Пернатый змей - [126]

В один прекрасный день появился Гильермо и спросил, нельзя ли ему вернуться? Я ответил: только без Маруки. Он сказал, что Марука ему не нужна, а он хочет обратно. Жена была готова вернуться к нему вместе с детьми. Кузнец был не против. Я сказал, что он может вернуться, но своего места помощника надсмотрщика он лишился и придется ему снова стать пеоном, поденщиком.

И, казалось, он был доволен. Но потом приехала Марука и остановилась в Сайюле, делая вид, что зарабатывает на жизнь портнихой. У нее был знакомый — священник, и она снова связалась с Гильермо.

Видно, Рыцари Кортеса пообещали крупную награду тому, кто принесет им мой скальп; тайно, разумеется. Девица связалась с Гильермо, Гильермо связался с теми двумя пеонами, одним из Сан-Пабло и другим из Ауахихика, кто-то нашел остальных.

Спальня девицы была там, на террасе, недалеко от лестницы на крышу. Окно в спальне расположено высоко, забрано решеткой и выходит на деревья. Снаружи там растет высокий лавр. Видимо, девица, когда занимала спальню, взобралась на стол и расшатала решетку, так что Гильермо, прыгнув с ветки лавра, — очень рискованное дело, но Гильермо был способен на такое, — мог уцепиться за подоконник и проникнуть в комнату.

Вероятно, он и двое других намеревались снять с меня скальп и разграбить дом, пока не появятся остальные. И вот первый из них, человек, которого я убил, взобрался на дерево, отодвинул длинным шестом решетку и таким образом проник в комнату, а там по лестнице — на крышу.

Мартин, мой слуга, который ждал на другой лестнице, готовый встретить их, если они попытаются выбить железную дверь, услышал звон оконного стекла и бросился на звук, когда второй бандит — тот, которого вы застрелили, — сидел, сжавшись, на подоконнике, собираясь прыгнуть в комнату. Окно было очень маленькое и располагалось высоко от пола.

Не успел Мартин среагировать, как человек прыгнул на него сверху и дважды ударил его мачете. Потом взял нож Мартина, поднялся по лестнице, и тут вы выстрелили ему в голову.

Мартин, лежа на полу, увидел, как в окне появились руки третьего бандита. А потом и лицо — это был Гильермо. Мартин поднялся и ударил по рукам тяжелым мачете, и Гильермо упал на камни под стеной.

Когда я спустился вниз, то нашел Мартина, лежавшего у дверей той комнаты. Он сказал: «Они проникли здесь, господин. Гильермо был с ними заодно».

Гильермо сломал бедро, упав на камни, и солдаты нашли его. Он во всем повинился и просил моего прощения. Сейчас он в тюремной больнице.

— А Марука? — спросила Кэт.

— Ее схватили тоже.

— Всегда обнаружишь предателя среди своих, — мрачно сказала Кэт.

— Будем надеяться, что мы обнаружим среди нас и Катерину, — сказал Рамон.

— Но вы будете продолжать — с этим вашим Кецалькоатлем?

— Как я могу остановиться? Теперь это дело моей жизни. Почему вы не присоединитесь к нам? Почему не поможете мне?

— Как?

— Вы поймете. Скоро снова услышите бой барабанов. Скоро наступит первый день Кецалькоатля. Скоро поймете. Потом появится Сиприано — в красном серапе, и Уицилопочтли займет место на мексиканском Олимпе рядом с Кецалькоатлем. Тогда мне нужна будет богиня.

— Неужели дон Сиприано будет богом Уицилопочтли? — опешила Кэт.

— Первым человеком Уицилопочтли, как я — Первый человек Кецалькоатля.

— Это правда? — спросила Кэт Сиприано. — Этим ужасным Уицилопочтли?

— Да, сеньора! — ответил Сиприано с легкой надменной улыбкой, тайный дикарь сбросил маску.

— Не древним Уицилопочтли, а новым, — сказал Рамон. — И тогда должна будет появиться богиня. Почему бы вам не стать ею — Первой женщиной… скажем, Ицпапалотль, просто ради звучного имени?

— Я? — воскликнула Кэт. — Никогда! Да я умру со стыда.

— Стыда? — засмеялся Рамон. — Ах, сеньора Катерина, почему же со стыда? Это необходимо сделать. Необходимы зримые образы. Мы должны вернуться к представлению о живом космосе, должны. Древнейший Пан — в нас, и от него не отречешься. Мирным или насильственным путем, но мы должны совершить перелом. Так устроен человек. О необходимости этого говорит древнейший Пан в моей душе и мое современнейшее «я». Как только человек собирается с духом и принимает решение, альтернативам уже нет места. Я должен. Только так. Я — Первый человек Кецалькоатля. Я, если хотите, — сам Кецалькоатль. Образ и человек. Я принимаю себя таким и начинаю творить свою судьбу. Что мне еще остается?

Кэт молча слушала. Казалось, кровь, вытекая из него, странным образом переродила его, и он вновь оказался вне пределов человеческих эмоций. Странная форма категорического императива! Теперь она поняла, откуда у него такая власть над Сиприано. Она зиждилась на этом императиве, который он ощутил в своей душе и который был как послание свыше.

Она смотрела, как ребенок сквозь забор; с печалью и испугом.

Ах, душа! Душа вечно меняется, загораясь и угасая, и ее новые состояния противоположны прежним. Она думала, что они с Рамоном видят душу друг друга. А теперь перед нею этот бледный, отчужденный мужчина, со слабым странным мерцанием, словно посланием свыше, в душе. И недоступный, недоступный никакой женщине.

Тогда как Сиприано неожиданно открыл ей новый мир, мир сумерек, в котором темнеет полуразличимое лицо бога-демона Пана, никогда не умирающего, но возвращающегося к человеку с сумерками. Мир полумрака и подавленности, где во тьме на тебя набрасывается фаллический ветер.