Персонных дел мастер - [20]

— Так присядьте же.— Княгиня предупредительно подобрала свою нарядную юбку, так что из-под нее показался кончик кружев.

Но Никита, забыв все уроки Сонцева, только краснел и мотал головой, бормоча:

— Не смею сесть в присутствии пани княгини, не смею сесть!

«Ах, как он еще застенчив и наивен! — умилилась «роза Волыни», мечтательно окидывая взглядом крепкую фигуру Никиты,— И в то же время совсем уже мужчина!» И перешла в атаку более решительно и властно приказала, показывая на другой угол дивана:

—- Сядьте туда!

Никита сел, дурацки сложив руки на коленях.

Неизвестно, чем бы кончился этот начавшийся приступ, если бы двери внезапно не отворились и в гостиную не ворвалась княгиня Дольская.

— Извините, что я без стука, дорогая, но я думала, что тут никого нет! — И с насмешливой учтивостью остановилась у порога. Но пани Кристина уже скрыла кружева своих нижних юбок и поднялась навстречу.

— Что вы, я всегда рада видеть свою гостью! — сказала она, но ее глаза сказали княгине Дольской другое.

Никита поспешил откланяться, и, прощаясь с ним, пани Кристина многозначительно заметила:

— Надеюсь увидеть вас завтра на турнире, мой рыцарь! — И, проводив юношу взглядом, обернулась к Дольской: — Какие все-таки молодцы служат в этой новой русской армии! С такими сержантами царь Петр вдребезги расколошматит и схизматиков шведов, и всех выскочек-«станиславчиков»². Не так ли, княгиня?

Шансы русской партии в замке Яблонских после этого незаконченного свидания резко возросли...

На другой день на широком зеленом лугу, спускавшемся к синей глади озера, состоялся рыцарский турнир в честь именин пана Юзефа. В Европе рыцарские турниры давно отгремели, но в Речи Посполитой время словно остановилось. Еще король Ян Собеский устраивал турниры рыцарей, а затем заботу о турнирах взяли на себя знатнейшие магнаты Польши. На этих турнирах они отбирали шляхту в телохранители, показывали силу и мощь шляхетского сословия подневольным холопам. И сейчас у лесной опушки были поставлены яркие шатры для пана князя, его знатных гостей и дам, а шляхта расселась на соседнем холме, вокруг больших бочек домашнего пива.

Затрубили герольды на сторожевой башне, и по двое в ряд по узкому деревянному мосту, ведущему из замка на луг, выехала кавалькада рыцарей. Впереди красовался прославленный рыцарь Речи Посполитой пан Чешейко, еще во времена короля Яна прославившийся как победами над басурманами, так и победами на турнирах.

Затем перед паном Юзефом пронеслись лучшие рыцари Ляховицкого околотка. Золоченые чепраки мели кистями по земле, на ярком солнце жаром пылали стальные шлемы и дедовские кольчуги. Немало рыцарей приняло участие в турнире, но все собравшиеся с нетерпением поджидали поединок основных претендентов на золотую корону, увитую венком из листьев каштана. На первое место все ставили пана Чешейко и вновь прибывшего гостя из Кракова пана Илинича, который, по слухам, вместе с известным партизаном Владеком Рыбинским возглавлял тамошние отряды «станиславчиков», наводивших ужас на всю Малутс Польшу. Этот Илинич, по национальности не то хорват, не то македонец, — высокий смуглый мужчина с лицом, изрезанным шрамами в многочисленных битвах, отвесил дерзкий поклон дамам, поцеловал руку княгини Дольской, по чьему вызову он и увился в Ляховицы, и почтительно преклонил колени перед паном Юзефом, прося князя самому определить ему соперника.

— Столь славный рыцарь, как вы, пан Илинич, должен иметь самого знатного супротивника,— заметил Яблонский и указал на пана Чешейко, горделиво восседавшего на своем старом смирном бранденбуржце.

В тот сезон в моде были полосатые испанские лошади — таранты. А так как не любой шляхтич мог позволить себе отвалить тысячу злотых за такое диковинное приобретение, то многие находили выход в том, что сами красили своих лошадей в разноцветные полосы. Смирный бранденбуржец пана Чешейко был выкрашен щедрой рукой деревенского маляра во все цвета радуги. Но день был жаркий, знойный, бабье лето было в разгаре, и краска обильными ручьями потекла с вороных боков старого бранденбуржца, ходившего со своим хозяином, должно быть, еще в венский поход Яна Собеского. Однако столь грозен и решителен был вид старого воина в железном шишаке и кольчуге, с добрым дедовским мечом, который он держал как палицу, что никто не решался сказать рыцарю, что его верный конь облезал на глазах всего общества. И только дерзкий Илинич, привыкший не стесняться в выражениях в своей банде, грабившей на всех больших дорогах вокруг Кракова под стягами короля Станислава, повернулся к пану Юзефу и объявил во всеуслышание:

— Я боюсь, что лошадь пана Чешейко растает как мороженое, прежде чем дело дойдет до поединка.

— Что?! — проревел пан Чешейко и занес было уже свой тяжелый меч, дабы сокрушить Илинича, но тут и сам увидел, что краска и впрямь стекает по крупу бранденбуржца.— Ты мне за это заплатишь! — погрозил он Илиничу и поскакал вниз через луг к озеру.

И хотя никто не смеялся над ним, кроме Илинича, старому рыцарю мерещились позади сотни смеющихся ртов, и в том числе ротик прелестной пани Кристины, давней и безответной любви пана Чешейко.