Перо и крест - [13]

Открывать собору в полной мере свои взгляды значило обречь себя на верную смерть. Артемий это отлично понимал и старался спасти себя и товарищей, многие из которых были схвачены и судимы на том же соборе (их „дела", к сожалению, не сохранились). Так, когда Артемия вели из Кремля в темницу, он увидел своего ученика монаха Порфирия, которого вели в другое место заключения. „Благослови, отче!" - воскликнул Порфирий, и Артемий, скрывавший связь с Порфири-ем, не мог отказать ему в благословении. Это было доложено собору и поставлено Артемию в большую вину, тем более что краткий разговор единомышленников оказался весьма многозначительным.

„Отстаивать ли мне крепко свои взгляды против судей?" - спросил учителя Порфирий. „Молчи, отче! - ответил Артемий. - Наше дело плохо, сейчас не время спорить, и я молчать готов". - „Я хочу все-таки стоять спорно", - сказал Порфирий. „Молчи!" - произнес Артемий, и узники разошлись.

Давая совет молчать, говоря, что ныне не время спорить, Артемий заботился прежде всего о товарищах. Об этом говорят два его обширных письма, написанных во время суда. Антиеретический собор длился долго, общение между подсудимыми сурово пресекалось, за ними тщательно следили. И все же, используя каждый удобный момент, закованный в кандалы и брошенный в темницу, старец урывками писал, ободряя и поддерживая товарищей по несчастью. Одно послание он адресовал группе заключенных, другое - сидящему отдельно человеку, надеясь, что они смогут обменяться этими „писанийцами". На случай, если это не удастся, Артемий повторял основные мысли в обоих посланиях.

Имен или каких-либо примет своих адресатов Артемий ни разу не назвал, но для него лично письма, превратившиеся постепенно в обширные трактаты, представляли смертельный риск. Заполучив эти письма, освященный собор, безусловно, отправил бы автора на костер, как человека, с поразительной смелостью восставшего против господствующей церковной организации. Но Артемий руководствовался иными соображениями, чем личная безопасность: он выполнял свой моральный долг любви к ближнему, на деле воплощая проповедуемый им христианский идеал. Самые ранние из известных в России писем человека, судимого за убеждения, опирались на многовековую христианскую традицию и если не по форме, то по сути могли бы стать манифестом сотен тысяч будущих товарищей Артемия по несчастью.

Одно из писем Артемий начинает цитатой из Второго послания апостола Павла коринфянам (1:1 - 7), просто и наглядно показывая товарищам значение их борьбы за истинное христианство. „Не хочу не видеть, братья, - пишет русский литератор, - что мы в скорби, что мы отягощены свыше сил и почти не надеемся жить. Но сами в себе мы несем отрицание смерти, ибо, не надеясь на себя, уповаем на Бога, оживляющего мертвых, который от совершенной смерти избавил нас и избавит, если есть воля его. Молитесь и вы за меня, ибо мне и жить с Богом, и умереть приобретение. Надеюсь, что не заставит нас Бог искуситься больше, чем сам подаст нам сил". Именно своим любимым детям, но не рабам Господь посылает многие муки, „они плачут - а мир смеется, они сетуют - а мир умащается, они постятся - а мир наслаждается; они днем трудятся и ночью себе на подвиг бдят, в тесноте, трудах и волнах скорби - а иные пребывают в трудах страстей своих; одни гонимы от людей - другие в бедах страстей от бесов; и сколько их было изгнано, сколько убито…". Никогда путь господней любви не был легким, на нем не найти покоя и сладкой жизни.

Испытания на пути правды неизбежны, и пострадать за нее - великое благо. Распятие и смерть самого Христа, страдания апостолов и мучеников - великие символы тернистого пути к спасению человека. „Путь Божий - крест повседневный есть". Так уж повелось, что борцов за правду, носителей истинных Христовых заповедей, мало, а последователей лжи много: „Если бы вы были от мира, - говорит Артемий товарищам словами Христа, - мир своих любил бы; а поскольку я избрал вас от мира к духовной мудрости - того ради ненавидит вас мир". Умерший за спасение людей Христос недаром призвал: „Не бойтесь убивающих тело!" Крещение мучением и кровью, которое принимают верные, по уверению Григория Богослова, гораздо значительней и выше простого крещения.

Физические страдания и страх смерти занимают Артемия меньше душевных мук, которые он стремится облегчить своим товарищам. „Бога ради, - просит он, - не оскорбляйтесь и никакого смущения не имейте в скорбях наших, случившихся нам". И в другом месте: „Молю вас, братья, не стыдиться случившихся нам скорбей и гонений. Это мнимое бесчестье - слава нам есть, неисповедимый Божий дар не только в Христа веровать, но за него пострадать!" „Воззрите, как в древности страдали пророки и апостолы, лжепророки же были почитаемы подобно нынешним лжеучителям, говорящим в угоду (нужным) людям".

Заключенные ощущали мучительную несправедливость того, что их, христиан, судят в христианской стране, судит церковь, к которой они сами принадлежат и за которую готовы пострадать. „Не усомнимся о истине! - писал Артемий друзьям. - Хоть и христианами кажутся те, кто из-за слова Божьего мучает нас, - знайте, что плотское не приемлет духовного и не стоит удивляться им, глядя на самого Господа… который не от иноплеменников, но от родственных себе и представляющихся архиереями и книжниками предан был на смерть".