Перо и маска - [36]

Шрифт
Интервал

Все эти литературные личности завоевали право на реальное существование. Их имена известны так широко, как и их произведения. Они остались в читательском сознании памятниками эпохи.

Барон Брамбеус

Анна Андреевна: Скажите, так это вы были Брамбеус?

Хлестаков: Как же!

Н. Гоголь. «Ревизор»

Нет, это был не Хлестаков. Это был ученый ориенталист, член-корреспондент Академии наук, редактор журнала «Библиотека для чтения», но беспринципный человек и ловкий приспособленец Осип (Юлиан) Иванович Сенковский. Свою биографию он рассказал в «Фантастических путешествиях барона Брамбеуса», как он называл себя в литературе, в отличие от науки.

Предшественником Сенковского в создании вымышленного сатирического образа был И. А. Крылов, опубликовавший переписку «арабского философа Маликульмулька» («Почта духов»). Это была сатира на современное общество.

В 1827 году Сенковский напечатал против востоковеда Гаммера скандальное письмо под таким заглавием: «Письмо Тютюнджу-оглу-Мустафа-ага, настоящего турецкого философа, к Фаддею Булгарину, редактору «Северной пчелы», переведенное на русский язык и изданное с ученым комментарием Кутлук-Фуладия, бывшего бухарского посланника в Хиве, а теперь продавца сухих самаркандских абрикосовых сластей и литератора».

Это письмо представляет собою особую форму «ученой мистификации», выдуманной Сенковским. Не довольствуясь псевдонимом, он выступает здесь под именем турецкого философа, поручая комментарий к письму вымышленному бухарскому посланнику, ныне продавцу сухих фруктов.

Профессия ориенталиста подсказала Сенковскому восточную экзотику для оформления своих памфлетов и фельетонов. Применяя стилистику «Тысячи и одной ночи», он вводил в них визиря Багадура и его дочерей Критикзаду и Иронизаду.

Перейдя в лагерь реакционеров, Сенковский в союзе с Гречем и Булгариным проводил монархические идеи в литературе, и его имя со временем стало нарицательным, как члена «журнального триумвирата».

О дружбе Сенковского с Булгариным сохранился известный экспромт Пушкина, сказанный им о книжной лавке Смирдина:

К Смирдину как ни придешь,
Ничего не купишь —
Иль Сенковского найдешь,
Иль в Булгарина наступишь.

Когда же дружба их расстроилась и Булгарин в своей «Пчеле» напечатал пасквиль на Сенковского, последний в своем журнале поместил пьесу под названием, скрывшим его имя: «Фаньсу, плутовка-горничная», китайская комедия соч. Джин-Дыхуэя. Буквально с китайского переводил на Кяхте пограничный толмач Разумина Артемонов сын Байбаков».

Это была очередная профессорская шутка, продолжавшая ряд ученых мистификаций. В одной из них описывалась лунолюбимая великая царевна Минерия — Нильская лилия, дочь солнцелюбимого фараона Амосиса. В этой повести рассказывается про найденный на груди египетской мумии в Фивских катакомбах истлевший папирус. Уцелевшие куски папируса воспроизведены были в книге в таком виде:

……............… заслуживает замечания……....

...............вместо……….некоторым обра…......

................оре после великолепной свадьбы…………..

……………амой счастливой жизни……........

.......................…………… дети……........

.................………альнейшие глупости.

Автор прибавлял от себя несколько слов о профессорских шутках и говорил: «Барона Брамбеуса давно уже обвиняют в том, что он охотник сочинять шутку: один лишний раз для него не в счет. Вопрос состоит в том, как мудрым читателям понравится эта метода превращать в шутки самые темные задачи древней космогонии, таинственной науки жрецов о бытиях и числах».

«Мудрые читатели» не имели охоты осмеивать возвышенные стремления человека к свободе или самоотвержение ученого во имя науки. В результате о произведениях Сенковского стали думать, что в повестях его нет художественности, а в фельетонах — серьезности. Недаром Д. И. Писарев считал Сенковского «дилетантом русской словесности».

Мистификации Сенковского не имели корыстной цели, кроме разве высмеивания литературных противников, и носили характер ученого озорства или легкомысленного зубоскальства. Но созданный им образ барона Брамбеуса перерос рамки псевдонима и совершенно заслонил своего автора. Многие читатели считали живой, реальной личностью не писателя Сенковского, а барона Брамбеуса.

Иван Петрович Белкин

То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник.

Д. Фонвизин. «Недоросль»

В 1831 году вышли в свет «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», изданные А. П.».

Под инициалами А. П. скрылся А. С. Пушкин, опасавшийся за судьбу своих первых опытов в прозе. Как он сообщал П. А. Плетневу 9 декабря 1830 года «весьма секретно, для тебя единого»: «Написал я прозою пять повестей, от которых Баратынский ржет и бьется — и которые также напечатаем anonyme. Под моим именем нельзя будет, ибо Булгарин заругает».

В действительности же Пушкин боялся, что переход от романтических сюжетов и героев к «житейской прозе» будет истолкован как падение его таланта. В персонажах повестей Пушкин особенно выделял классовые, сословные черты (мещанство, чиновничество) с целью пробудить уважение к человеческой личности и тем способствовать общественному прогрессу.

Как известно, в «Повестях» приведена биография И. П. Белкина, взятая Пушкиным из рукописной «Истории села Горюхина». Пушкин применил систему маскировки подлинного автора событий по методам подобных же мистификаций Вальтера Скотта.


Рекомендуем почитать
За несколько лет до миллениума

В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.


Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь

«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.


Притяжение космоса

Эта книга рассказывает о том, как на протяжении человеческой истории появилась и параллельно с научными и техническими достижениями цивилизации жила и изменялась в творениях писателей-фантастов разных времён и народов дерзкая мысль о полётах людей за пределы родной Земли, которая подготовила в итоге реальный выход человека в космос. Это необычное и увлекательное путешествие в обозримо далёкое прошлое, обращённое в необозримо далёкое будущее. В ней последовательно передаётся краткое содержание более 150 фантастических произведений, а за основу изложения берутся способы и мотивы, избранные авторами в качестве главных критериев отбора вымышленных космических путешествий.


В поисках великого может быть

«В поисках великого может быть» – своего рода подробный конспект лекций по истории зарубежной литературы известного филолога, заслуженного деятеля искусств РФ, профессора ВГИК Владимира Яковлевича Бахмутского (1919-2004). Устное слово определило структуру книги, порой фрагментарность, саму стилистику, далёкую от академичности. Книга охватывает развитие европейской литературы с XII до середины XX века и будет интересна как для студентов гуманитарных факультетов, старшеклассников, готовящихся к поступлению в вузы, так и для широкой аудитории читателей, стремящихся к серьёзному чтению и расширению культурного горизонта.


Лето с Гомером

Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.


Веселые ваши друзья

Очерки о юморе в советской детской литературе.