимания и сочувствия. Собственно, это уже и есть помощь, подумал он и попытался облечь свои мысли в достойную форму, но тут они добрались до тронной залы, и невозмутимый слуга распахнул дверь перед королем и его спутницей.

Родители Орвеля неподвижно восседали на тронах. Как позавчера, как год назад, как десять лет назад, когда на них обрушилось заклятие безумного мага и растянуло мгновения их жизни на годы. Инвойд и Росемунда дор Тарсинг были живы и, вероятно, проживут еще очень долго — вот только для королевства Трех ветров, как и для остального мира, они были все равно что статуи самих себя. Орвель по привычке потянулся было за метелочкой из птичьих перьев, чтобы обмахнуть с родителей пыль, но вовремя спохватился.

— Мама и папа, познакомьтесь, это Трина, — скованно сказал он. — Трина, это мои родители.

Девушка молча присела в реверансе перед бывшими королем и королевой, и Орвель ощутил к ней острую благодарность. Что бы она ни сказала сейчас, получилось бы глупо, и он уже успел пожалеть, что обрек девушку на неловкость. Но Трина удивительным образом всегда оставалась естественной, и сам Орвель рядом с ней не казался себе ни смешным, ни неловким. У него все получалось правильно — а главное, приходила уверенность, что так будет и впредь.

Они поклонились Инвойду и Росемунде и тихонько вышли из залы. Орвель молчал, погрузившись в собственные мысли.

— А они и вправду ничуть не изменились, — задумчиво сказала Трина. Ее мысли тоже витали далеко.

— Да, — рассеянно согласился Орвель дор Тарсинг и взял девушку под руку.

Легкая странность ее слов царапнула короля, но слишком слабо, чтобы заинтересовать. Он полностью сосредоточился на том, что собирался произнести сам. Проходя через галерею, в восточные окна которой лились потоки солнечного света, король остановился и повернулся лицом к спутнице.