Персона нон грата - [81]

Путешествие оказалось сравнительно недолгим: не доехав немного до Паневежиса, они свернули с Укмяргского шоссе на второстепенную дорогу, проехали по ней километров восемь или десять, еще раз свернули, теперь уже на грунтовый проселок, теряющийся в обширном лесном массиве, и вскоре подъехали к затерявшемуся в лесу хутору.

Здесь они перекусили на скорую руку. Старая Онуте, хозяйка хутора, какими-то снадобиями и целебными мазями обработала ссадины и болячки, полученные ее внуком в недавней заварушке. Женщине этой, много повидавшей на своем крестьянском веку, было лет под семьдесят. С виду она была суровой и немногословной, но оказалась добрым человеком и гостеприимной хозяйкой.

У старой Онуте было пятеро детей, все они давно жили кто в Паневежисе, кто в столице, и все уже сами имели взрослых детей, а двое из них, старшие, даже внуков. Бабку не раз звали к себе то дочери, то сыновья, хутор же предполагалось продать, поскольку ни ее дети, ни тем более внуки не испытывали желания горбатиться на земле, как это было во времена их предков… Но Онуте отвергла все эти предложения и осталась жить на хуторе, где она появилась на свет еще во времена президента Сметоны.

Кроме как поесть на скорую руку, сил у приехавшей на хутор молодежи не было уже никаких: и часу не прошло, как все четверо спали мертвецким сном…

Проснулась Головина в три часа пополудни.

Как вскоре выяснилось, все, кроме нее, давно встали. А Стас Нестеров вообще уехал с хутора еще в одиннадцать утра, потому что в Вильнюсе у него были какие-то дела.

Головина, переодевшись в спортивный костюм, умылась, почистила зубы.

Все удобства оказались во дворе, но это нисколько ее не смутило…

Стас предупредил ее, что ближайшие несколько суток им придется провести на этом затерявшемся в лесу хуторе. Потому что на арендованных в Вильнюсе квартирах появляться им сейчас небезопасно.

От него же Анна узнала, что имела место очередная стычка с тем блондином, который пытался похитить ее несколько дней назад, и какими-то его дружками. Но все закончилось благополучно, если не считать ссадин и синяков, полученных в этой разборке Римасом.

Крестьянский дом, построенный из красного кирпича и крытый соломой, был, несмотря на свой почтенный возраст, еще довольно крепким строением. Вплотную к нему подступали два сарая и баня, а пространство возле дома было распахано под огород.

Когда Головина вышла на подворье, она вдруг столкнулась нос к носу с каким-то косматым мужиком неопределенного возраста, который сильно смахивал на лешего.

Не успела она испугаться, как услышала голос Ирмы:

– Не бойтесь его, Анна! Это немой дядечка, он у нашей Онуте на хуторе уже два года живет… Забыли вам сразу сказать, чтобы вы не пугались, когда его встретите. Бабушка зовет его просто Вирас, то есть «мужчина», «человек» – в переводе с литовского.

На руках у Ирмы сидела Гертруда Францевна. Когда Анна погладила кошку, девушка с улыбкой сказала:

– Здесь, на хуторе у бабушки, живет огромная собака, вроде как помесь немецкой овчарки и волка. Бабушка так и называет пса – Вилкас[14]. Сейчас он на цепи сидит, потому что мы здесь находимся…

– Когда мы приехали, я видела будку возле усадьбы.

– Ну так вот… Мы только что наблюдали, как Гера загнала этого Волка в его конуру… Вы еще не слышали, наверное, как она рычит, когда сильно рассержена чем-то или хочет кого-то запугать? Ну чисто тигрица!

– А это не опасно для кошки? – встревожилась Анна. – Ведь этот ваш…

Вилкас, вероятно, свирепый пес?

– Еще какой свирепый, – посмеиваясь, сказала Ирма. – Но до драки у них, конечно, дело не дошло. Сейчас Вилкас, поджав хвост, сидит в своей конуре… У Геры, знаете ли, такой характер… Сама она никого первой не тронет, но все прочие звери, если они есть поблизости, должны быть на своих местах.

К ним подошла бабушка Онуте и, поглядывая то на москвичку, то на косматого мужчину, который теперь стоял чуть в стороне, принялась о чем-то разговаривать со своей внучкой.

Анна уже знала от Ирмы, что Онуте практически не говорит по-русски, поскольку всю жизнь прожила на этом хуторе…

Ирма, закончив непродолжительную беседу, тут же выступила в роли переводчика.

– Бабушка Онуте просила вам передать, Анна, чтобы вы не боялись Вираса. Он человек совершенно безобидный… В Паневежисе был специнтернат для глухонемых, но его закрыли из-за недостатка денег…

Бабушка взяла Вираса к себе из милости, потому что родных у него вроде бы нет. А так у него есть пища и крыша над головой.

Сказав это, Ирма негромко рассмеялась.

– Я бабушке говорю: «Онуте, ты, наверное, заставляешь его батрачить на себя». А она мне отвечает: «Посмотри, внучка, какая я теперь стала богачка, когда взяла к себе Вираса в батраки…» Анна тоже улыбнулась, попросив Ирму передать старой Онуте, что ей нравится и хутор, и все его обитатели.

– Через час будем обедать, – сказала Ирма. – К этому времени и Стас обещался вернуться из Вильнюса…

– А чем Римас занят? – спросила Анна, услышав доносящееся из-за дома ритмичное тюкание топора, сменяющееся временами перестуком молотка. – Дрова рубит?

– Нет, дров здесь и без нас запасено вдоволь, – улыбнулась Ирма. – Римас в бане, занимается мелкой починкой… Баня здесь замечательная, с парной, так что не сегодня, так завтра сможем в баньке деревенской попариться…