Перо и маузер - [85]

Нежен запах цветущих ржаных полей, кольцом окруживших тихую Дагду. Словно заворожены, стоят овсы, шелестят метелками, соками наливаются...

Нет полей у Вуцанов. Да разве только у них? Не цветут у Вуцанов нивы, не полег тучный клевер, не погнулись ветви яблонь от обилия плодов...

Да, каждому свое... Руки у сестренки и матери Иона в ссадинах и царапинах — так старательно пололи они сады и огороды богатеев, у которых раздольные нивы и стада.

А старый Вуцан, с той поры как отряды красных стрелков покинули берега Даугавы, остался не у дел. Вот пришла весна, и потянула старика неведомая сила к Даугаве, будто должен он вместе с Ионом плоты вязать. Пришла весна, он весь преобразился, спешит к полноводной реке-кормилице... А потом понуро бредет обратно, волоча усталые, точно свинцом налитые ноги.

Нет больше Даугавы-кормилицы! Даугава сделалась нищенкой. Заброшенная, одинокая, сиротливо и неспешно катит она свои воды к морю... И никому теперь не нужен старый плотовщик. А Ион, еще мальчонкой в девятнадцатом году бегавший на все митинги, стал совсем взрослым.

И без того хлипкая хибарКа на окраине Дагды что ни год все больше заваливается. Огородик — лук да картошка — под окнами, точно гири на ногах у старого Вуцана. Никуда от него не уйдешь. А покосившийся домик всем своим видом будто говорит: уходите! И все-таки Вуцан никуда не уйдет. Дождется следующей весны и опять пойдет к Даугаве...

Другое дело Ион — тот ждать не собирается! Сколько раз твердил, не та теперь стала Даугава, их кормилица ушла в верховья, под Витебск, под Полоцк, словом, в ту сторону, куда отступили стрелки, а им, Вуцанам, ничего не остается, как покинуть тихую Дагду и двинуться в том же направлении, там и работы и хлеба хватит на всех.

Что на это ответит старый плотовщик? Может быть, Ион и прав, может быть... Только он привык на плотах вниз по реке плыть, по течению... А главное, плота у него нет, чтобы с течением побороться. Пешком, что ли, пойти? Они-то с Ионом, может, и дойдут, но как быть с матерью, сестренкой, с покосившейся лачугой?

Нет, старый Вуцан останется дома и подождет возвращения прежней Даугавы. Авось дождется!

А Иону не терпится. Пешком дошагал до Резекне. У парня одно на уме: как разжиться деньжатами да махнуть в верховья Двины-Даугавы. И вдруг удача! Подвернувшийся вербовщик так расписал ему жизнь в работниках у зажиточных хозяев, что парень окрыленный примчался в Ригу...

— Хозяин, к трактиру подъезжаем! — громко говорит Ион, вспомнив про наказ делать остановку у каждой придорожной корчмы. — Стойте! Тпру-у! — кричит он вознице с передней подводы, тормоша хозяина за плечо.

— Проснись, хозяин!..

Но хозяин, растянувшись во весь рост на поклаже, храпит себе дальше. Передняя подвода остановилась было, но тут же тронула с места, так что пыль заклубилась.

— Поехали, черт побери! Тоже мне — пить ему надо в каждом кабаке! — размахивая кнутом, сердится попутчик, едущий сзади.

— Да мне-то Зто... Было велено... — бормочет Ион. Потом, убедившись, что его хозяин и не думает просыпаться, стеганул лошадь, повернувшую к коновязи, и покатили.

Сосновый бор остался позади.

Задать лошадям корму решили у Малупской корчмы. Хозяин с передней повозки на ходу наводит порядок в своем полупустом возу — укладывает порожние ведерки из-под масла, свертки, покупки, — затем кидает вожжи на телегу, а сам, спрыгнув с нее, ведет лошадь под уздцы. Вот и просторная корчемная конюшня. Свернув влево, лошадь чинно встала у обглоданной перекладины.

— Эй, полячишка, что с твоим хозяином? Не очухался еще? Дышит? — Калнуснис, привязав свою лошадь, подходит к Иону, который возится с уздой. — Так кто ты, в самом деле, поляк или литовец? А может, латгалец? Ну тогда валяй по-латышски, латышский язык у нас, брат, в почете! Без него шагу не ступишь! Ну да ладно... девки наши мигом тебя обучат!

— Рейнис, ау! — кричит Малынь, подходя с дорожным кульком к возу. — Вставай, Рейнис Виксне! Дернем по чарочке! Самое время! — И старик, теребя бородку, подмигнул Калнуснису: — Иначе его, стервеца, не поднимешь... Эй, Рейнис, Малупскую корчму проспишь! Не мешало б горло промочить!

— Вставай! Вставай! — напустился на него и Калнуснис, тормоша за плечо. — Закусим, выпьем и дальше поедем.

Рейнис Виксне трет кулаками припухшие глаза, причмокивает мясистыми губами, наконец спускает ноги с фуры.

257

9 Перо и маузер

— Где мы? — спрашивает он, пошатываясь. — Что, Малупская корчма? А разве Заттюрагс проехали? Чего же этот шалопай не разбудил меня?

— Да в тебя хоть из пушек пали, не добудишься, — смеется Калнуснис, обивая башмаки на пороге корчмы.

Вуцан потоптался возле подвод, поплелся за хозяевами.

— Здорово, корчмарь, ставь на стол полдюжины пива! — Виксна первым подходит к стойке, занимает самый длинный стол. — И колбасок нам каких получше, баварских, что ли, хорошо прожаренных. Верно я говорю, господа?

— Да чего ты, зачем такая трата, Рейнис! Слишком жирно будет! — забеспокоился Малынь, развязывая свой дорожный куль. — Нам бы хлебца, маслица да пивка... Чего нам еще?!

Бутылки быстро пустеют. Хозяева пьют стакан за стаканом. Калнуснис и Малынь закусывают хлебом с маслом, а Виксна уплетает баварские колбаски.